Politics Among Nations. The Struggle for Peace and Power - Hans Morgenthau
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Психология французского Генерального штаба в период между двумя мировыми войнами, связанная с линией Мажино, стала нарицательным словом для обозначения ошибочного стратегического мышления. В то время как тенденции современной технологии, особенно ее тенденция к механизации транспорта и коммуникаций, указывали на вероятность войны передвижения, французский генеральный штаб продолжал мыслить в терминах окопной войны Первой мировой войны. С другой стороны, немецкий генеральный штаб, полностью осознавая стратегические возможности механизированной войны, планировал свои кампании с точки зрения беспрецедентной мобильности. Слияние этих двух концепций, не только во Франции, но и в Польше и Советском Союзе, породило в "блицкриге" превосходство немецкой мощи, которое приблизило Германию к окончательной победе. Интеллектуальный шок и военно-политическое опустошение, вызванное наступлением гитлеровских панцеров и пикирующих бомбардировщиков на польскую кавалерию в 1939 году и на неподвижную французскую армию в 1940 году, положили начало новому периоду военной истории, подобному тому, который начался с вторжения Карла VIII в Италию в 1494 году. Но если итальянским государствам не на кого было опереться, чтобы восстановить свои силы, то во Второй мировой войне превосходящие технологии Соединенных Штатов и превосходящие людские ресурсы Советского Союза обратили стратегические инновации Хайдера на его погибель.
Сила зависит от количества людей и оружия и их распределение между различными марками военного ведомства Нация может иметь хорошиеH'giisp'oFtecEno^ инновации в ведении войны. Ее военные лидеры могут преуспевать в стратегии и тактике, соответствующей новым методам ведения войны. Однако такая нация может быть слабой в военном и, как следствие, в политическом отношении, если она не обладает военным учреждением, которое по своей сверхсиле и силе его составных частей не является ни слишком большим, ни слишком маленьким в свете задач, которые оно может быть призвано выполнять. Должна ли нация, чтобы быть сильной, располагать большой армией или ее могуществу не мешает наличие, по крайней мере в мирное время, большой армии? Устарели ли крупные военно-морские силы, или линкоры и тяжелые крейсера все еще выполняют полезную функцию? Насколько крупное военное ведомство может позволить себе страна с учетом ее ресурсов и обязательств? Требует ли забота о национальной мощи широкомасштабного производства самолетов и других механизированных вооружений в мирное время, или же, учитывая быстрые изменения в технологии, страна должна тратить свои ресурсы на исследования и производство ограниченного количества усовершенствованных видов вооружений?
Правильный или неправильный ответ на такие вопросы количественного характера имеет непосредственное отношение к национальной мощи. Может ли решение в войне быть навязано одним новым оружием, таким как артиллерия, как думали на рубеже пятнадцатого века, или подводная лодка, как думали немцы в Первой мировой войне, или самолет, как широко верили в период между двумя мировыми войнами, или атомная бомба, как многие считают сегодня? Неправильные ответы на некоторые из этих вопросов, данные Великобританией и Францией в период между двумя мировыми войнами, сохранили для них видимость силы в рамках традиционных военных концепций. Но эти ошибки поставили их на грань окончательного поражения в ходе Второй мировой войны, военная техника которой требовала иных ответов на эти вопросы. От качества ответов, которые мы даем на эти и подобные вопросы сегодня, будет зависеть будущее могущество Соединенных Штатов по отношению к другим странам.
5. НАСЕЛЕНИЕ
Когда мы переходим от материальных факторов и тех, которые состоят из материальных и человеческих элементов, к чисто человеческим факторам, определяющим мощь нации, мы должны различать количественные и качественные компоненты. Если к последним мы относим национальный характер, национальную мораль и качество дипломатии, то о первых следует говорить с точки зрения численности населения.
Конечно, было бы неверно утверждать, что чем больше население страны, тем больше ее мощь. Ведь если бы существовала такая безоговорочная корреляция между численностью населения и национальной мощью, то Китай с населением около 450 миллионов человек был бы самой могущественной страной на Земле, за ним следовала бы Индия с населением около 400 миллионов человек. Советский Союз со 190 миллионами и Соединенные Штаты со 145 миллионами занимали бы третье и четвертое места, соответственно. Хотя нет оснований считать страну более могущественной, потому что ее население больше, чем у большинства других стран, все же верно, что ни одна страна не может оставаться или стать первоклассной державой, если она не принадлежит к числу более густонаселенных государств Земли. Без большого населения невозможно создать и поддерживать в рабочем состоянии промышленные предприятия, необходимые для успешного ведения современной войны; вывести в поле большое количество боевых групп для ведения боевых действий на суше, на море и в воздухе; и, наконец, пополнить кадры войск, значительно более многочисленных, чем боевые, которые должны снабжать последние продовольствием, средствами транспорта и связи, боеприпасами и оружием.
Сравнение населения Соединенных Штатов с населением Австралии и Канады наглядно продемонстрирует связь между численностью населения и национальной мощью. Сегодня в Австралии на площади чуть меньше трех миллионов квадратных миль проживает около семи с половиной миллионов человек, а население Канады на площади почти три с половиной миллиона квадратных миль составляет около двенадцати миллионов. С другой стороны, в Соединенных Штатах, которые по площади меньше Австралии и Канады, проживает 145 миллионов человек, что более чем в девятнадцать раз больше, чем в Австралии, и более чем в двенадцать раз больше, чем в Канаде. С населением Австралии или Канады Соединенные Штаты никогда не смогли бы стать самой могущественной нацией на земле. Волны массовой иммиграции в девятнадцатом и первые два десятилетия двадцатого века принесли в Соединенные Штаты этот элемент национальной мощи. Если бы Закон об иммиграции 1924 года, ограничивающий иммиграцию в США 150 000 человек в год, был принят на сто или даже пятьдесят лет раньше, тридцать шесть или двадцать семь миллионов человек, соответственно, не смогли бы поселиться в США, и они и их потомки были бы потеряны для Соединенных Штатов.
К 1874 году оно выросло до сорока миллионов, а к 1924 году - до 114 миллионов. В течение этого столетия доля иммиграции в приросте американского населения в среднем составляла около 30%, приближаясь к 40% в период 1880-1910 годов. Иными словами, наиболее впечатляющий рост американского населения совпадает с абсолютными и относительными пиками иммиграции. Таким образом, свободная иммиграция с 1824 года и, в особенности, с 1874 по 1924 год, несет главную ответственность за изобилие рабочей силы, которая так
