До последнего звонка - Бен Элтон

— Да, небольшой…

— Вам нужна пожарная бригада?

— Нет! — крикнул Ньюсон.

— Но дама сказала, что пахнет гарью, сэр.

— Конечно, пахнет. Поэтому и сработала сирена.

— Значит, пожар есть?

— Это просто картошка. Картошка выкипела.

— Значит, пожара нет, — сделал вывод третий голос.

— Нет, — ответил Ньюсон.

— Нет — в смысле он есть, или нет — в смысле его нет?

— Нет никакого пожара. Есть картошка.

— Я не глухой, сэр. Вы же понимаете, что мне нужно во всем убедиться.

— Конечно, извините.

— В стрессовых ситуациях очень легко возникает недопонимание.

— Я понимаю.

— И если пожар был, а я не смог помочь, и это привело к смерти или увечьям, вы призовете меня к ответственности, и будете иметь на это полное право.

— Да, я понимаю. Вам нужно убедиться.

— Да, сэр. Значит, пожара нет.

— Нет… То есть пожара нет. Да, пожара нет. Однако если я не пойду и не выключу газ, он точно будет.

Мужчина из службы спасения поблагодарил Ньюсона, и он услышал щелчок отбоя в трубке.

— Идем ко мне, — сказала Хелен в трубку телефона из спальни.

Ньюсон выключил газ под обуглившейся чугунной сковородой и вернулся в спальню.

Хелен лежала именно там, где он ее оставил, она сбросила простыню и снова была абсолютно голая.

— Я хочу еще, — сказала она. — Вечер только начинается.

— Хелен, — ответил Ньюсон. — Я действительно думаю, что тебе нужно в душ. А я пока уберу грязное белье.

— С ним все в порядке.

— Ничего подобного.

— Мы его просто перестелем.

— Нет.

— Да. Я хочу, чтобы ты сделал со мной все то же самое еще раз.

— Хелен. Я думаю, нужно пойти вниз, я приготовлю поесть. Нам нужно поговорить, а потом я вызову тебе такси.

— У меня нет штанов. Я их порвала, чтобы тебе было удобнее входить в меня.

— Хелен, мы оба знаем, что мы сделали. У нас был бурный секс по обоюдному согласию, и мне не нравятся последствия, жертвой которых стал один я.

— Все как всегда, верно? Как в старые добрые времена. Тебе было хорошо, а потом ты встал и ушел.

— Поднимайся, Хелен. У меня нет ни малейшего желания впадать в комплекс вины из-за того, о чем я понятия не имел двадцать лет назад. Мне правда жаль, что ты тогда так это поняла, и мне жаль, что ты чувствуешь так сейчас, но мне было четырнадцать, а четырнадцатилетние мальчишки гуляют с кем хотят. К тому же я понятия не имел, что ты воспринимала наши отношения именно так.

— Но ты бросил меня. Даже как друга ты меня бросил.

— Послушай! Я был возбужден, поняла? Я был до безумия влюблен в Кристину. Со второго класса был. Она была девушкой моей мечты, а я был перевозбужденным мальчишкой. Что касается тебя, я тебе в конце концов позвонил. Я думал, ты вернешься, и мы создадим журнал и снова будем нападать на тэтчеризм. Но ты не вернулась, Хелен. Ты ушла, вот и все. Мы все разошлись. А теперь вставай, иди в душ, а я найду тебе штаны и свежую футболку.

К огромному облегчению Ньюсона, Хелен поднялась и пошла в ванную. Через несколько секунд, стаскивая мокрые простыни с кровати, он услышал стон. Не крик, а низкий, покорный стон.

Дверь ванной была приоткрыта. Открыв ее, Ньюсон увидел, что по-прежнему голая Хелен стоит перед зеркалом. По ее щекам текут слезы, а по одному боку — кровь. Она ударила себя в сосок ножницами Ньюсона, проткнув его лезвиями насквозь. Ножницы торчали в ране, а Хелен стояла, безвольно свесив по бокам изрезанные руки и глядя на себя с любопытством, словно со стороны.

Ньюсона нелегко было заставить паниковать. Он был старшим полицейским офицером и знал, как действовать в кризисных ситуациях. Не говоря ни слова, он подошел к открытому ящичку на стене, из которого Хелен вытащила ножницы, и достал бутылку «Детола» и вату.

— Прости, — тихо сказала она.

Кровь уже стекала на ее ноги и на пол. Что она еще придумает, чтобы загадить этот дом? Он взялся за ножницы и вытащил их из груди Хелен одним резким движением. Она застонала от боли, но не пошевелилась и позволила ему залить рану антисептиком. Потом он приложил ватный шарик к каждой стороне кровоточащего соска, прикрывая порезы.

— Попытайся сдавить их, — сказал он. — Сильнее, я попробую его замотать.

Хелен держала ватные шарики, а Ньюсон обтер ее грудь туалетной бумагой, прежде чем наложить самодельную повязку.

— Сосок — не самая удобная часть тела для перевязки, — сказал он, — даже такой торчащий.

— Прости, — снова сказала Хелен.

Наконец Ньюсону удалось закрепить повязку на груди Хелен, и крови стало меньше.

— Нужно поехать в травмпункт, — сказал Ньюсон.

— Это глупость.

— Хелен, я очень плохо разбираюсь в анатомии соска. Ты воткнула в него ножницы, и я не знаю, к чему это приведет. Может быть, нужно наложить швы или прочистить рану. В противном случае может начаться заражение, и у тебя будут большие неприятности.

— Можно мне остаться? Ты такой хороший врач.

— Нет. Мы поедем в больницу.

Он вызвал такси и затем, смыв с Хелен губкой мочу и кровь, нашел ей просторную рубашку и штаны. Он оделся и сделал кофе, пока они ждали такси. Прошло меньше часа с того времени, как он собирался готовить ужин.

— Хелен, — тихо сказал Ньюсон. — Ты больна. Тебе нужно посоветоваться со специалистом.

— Нет, все в порядке, правда.

— Ты должна думать о Карле. У тебя ребенок Это твоя самая главная ответственность. Я буду очень откровенен с тобой, Хелен. В своем положении я должен сообщить об этом в социальную службу. Ты мать-одиночка, склонная к нанесению себе увечий.

— Я никогда ничего серьезного не делала.

— А что, если однажды ты совершишь ошибку? Что, если ты будешь дома одна с Карлом, зайдешь слишком далеко, и он найдет тебя истекающей кровью на полу.

— Такого не будет. И никогда не было.

— Ты пойдешь к врачу?

— Я не могу оплатить лечение.

— Тебе нужно поговорить со своим участковым врачом, и он направит тебя на лечение за счет Национальной медицинской службы.

— И что они сделают? Отнимут у меня Карла? Нет уж, спасибо. Со мной все в порядке. Ты собираешься настучать на меня?

— Думаю, нет.

— Очень правильное решение. Потому что в противном случае, Эд, я расскажу обо всем, что ты сделал со мной, и это останется в твоем личном деле на веки вечные.

Приехало такси, и Ньюсон вздохнул с облегчением, когда Хелен подхватила свою сумку и без протестов села в машину.

— Не нужно ехать со мной. Я в порядке, — сказала она.

— Я хочу поехать, — ответил Ньюсон, и они оба знали, что это неправда.

— Хорошо.

В машине Хелен спросила Ньюсона, ответил ли он на предложение Кристины встретиться всем классом.

— Да, я сказал, что пойду, — сказал Ньюсон.

— После того как ты узнал, какая она на самом деле сука?

— Послушай, Хелен, мне очень жаль, но у меня воспоминания о школе и некоторых одноклассниках несколько другие, чем у тебя. Я понимаю, что ты была несчастна тогда и сейчас тоже, но это твои проблемы. Я с удовольствием встречусь с бывшими одноклассниками и с Кристиной тоже. Если ты думаешь, что я ужасный и противный, то извини, значит, я такой и есть.

— И естественно, ты никогда больше не хочешь видеть меня в своей жизни, так?

— Извини, Хелен. Мне это не нужно.

— Не извиняйся. Я все понимаю. И не волнуйся обо мне. Ты прав, у меня есть Карл. Я должна стараться ради него, так?

— Да.

Был еще довольно ранний вечер, поэтому в травмпункте им пришлось прождать в очереди всего два часа, прежде чем рану Хелен как следует перевязали.

— Врач согласился с тобой, — сказала Хелен, пока они ждали такси в фойе больницы, поскольку Ньюсон настоял на том, чтобы отвезти ее обратно в Уиллзден. — Он сказал, что мне нужно обратиться к участковому врачу за направлением к психиатру.

— Ты это сделаешь?

— Может быть.

— Пожалуйста, сделай. Тебе это правда надо.

— Я подумаю. А насчет презерватива не беспокойся. Ты у меня первый мужчина за год.

— Не нужно было этого делать, Хелен.

— Ты зайдешь ко мне? — спросила Хелен. — Можно кофе выпить.

— Хелен… прости.

— Ну конечно, тебе ведь не терпится от меня улизнуть.

В ответ на это Ньюсон пожал плечами. Наверное, это выглядело жестоко, но что бы она ни думала, он за нее не отвечал.

— Пока, — сказала она и вышла из такси.

Ньюсон приехал домой в двенадцатом часу и провел следующий час, отмывая дом, пол в кухне, стирая простыни и обрабатывая ванну. Это было так ужасно, что он чуть не расхохотался. Он планировал скромный ужин на двоих, а теперь отмывал женскую сперму, мочу и лужи засохшей крови, выбрасывал порванную грязную одежду и возился с провонявшей постелью. Это был самый странный вечер в его жизни. Он подумал, что Наташе он о нем точно не расскажет.