Черные дьяволы - Михаил Ноевич Пархомов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующей его мыслью было, что надо идти на выручку. Не могут они оставить друзей в беде. Но приказ… Холодные, жесткие слова приказа вспомнились ему. У той войны, которую они вели теперь, были свои законы. Приказ! Прежде всего он должен выполнить этот приказ. Хотя, быть может, потом он себе этого никогда не простит.
Он озяб. Появилось такое чувство, словно на нем не комбинезон, а ледяной панцирь. Рука тоже онемела, и он с трудом заставил ее нажать на рычаг. Вперед!
Он заметил трос, поддерживавший заградительную сеть. В порту не прекращалась суматоха. Прощай, Троян! Торпеда погрузилась, ушла на глубину. Вокруг было темно и холодно. Лишь после того, как сеть осталась позади, Нечаев заставил своего «Дельфина» всплыть.
Они были в открытом море.
Мрачное небо припадало к воде, которую вспучивал ветер. Зарево над портом и огненные всполохи остались позади.
Нечаев посмотрел на часы.
Было начало второго. Хоть бы лодка задержалась, иначе…
Подумав об этом, он вздрогнул. Не может быть, чтобы лодка их не дождалась. Надо успеть!
«Дельфин» дрожал от напряжения. Нечаев выжимал из него все, что мог. Только бы успеть!.. А сам думал о Гришке, который мечется в мышеловке порта. Ему хотелось верить, что Гришка вывернется, уйдет. Ведь бывают же чудеса на свете. А Гришка и не в таких переделках бывал.
У него возникло желание сорвать маску и подставить ветру лицо. Но только об этом пока не могло быть речи. Кто знает, а вдруг снова придется уйти на глубину? Но главное — успеть. В висках снова стучала кровь. Сильно и громко.
Но лодки на месте не оказалось.
Ушла! Его охватило отчаяние. Он посмотрел на часы. Без десяти два. Как же так? Не могла лодка уйти раньше срока. Да, но катера… Он совсем забыл про катера. Видимо, катера обнаружили лодку и заставили ее уйти. И теперь…
Теперь надо было ждать четверо суток. Он знал, что вторая лодка непременно придет. Но надо было ее дождаться!..
Четверо суток! Он подумал об этом так, словно ему предстояло прожить четыре жизни. Эти четверо суток равнялись вечности. Но другого выхода не было. Ждать, ждать… «Де твоето момиче?» — пароль вспыхнул перед ним огненными буквами. Он произнесет пароль, и старик сторож ответит: «Легна сп вече, аго». Так будет. Совсем скоро, когда они со Шкляром выберутся на берег…
Он посмотрел на Сеню-Сенечку. Шкляр, казалось, дремал. Тогда Нечаев направил торпеду к скале «Парус», которая темнела впереди.
У скалы они сорвали с себя маски, сняли комбинезоны и тяжелые башмаки. Все доспехи вместе с торпедой надо было пустить ко дну. Согласно приказу.
Это отняло немало времени. Снаряжение привязали к торпеде. Когда она скрылась под водой — место было глубокое, — Нечаев и Сеня-Сенечка пустились вплавь. До берега от скалы было метров шестьсот, не меньше.
Вдруг в той стороне, в которой был порт, небо вспыхнуло, поднялось высоко, а потом сразу провисло, став дымно-красным. Там взметнулся высокий огненный столб. И только потом уже один за другим раздались два взрыва.
Перевернувшись на спину, Шкляр спросил:
— А второй откуда?
— Гришкина работа, — ответил Нечаев, который плыл рядом. — Жалко ребят.
— Погоди их хоронить, — хрипло сказал Шкляр.
Глава девятая
НА ЧУЖОМ БЕРЕГУ
Судам, находившимся в порту Варна, злоумышленниками нанесен значительный ущерб. Проявлено легкомыслие, выразившееся в недооценке возможностей противника… Необходимо усилить оборону, поднять ответственность… Порты Варна и Бургас в высшей степени необходимы нашему флоту.
(Из докладной записки немецкого адмирала Шивинда)На берегу крепко пахло водорослями. Узкая полоска песка белела в ночи ледяным припаем. За нею громоздились глыбы темных камней. Ночью сильно похолодало, и камни были влажными, скользкими. Они отливали мертвым блеском.
У Нечаева не попадал зуб на зуб. Выйдя из воды, он пригнулся и побежал к камням. Глухая темнота, которая залегла между скалами, и страшила и притягивала его. Что в ней? Она могла ударить в лицо огнем, но могла и укрыть от опасности. На прибрежном песке Нечаев чувствовал себя беззащитным. Ведь у него даже пистолета не было.
Он сжимал рукоятку ножа.
Темнота шелестела осыпями, трещала палым листом. Но звуки не сливались в просторный широкий шум, как это бывает в глубине леса. Каждый шорох, каждый тревожный хруст существовал как бы сам по себе и слышался громко, отчетливо. Оттого все звуки были какими-то жесткими и продирали по коже.
Но тут же он подумал, что это, наверное, холод. Они со Шкляром слишком долго пробыли в осенней воде, слишком долго.
Добравшись до камней, он внезапно почувствовал за спиной пустоту и, вздрогнув, оглянулся. Сени-Сенечки не было. Шкляр!
Он готов был закричать. Тревога швырнула его на землю. Скользя по камням, он стал снова спускаться к морю. Шкляр!.. Ноги, не находя опоры, срывались с камней. Он разодрал колени в кровь, но не чувствовал боли. Шкляр!
Он чуть не задохнулся от неожиданности и обиды. Сеня-Сенечка сидел на корточках. Казалось, он что-то ищет на песке. Нашел время!
— Ты что?
— Следы, — Сеня-Сенечка не повернул головы.
Теперь и Нечаев их увидел, эти следы. Глубокие, отчетливые. Подумалось: «Все — хана!» Он нагнулся, чтобы разглядеть их поближе, и у него отлегло от сердца: это были их собственные следы.
— Знаю, — кивнул Сеня-Сенечка, продолжая разравнивать песок.
— Их волна смоет.
— Нельзя. Могут обнаружить.
— Тогда быстрее. Я помогу.
Сеня-Сенечка не ответил. Он привык все делать обстоятельно. Вот теперь, кажется, действительно все… Комар носа не подточит. Догнав Нечаева, он тоже нырнул в темноту.
Подъем был крут, почти отвесен. Они поднимались медленно, цепляясь за кустарники и корневища. Старались не шуметь. Потом, выбравшись из расселины, они поползли к винограднику. Здесь твердая земля была в трещинах. На ней вкривь и вкось стояли деревянные столбики,
