Учитель - Ольга Денисова

– Завтра приходи – пряники мятные будут, свежие. Мой сегодня тесто поставил.

Нечай кивнул, сунул узелок в карман, и хотел уйти, но баба спросила вдогонку:

– А с Дареной-то у тебя серьезно?

Нечая перекосило – про Дарену он успел забыть. Вот еще напасть, мало ему своих неприятностей!

– Нет, нету у меня ничего с Дареной, так всем и расскажи. Надоели!

– Ой, скромный какой! – засмеялась баба, – смутился-то!

Нечай развернулся и потащил Грушу прочь. Его остановили еще раза три-четыре, но теперь в ответ на расспросы он только огрызался.

Потом они с Грушей забрались в овин неподалеку от водяной мельницы, и долго сидели на соломе, посасывая леденцы. Нечай жаловался ей на судьбу, и сделал несколько соломенных кукол, которых девочка рассаживала в кружок, разговаривала с ними по-своему, не сомневаясь, что куклы ее понимают: ей не надо было мычать и отчаянно жестикулировать, она просто шевелила губами.

– Что-то я замерз, – наконец, сказал Нечай, вполне успокоенный неторопливой беседой, – и пить хочется. Пойдем домой, а?

Груша кивнула и начала собирать кукол – они заняли обе ее руки, как охапка поленьев. Ну как она узнала, что он сказал? Нечай забрал у нее половину новых игрушек и помог слезть с настила вниз. Но стоило им выйти к реке, как Груша схватила его за руку и потянула к брошенной бане. Баня напомнила ему о Дарене, и идти туда вовсе не хотелось.

– Да чего мы там забыли, а? – посмотрел он на девочку просительно, но она помотала головой, уперлась ножкой в землю и попыталась сдвинуть его с места.

Нечай улыбнулся и пошел.

В бане было сыро, холодно и сумрачно, несмотря на ясный день и низкое, холодное солнце, заглядывающее в окно. Груша вывалила кукол у порога парной, и попыталась отодвинуть пустой бочонок от стенки. Нечай, не очень понимая, что она делает, помог ей в этом непростом деле, после чего она начала командовать им вовсю, показывая пальчиком, куда и что надо передвинуть. Он решил, что Груша собирается гадать, как третьего дня это делали девушки: перевернутый бочонок оказался посередине, а вокруг него встали скамейки. Но девочка подобрала брошенных кукол и долго рассаживала их как будто за столом. Куклы сидеть не хотели, и она прислоняла их лицами к бочонку.

– Обедать, что ли, будут? – спросил Нечай, а Груша выпросила у него оставшихся леденцов и разложила их перед куклами. А потом показала, как ложкой едят кашу.

– Ну я же говорю – обедать. Здорово. Пошли домой, а?

Она помотала головой и недовольно топнула ножкой, вытащила его за руку на крыльцо и показала пальцем на лес. Потом изобразила зверя, потом, двумя пальцами, идущего человека, вернулась в баню и снова показала, как едят кашу. Даже села на лавку, откинулась и погладила пузо.

– Зверь придет, съест наши леденчики и больше есть не захочет? – Нечай рассмеялся, – что-то я сомневаюсь. Маловато будет!

Груша собрала кукол в охапку, но леденцы трогать не стала, и когда Нечай хотел собрать их обратно в узелок, перехватила его руку и помотала головой.

– Ладно. Покормим зверюшек. Только сдается мне, они этим не питаются.

Леденцов Нечай жалел, но Груша так настаивала… Для нее ведь было важно, что он понял ее, гораздо важней всего остального. В конце концов, сластей можно купить еще.

– Ну, братишка, повезло тебе! – встретил его Мишата, – ты хоть спасибо Туче Ярославичу сказал?

– Ага, – сквозь зубы прошипел Нечай.

– Сынок, – мама сияла, – радость-то какая! Разве не об этом отец-то мечтал? Может, дьяконом побудешь, боярин тебя и батюшкой сделает? Отец Афанасий не молодой уже, да и не вечный…

Нечаю не хватило сил сказать ей, что никаким дьяконом он становиться не желает и радости в этом не находит. Он собрался заняться поручением старосты, тем более что тот давно прислал ему бумаги и чернил. Груша тем временем раздавала соломенных кукол сестрам. Старшая, Надея, не очень-то обрадовалась, зато малые пришли в восторг, рассадив кукол на печке. Досталась кукла и малому Кольке, но он быстро распотрошил ей голову и разобрал остальное на соломинки.

Одну куклу Груша собиралась положить в люльку к младенцу, но Полева раскричалась на весь дом:

– Куда? Такую грязь! Убери это немедленно!

Груша не слышала ее, и Полеве пришлось отобрать куклу насильно. Девочка расплакалась, и Нечай ее утешал, объясняя, что солома действительно не очень чистая, а малыш потянет ее в рот. В конце концов, она смирилась, и посадила куклу рядом с колыбелью.

Добыча перьев оказалась делом более сложным, чем Нечай мог себе представить. Как-то сложилось, что с домашней птицей он сталкивался редко, и четыре гуся, сидящие за загородкой в подклете, вовсе не собирались делиться с ним перьями. Они устроили настоящий переполох – норовили ущипнуть и громко орали, так что из дома на шум прибежала мама. Нечай к тому времени ухватил одного из них за длинную шею; жирный гусак махал крыльями, толкался неуклюжими красно-желтыми лапами, и Нечаю оставалось только отодвигать лицо, прикрывая его второй рукой.

– Ну что ты делаешь! – мама всплеснула руками, – ты же его задушишь!

– Мам, сделай с ним что-нибудь! Эта тварь щиплется!

– Что тебе надо от него, а?

– Перьев!

– Ах ты, Господи! Да вон же их сколько на полу валяется!

– Это короткие, мне надо подлинней.

– Отпусти птицу и уйди прочь отсюда, я сама принесу, когда они успокоятся.

– Ага, отпустишь его – он меня вообще заклюет, – Нечай расхохотался.

И как у мамы получилось через пять минут достать три замечательных пера? Не иначе, она знала, с какой стороны надо подходить к гусям. Нечай долго похохатывал, натачивая перья. В следующий раз снова придется просить маму, сам он ни за что не согласится сунуться к злобным птахам.

Как он не старался делать вид, что ничего не происходит, вся семья собралась смотреть, как он будет писать – для них зрелище было диковинное, особенно для детей.

– А ты все что угодно можешь написать? – спросил старший племянник, Гришка, который влез на скамейку коленками и придвинул голову к самой чернильнице.

– Конечно, – улыбнулся Нечай.

– А напиши, что Ивашка Косой – дурак!

Нечай едва не рассмеялся.

– Вот еще! Бумаги жалко. Я бы на заборе написал, но ведь прочитать все равно никто не сможет.

– А на что бумаги не жалко?

– На дело не жалко.

– А какое у тебя дело? – второй племянник, Митяй, последовал примеру старшего брата.

– Молодой еще в мои дела нос совать, – отмахнулся Нечай и шлепнул его пером по носу.

– А я? – спросил Гришка.

– И ты тоже.

– А если что-то написать, как другие поймут, что написано? – тихо, почти шепотом, спросила Надея.