Ринг за колючей проволокой - Георгий Свиридов

— Ив смятении душевном и в муках телесных пусть всегда с вами будет образ Спасителя…

Когда рука с черным крестиком протянулась к Андрею, боксер вежливо отказался:

— Мадам, я атеист.

Дама быстро отдернула руку. Растерянно посмотрела на Бурзенко. Вздохнула и, порывшись в своей сумке, достала маленькую плоскую коробочку:

— Это тоже успокаивает нервы.

Санитары шумно ввезли в коридор тележку, нагруженную картонными ящиками.

— Сейчас каждый из вас получит маленькую посылку. Наша организация заботится о вас. В посылке каждый из вас найдет то, что любил еще в детстве, что он любит и теперь.

— Господа, прошу не нарушать наш режим, — Говен прервал представительницу Красного Креста. — Больных ждет обед. Не следует портить им аппетит. Ваши посылки мы вручим после обеда. Как вы уже успели заметить, господа, в нашем лагере всюду царит порядок и чистота. А здесь, в больнице, вы убедились, что в Германии лечат врагов государства. По возвращении, господа, вы можете рассказать во всеуслышание, что в немецких концлагерях с государственными преступниками обращаются лучше, чем в Америке со свободными гражданами.

Делегация удалилась. Через некоторое время тележку с посылками укатили обратно. Фельдфебель прошел по палатам, забирая простыни и полотенца.

Вытащив из кармана плоскую желтую коробочку, Андрей прочел надпись: «Made in U.S.A.» — «Сделано в Америке»… Открыл крышку. На ладонь высыпались мелкие блестящие конфеты, похожие на русскую карамель «подушечки».

Бурзенко нетерпеливо сунул карамель в рот. Но его ждало разочарование: конфета оказалась тягучей резинкой… «Жевательная», — определил Андрей. Ему захотелось догнать сердобольную даму и швырнуть ей коробочку.

Около месяца Андрей провел в ревире. Окреп, набрался сил. Вынужденное безделье начало его тяготить. Хотелось действовать, бороться. Показывая Пельцеру налившиеся бицепсы, он шутил:

— Вот как откормили!

Пельцер щупал тонкими пальцами мышцы и тихо восклицал:

— Это то, что надо!

Наконец Крамер выписал Андрея из больницы. На последнем осмотре он похлопал Бурзенко по плечу и напутствовал:

— Карош, геноссе! Гут!

Соколовский предупредил, чтоб он ничему не удивлялся. А удивляться было чему: Андрею принесли полосатую робу, на которой не оказалось мишени, но номер был прежний — 40 922.

— Старайся не попадаться на глаза тем, кто был с тобой в штрафной, — сказал Соколовский. — Обходи их. Особенно старосту и капо. Направляем тебя в Большой лагерь. Это целый город. В нем находится несколько десятков тысяч человек. Будешь работать в сапожной мастерской, а жить в сорок втором блоке. Там встретишь узбека Каримова. Будь с ним поближе.

Глава четырнадцатая

Бурзенко быстро осваивал сапожное дело. На первых порах часть его работы брал на себя Каримов. Он натягивал на колодку брезентовую заготовку и несколькими гвоздями прикреплял ее к деревянной подошве. Андрею оставалось прибить к подошве кожаную полоску, служившую рантом. Ботинок снова брал Каримов и срезал выступавшие из-под ранта части заготовки. Колодка вынималась, и новая пара обуви ставилась на полку.

Работа не сложная, но однообразная. С утра до вечера одно и то же.

Через несколько дней после прихода Андрея в сапожную мастерскую вошел заключенный, принесший на ремонт несколько десятков пар деревянных башмаков. Взглянув на него, Бурзенко застыл в радостном удивлении. Перед ним был не кто иной, как подполковник Смирнов, вместе с которым его в Дрездене втолкнули в эшелон. Андрею хотелось встать, вытянуться и сказать: «Здравия желаю, товарищ подполковник!» Но он сдержался — надсмотрщик недобро оглядывал каждого входящего и выходящего из мастерской, хмуро следил за работой узников.

Спросив разрешения у обер-мастера, подполковник снял свои башмаки и протянул Андрею:

— Подбей косяки.

— Давайте, — Андрей быстро взял протянутый ботинок.

Иван Иванович сел рядом и, улучив момент, шепнул:

— Поговорим в другой раз… Где Батыр Каримов?

— Понес ботинки на склад.

— Передай ему, пусть после отбоя заглянет ко мне. Он знает куда.

— Слушаюсь! — тихо ответил Андрей.

И снова Бурзенко подумал о том, что в лагере смерти ведется тайная борьба с фашистами. Когда же в эту борьбу включится и он?

Каримов был намного старше Андрея. Черные волосы Батыра тронуло серебро седины. У него скуластое круглое лицо, типичное для ферганца, и чуть раскосые, внимательные глаза. Каримов, казалось, никогда не грустил, не тосковал. Правда, в вечерние часы он, любил, лежа на нарах, вспоминать о садах Ферганы и проспектах Ташкента, о родном Узбекистане.

Каримов называл Андрея, который хорошо владел узбекским языком и не раз бывал в Фергане, «русским земляком» и расспрашивал о его прошлом. Бурзенко отвечал охотно, открыто. Он видел, что Каримов связан с подпольной организацией и ждал от него заданий, был готов, не щадя жизни, выполнить любое поручение.

…Жизнь в Большом лагере Бухенвальда немного легче, чем в карантинном блоке или в штрафной команде. Здесь более сносный порядок. Надсмотрщики не так измываются над заключенными, не пускают в ход дубинки, а чаще ими только грозят. И в бараках нет особенной тесноты. А в остальном все то же: жизнь на грани голодной смерти.

Сегодня после вечернего отбоя Каримов ушел к Ивану Ивановичу. Андрей лежит на нарах и думает о Ташкенте, о товарищах по боксерской секции, о Лейли.

Он часто вспоминает ее, эту веселую и смелую девушку, их первую встречу, ночной парк. Где она сейчас? Что делает? Как сложилась ее судьба?

Андрей мысленно переносится в далекий Ташкент. Сейчас начало сентября. В садах ветви деревьев гнутся под тяжестью яблок. Поспели гранаты, лучшие сорта винограда, инжир. Андрею представилось: Лейли возвратилась из института — она обязательно должна учиться — и вышла на веранду с книгой в руках. А может быть, пошла в парк к берегу реки на то самое место, где они когда-то просидели целую ночь. В руке — виноград, а на коленях — книга, Лейли читает и, съев виноградину, бросает косточки в воду. Вот бросила и задумалась. Задумалась о нем, об Андрее. Иначе не может быть. Ведь она сама, сама обещала в своих письмах помнить и ждать. А проводы? Андрей уезжал в Армию. Его провожали друзья, отец, мать. А он все смотрел по сторонам — искал Лейли. Она опоздала. Началась посадка. «Не пришла», — решил Андрей и, быстро поцеловав родителей, направился к вагону.

— Андрей!

Он оглянулся.

— Лейли…

Она подбежала и, запыхавшись, неловко сунула ему в руки букет цветов.