Дорога без привалов - Олег Коряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидим на базе, а Горячий там, в Надыме, ждет не дождется вертолета, а весна прет по материку, и я начинаю подумывать, что могу застрять всерьез: в Надыме поплывет аэродром. На третий день нам вдруг разрешили вылет, но только стали подходить к Новому порту, подал голос Салехард: «Полет запрещаю, возвращайтесь назад». «Великое сидение» наше продолжается…
По горизонту накатываются и уходят во мглу темно-сизые полосы тумана и низких облаков. Вдруг снег на губе ярко засиял, а дальше все было зловеще хмуро, и не видно было горизонта. И опять поплыла хмарь.
Ненцы, ждущие машину на Новый порт и сидевшие и спавшие на снегу, исчезли — ушли к знакомым под крышу. Там отсиживались несколько дней и вдруг вылезли на свет божий. Может, почуяли перемену?
И верно, нежданно пришел старший радист базы:
— Поехали! Дают погоду…
В Надыме следом за нами сел на Ли-2 Вадим Сергеевич Кучеренко. Аэродром был уже слаб, а с этой машиной я мог еще проскочить в Тюмень.
Путь шел на Нефтеюганск, но посадку не разрешили: взлетная полоса «поплыла». Взяли курс на Сургут…
Проплывали мимо тундра и тайга. Ярко светились в ночи огни новостроек. Тысячи лет лежали места эти бесполезно нетронуты. А вот пришли советские геологи и строители, неугомонное, славное племя. И построили Светлый, и построят Надым и десятки других городов.
Светлострой продолжается — по всей Сибири идет Светлострой.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЗАВТРА
Я возвращался в свое далекое прошлое — ехал на Верх-Исетский металлургический завод.
Свердловчане, по укоренившейся в советское время привычке к сокращенным поименованиям, называют завод этот просто — ВИЗ. Он для каждого из них с детства — что-то родное, свое, неотторжимое. ВИЗ — самое старое из действующих в Свердловске предприятий: век его подкатывает к двум с половиной сотням лет. Другие уральцы, если и не знают всю историю этого древнего завода, то о боевых революционных традициях визовцев наслышаны достаточно. И уж особую славу верхисетскому коллективу принесли его трудовые дела.
Особую — потому, что почти все годы Советской власти завод выполнял особое задание Родины. Ему было поручено обеспечивать страну специальным электротехническим металлом — трансформаторной сталью.
Земля наша вся буквально утыкана трансформаторными подстанциями. Это установки для повышения или понижения напряжения переменного тока и распределения электрической энергии. Есть подстанции крупные, есть мелкие, есть просто трансформаторные будки, или киоски, они на каждом заводе и шахте, в каждом цехе и в обычном большом жилом доме. Сердечники трансформаторов, их главная часть, изготовляются из специальной магнитопроницаемой стали. Ее называют трансформаторной.
Чтобы не вдаваться в лишние здесь электротехнические подробности и сложности, скажу лишь, что сталь, эта обладает такими магнитными свойствами, которые позволяют до минимума свести потери мощности, так называемые ваттные потери. Лиши ее этих свойств — масса энергии понапрасну уйдет в пространство, буквально на ветер.
Производство такой, насыщенной кремнием стали — и выплавка ее, и особенно прокат — дело чрезвычайной сложности. Капиталистические фирмы секреты этого производства всегда хранили в тайне и России продавали лишь готовый продукт.
Утверждая Директивы первого пятилетнего плана, XV съезд партии, состоявшийся в декабре 1927 года, наметил меры и для реконструкции Верх-Исетского завода. Одному из старейших предприятий страны, которое до того выпускало лишь кровельное железо (завод одно время даже и назывался так: «Красная Кровля»), предстояло освоить выпуск важнейшей новой продукции: Родину ждал подвиг электрификации.
В свое время Германии для освоения производства трансформаторной стали понадобилось тридцать лет. Визовцы сделали то же за три года. Это стало их главным вкладом в первую советскую пятилетку.
Очень скоро коллектив завода полностью освободил Советский Союз от ввоза трансформаторного металла, который стоил стране миллионы золотых рублей, причем качество уральской электротехнической стали превзошло зарубежные образцы. Шлагбаум на импорт трансформаторного железа, как выразился Серго Орджоникидзе, был закрыт.
Освоение и производство новой стали принесло верхисетскому коллективу ту особую славу, которая овевает завод и поныне.
Только один раз пришлось визовцам отказаться от налаженного производства «трансформаторки» — когда началась Великая Отечественная война. Металл понадобился другой…
В многотиражку «Верхисетский рабочий» я пришел работать в конце лета сорок первого. Завод уже выполнял заказы фронта. Он плавил и катал все новые сорта стали, бессонно осваивая все новые технологии. Фашист рвался к Москве.
Работали неистово. Годовую программу завершили почти на два месяца раньше срока — к празднику Октября. Праздник отмечали работой.
Только что освоили «ферросилиций», трубную сталь и «хромансиль». В ноябре начали «нержавейку». Все новые марки металла надобны были для боевой техники, для вооружения армии. А на заводе не было соответствующего оборудования и приборов. Придумывали конструкционные изменения печей, футеровку форм для разливки; летели под «нержавейкой» прокатные валки — где их возьмешь? — стали отливать свои.
Жили одним: «Все для фронта!»
«Малейшее ослабление тыла — нож в спину Красной Армии», — писала в многотиражке Вера Возчикова, секретарь заводского комсомольского комитета. Это доходило очень: у каждого и у каждой в Красной Армии обязательно кто-нибудь служил. Муж Веры тоже был там. Когда он погиб, она рванулась на фронт — сняли уже из эшелона и вернули на завод: без тыла не мог жить и биться с врагом и фронт.
Женщин на заводе стало много — вставали на мужние и братние места, овладевали искони мужскими профессиями. Появились не только резчицы металла — даже канавные и подручные сталеваров. Товарищи Архипова, Белякова, Каменщикова, Новгородцева, Михайлова, Трошева… Слово «товарищ», жаркое и суровое, им подходило, конечно, больше, чем нежное «подруга». И когда они еще успевали обиходить свою ребятню да под началом Анны Дмитриевны Ливадных шить для солдат теплые вещи? А шили тысячами…
Организатор визовских красногвардейских отрядов поры гражданской войны, бывший комиссар знаменитого Малышевского полка Петр Захарович Ермаков возглавил заводское народное ополчение. Боевой его товарищ Константин Дмитриевич Черных улыбался довольный:
— Крепка визовская стать!..
Только главным было, конечно, не ополчение. Главным был металл.
Глаза Бориса Бучеля, парторга ЦК партии на заводе, исхудавшего, со щетиной на лице, всегда были воспаленными от недосыпа.
«Все для фронта!» — этим жили.
«Работать за двоих и за троих! — то были не слова, то была сама необходимость, простая и жестокая. По нескольку норм за смену выполняли токари Баранников, Легененко, Стафеев, Храмцов и десятки других.
Механический цех из подсобного превратился в самостоятельный. Старенькие, слабые станки кряхтели, но творили чудеса: на них работались заказы фронта.
Война родила движение скоростников. Невиданные скорости прессовали время и увеличивали съем продукции с каждой единицы оборудования.
Время прессовалось тревожно и тяжко. Полусумрак горячих цехов был вязко заполнен этой тяжкостью и тревожностью.
«Работать по-фронтовому» — вот что было надо. Именно тогда и появились фронтовые бригады. Сталевары Ведерников и Ушаков, вальцовщики Панов и Хабаров, мастера Братухин и Верховец — только к ратному можно было приравнять их и их товарищей каждодневный трудовой подвиг. Писали, будто в части, где служил пулеметчик Разимат Усманов (часть эта соревновалась с визовцами), сталевара Нуруллу Базетова всерьез считали своим бойцом.
Так оно и было. Визовцы не выходили из боя. Безмерно усталые, но неукротимые…
В мае сорок второго я ушел в армию и вновь увидел Верх-Исетский завод только после демобилизации.
Шла первая послевоенная пятилетка. Завод вернулся к производству трансформаторного металла и наращивал его выпуск, неуклонно улучшая качество. Возобновились опыты по производству холоднокатаной стали, и перспективы были заманчивыми. Исподволь шла в цехах реконструкция, совершенствовались и менялись агрегаты, но в общем-то, на поверхностный взгляд газетчика, в облике старого предприятия мало что изменилось. В закопченных полусумрачных цехах было тесно и неприютно.
Впрочем, откидывая субъективность, приведу цитаты из одной книги, вышедшей в ту пору, в 1948 году.
«Трамвай привозит вас на площадь Субботников… Острое ощущение старины вдруг охватывает вас. Точно такие площади можно увидеть на старинных гравюрах, изображающих типичный уральский заводской пейзаж конца XVIII — начала XIX века: каменные лавки, дома фасадами на площадь, белое здание управителя (ныне в нем помещается клуб), сад, горы вдали. За белой каменной стеной видны крыши цехов и слышен глухой шум работы».
