Хозяева Острога - Юрий Брайдер

Короче говоря, когда Бадюг (не кто-нибудь иной, а именно он — герой вчерашней схватки) отыскал-таки первый подходящий “костыль” и, даже не затачивая, перебросил его Темняку — кувыркаясь в полете, он раз пять менял свою длину — птицы, расположившиеся поблизости, уже весьма заинтересовались подозрительной сценой.

— Одного мало! Ещё ищите, ещё, — подгонял своих товарищей Темняк. — Ищите усердней, чем блоху в причинном месте своей невесты.

Тем временем птицы, словно бы понявшие, какая каверза для них готовится, стали проявлять угрожающую активность. Самая шустрая, а может быть, просто самая голодная из них, пронзительно чирикнув, перешла в решительное наступление — пока что пешее — надеясь, как говорится, поживиться на хапок.

Однако, получив от Темняка куском окаменевшей дряни по голове, птица немедленно взлетела и, подняв крыльями нешуточный ветер, стала выбирать удобный момент для атаки. Видя, какой тухлый оборот принимает дело, Темняк встал во весь рост, до времени держа укоротившийся “костыль” параллельно земле. За неимением подходящего точильного камня — до ближайшей стены было шагов двадцать и всё по открытому пространству — он просто расплющил его конец. Особой беды в этом не было — рогатины, с которыми мужики когда-то ходили на медведей, тоже, говорят, не отличались особой остротой. Для такого оружия главное не острота, а основательность.

— Зачем ты так рано встал! — Тюха издали упрекнул своего командира. — Подождал бы ещё чуток.

— В самый раз, — сдержанно ответил Темняк, не спуская глаз с гарпии, похоже, уже созревшей для боевого захода. — Птичке ведь тоже приготовиться надо. Уяснить, так сказать, ситуацию. А вы ищите, ищите…

Откинув назад крылья, птица ринулась на Темняка, нарочно повернувшегося к ней спиной. Засвистел вспарываемый воздух, боешники дружно ахнули, но в самый последний момент Темняк резко присел на колено, выставив навстречу птице “костыль”, из короткой палочки мгновенно превратившийся в трёхметровую пику.

Момент этот, судя по короткому чирикающему вскрику, гарпия угадала, но уклониться не успела — что позволено юркому стрижу, не позволено летающему волку. Со всего размаха птица нанизалась грудью на “костыль”, словно бы собираясь приготовить из самой себя жаркое на вертеле.

Но даже оказавшись в столь скверном положении, гарпия все ещё пыталась достать человека когтями, каждый из которых был пострашнее кабаньего клыка. Темняку пришлось поднатужиться и отшвырнуть от себя “костыль” вместе с шумно агонизирующей птицей.

— Одной меньше, — сказал он, еле переводя дух.

Как это часто бывает, искомое, прежде не дававшееся в руки, обнаружилось в самый последний момент, и на помощь командиру уже спешили остальные боешники, вооруженные двумя, а то и тремя “костылями”. Точили их в спешке, потому что большая часть птиц, встревоженных предсмертными криками товарки, уже взмыла в воздух.

По команде Темняка люди сбились в одну плотную кучу, готовую в любую секунду ощетиниться оружием, уже доказавшим свою эффективность.

— Не понимаю, зачем тебе нужны именно “костыли”, — вымолвил Свист, сердце которого сейчас с трудом помещалось в груди, — хватило бы и обыкновенной палки. Только длинной.

— Как бы не так! — возразил Темняк. — Они же не дуры, чтобы бросаться на опасный предмет. Длинная палка их сразу отпугнет. Вот и приходится до поры до времени таиться. Тут важно угадать момент, когда тебе ещё можно уцелеть, а птице уже пора погибать… Приготовьтесь ребята, сейчас нам придётся туго.

Птицы, сначала затеявшие вокруг боешников стремительный хоровод, теперь все разом, словно по команде, бросились на них.

— Внимание, — сказал Тюха. — Раз, два, три… Пора!

Одна стая, находившаяся на земле, нацелила разящие острия на другую стаю, нападавшую с воздуха. Три птицы, напоровшись на “костыли”, обрекли себя на мучительную смерть, одна сломала крыло, успев перед этим хорошенько задеть Тюху когтем, а остальные обратились в бегство (хотя этот термин и не очень-то подходит для летающих созданий) — видно, поняли своими куриными мозгами, что, окромя неприятностей, ловить здесь больше нечего.

Уцелевшие гарпии, словно сбесившись, метались по узкому и низкому загону, постоянно сталкиваясь между собой и роняя перья. Темняк уже стал подумывать, как бы получше организовать охоту на них, но тут вновь раздался знакомый хлопок, хотя уже не в сторонке, а над головой.

Прозрачная крыша на какое-то время исчезла, и птицы получили возможность вырваться на свободу. Это им только и надо было! Недолго думая, вся стая устремилась круто вверх и скоро пропала из поля зрения.

— Ну разве это справедливо! — возмутился Свист. — Побеждённых отпустили, а победителей оставили.

— Значит, побеждённые уже не нужны, — морщась от боли, пробормотал Тюха. — А победителям предстоят новые испытания.

Пока Бадюг добивал раненую гарпию, целясь спиралью в её не защищенную перьями шею, а Свист и Темняк занимались раной Тюхи, не такой уж и страшной, как это показалось вначале, по стене сверху вниз прошуршал Смотритель, словно паучок, визит которого предвещает какую-то новость.

Да только никто этому гостю не обрадовался.

— Явился, живодер! — пробурчал Бадюг, сам весь обагренный чужою кровью, пусть и птичьей.

Не обращая никакого внимания ни на победителей, ни на обглоданные кости, оставшиеся от несчастных ветеранов, Смотритель занялся птицами, ещё подававшими слабые признаки жизни.

Немного поиграв с одной из них, ну совсем как кот с мышкой, он собрал остальных в кучу и замер, будто бы в раздумье.

Оставив Тюху на попечение Свиста, Темняк неспешным шагом направился к Смотрителю.

— Эй, что ты задумал? — крикнул ему вслед Тюха. — Брось эти штучки!

— Хочу на него поближе посмотреть, да и себя заодно показать, — сказал Темняк, остановившись прямо напротив полупрозрачной громады. — Ведь если Хозяева наблюдают сейчас за Бойлом, они видят всё его глазами.

— С чего ты взял! Хозяева и без Смотрителя видят всё, что им надо. И в темноте, и на свету. И на улицах, и в норах. Так что зря стараешься.

— Ну а вдруг… Хотя, похоже, он увлекся птицами. Изучает, наверное.

— Может, и изучает, а может, удивляется, как это мы сумели одолеть таких чудищ.

— Да ладно вам! — вмешался в разговор Бадюг, у которого случались иногда приступы юмора, правда, весьма своеобразного. — Он просто прикидывает, как бы это сварить из птиц похлебку для Хозяев.

Однако до похлебки дело не дошло. И даже жаркое, на которое втайне рассчитывал Темняк, не состоялось. Смотритель всей своей массой прилег на ещё трепыхающихся гарпий, и от них не осталось ни пуха, ни пера, ни когтей, ни клювов. А уж окорочков и грудок — тем более.