Две женщины - Мартина Коул

Сьюзен промолчала. Ее мучила мысль о том, что Барри все слышал и не помог ей. С одной стороны, она радовалась этому, но, с другой стороны, что-то подсказывало ей: он обязан был помочь. Стыд, который она испытывала, как страшный рак, выедал ей душу. Джоуи мог быть доволен. Теперь у него было все. Он имел их обеих – дочь и мать – и обращался с ними с одинаковым презрением, наслаждаясь своей властью над ними. А Барри слышал, как насиловали его девушку, и ничего не сделал, чтобы защитить ее.

Откуда у ее отца такая власть? В самом деле, как так получилось? Казалось, это нормально, что ему все сходит с рук, что никто не может с ним бороться, боится связываться. Вот теперь и Барри бросил ее, не захотел помочь. Сьюзен верила, что с Барри ей ничего не грозит. Она ошиблась. То, что он узнал ее тайну, в ее представлении было самым страшным из случавшегося с ней в жизни. Он никогда больше ее не захочет, она понимала это. Она стала для Барри подстилкой, которой вдоволь попользовался родной отец. Он, наверное, был даже рад, что теперь не придется объявлять о разрыве.

Сьюзен думала о Барри, и слезы капали из ее глаз, крупные, прозрачные слезы, соленые на вкус, и наконец хлынули потоком. Плечи содрогались от рыданий. До ее сознания окончательно дошло, что с ней стряслось. Все пошло прахом, все кончилось. Барри не подойдет к ней на пушечный выстрел, ни за что не подойдет после того, как узнал, что ее собственный отец заставляет заниматься с ним сексом.

Дэбби, видя, как страдает сестра, и желая ее утешить, попыталась ее обнять, но синяки и ссадины так болели, что до тела Сьюзен невозможно было дотронуться. Тогда она просто закрыла ее одеялом и тихо сидела рядом, взяв ее за руку, пока Сьюзен заливалась горючими слезами. Она плакала навзрыд, и Дэбби казалось, что у ее сестры вот-вот разорвется сердце.

Спустя некоторое время в комнату вошла Джун. Она сделала знак Дэбби, чтобы та удалилась. Мать смотрела на свою дочь и ничего не чувствовала. Ни жалости, ни стыда, – ничего. Джун занимала только ее собственная жизнь, ее собственные проблемы. Такова была ее натура.

– Надеюсь, ты поняла, что натворила, Сьюзен. Всю жизнь ты будешь расплачиваться за то, что совершила сегодня.

– Ты должна была больше любить меня, мам, сама это знаешь.

Слова дочери словно хлестнули мать по лицу, и у Джун возникло желание оторвать девчонке голову. Ей было стыдно. В душе она сознавала, что Сьюзен права. Она повернулась и молча вышла из комнаты.

Глава 8

Барри отметил, что Бэбс на этот раз выглядела гораздо симпатичнее и не так вульгарно. Она была не сильно накрашена и одета, как обыкновенная женщина у себя дома, и потому казалась молоденькой и очень хорошенькой.

Бэбс было семнадцать лет, на улице она работала уже четыре года. Хоть она и стала настоящей проституткой, но тем не менее ее тянуло зайти в церковь, а все заработанные деньги она тратила на свою маленькую дочку Бианку, которую воспитывала бабушка, мать Бэбс, по имени Руфь.

Бэбс налила Барри виски, и он стал потягивать напиток небольшими глотками.

– Думаешь, паренек, ты все сделаешь как надо? Этот козел – нормальный клиент, хорошо платит. Но мне срочно нужны несколько тысяч, и я решила, что это единственный способ их получить.

Барри ухмыльнулся, и Бэбс одобрительно улыбнулась в ответ. Она чувствовала, что он начинает ей нравиться. В нем было что-то приятное и забавное. Чем-то он походил на ее Джону, только тот был темнокожий.

– Когда этот тип обычно приходит?

Бэбс потягивала виски. Ее полные губы, накрашенные ярко-красной помадой, словно ласкали край стакана. Барри вдруг понял, что на нее приятно смотреть. В самом деле, в ней все притягивало – от маленьких грудей с торчащими сосками до высокой, крепкой, небольшой попки.

– Ровно в девять. Нет, он и вправду симпатичный дядька и во многих отношениях даже хороший. Некоторые клиенты оказываются такими говнюками. Поганью, одним словом. Думают, что если они платят, то я наизнанку должна для них выворачиваться. Делай ему и пятое, и десятое, а ведь за все надо платить.

Произнося это, она подняла кверху указательный палец. Барри как зачарованный смотрел на предлинный ярко-красный ноготь.

– Вчера я принимала козла лет этак шестидесяти. Урод жуткий и ужасно вонял. От многих из них воняет. Чудно, правда?

И вот он приходит, весь из себя милый и ласковый, и говорит, чтобы я осталась в одних туфлях. И требует, чтобы мы занимались этим прямо на подоконнике, на виду у всех, представляешь? И хочет, чтобы в это время у него на голове был шлем. Бэбс захохотала во все горло.

Барри взглянул на часы. Было десять минут восьмого.

– Слушай, Бэбс, я вернусь к девяти, ладно? Я уделаю его еще по дороге к тебе, так что не беспокойся.

Она кивнула и нагнулась, чтобы налить себе еще виски. Барри заметил следы от инъекций на ее руках.

– Ты бы прекратила колоться этим говном, когда-нибудь это тебя угробит.

Бэбс снова залилась вульгарным утробным смехом:

– Барри, ну ты и дурак. Я уже труп, дружок, от шеи до самого низа.

Она оттянула полоску ткани, изображавшую топ, и показала ему свою грудь.

– Ты это видишь, мальчик? Эти груди выдерживают в среднем семь мужчин в день, шесть дней в неделю. Следовательно, всего за четыре года это будет…

Она завела глаза кверху, как будто на потолке должен был нарисоваться ответ к ее задачке. Барри ее опередил:

– Это будет сто шестьдесят восемь мужчин в месяц. Помножить на двенадцать и еще на четыре.

Бэбс натянула топ на грудь.

– Ладно, это не важно. Главное, картина нам обоим ясна, так ведь?

Барри был потрясен этим открытием.

– Хрен знает что, Бэбс, это же целая армия козлов.

Она опять расхохоталась:

– Среди моих клиентов не только мужчины. Ко мне приходят две женщины. Мы, шлюхи, называем это «мягкой постелью». Мужчины для нас уже не загадка, поэтому нас тянет к женщинам.

Последнее откровение Бэбс потрясло Барри еще больше.

– А у тебя когда-нибудь возникало желание обирать их всех до нитки?

– Беда моя в том, Барри, что я так и делаю.

Они оба засмеялись, и напряжение прошло.

– Тебе пора идти, у меня клиент через десять минут. Симпатичный дядечка. Каждый день готова обслуживать старичков – они не пытаются доказывать мне свои мужские способности.

Барри допил виски. Ему уже не терпелось уделать того козла. После того, что он узнал, для него они все теперь были извращенцами. Как может мужчина спать с незнакомой женщиной, которая спит с множеством других незнакомых ей мужчин? От этой мысли ему стало грустно. Уйдя от Бэбс, он долго бродил вокруг, думая, как она и женщины, подобные ей, докатились до такой жизни.

Расхаживая по улицам, он по старой привычке оказался у дома, в котором жила Сьюзен. Он стоял, глядя на окна их квартиры, и чувствовал, как в нем снова закипает злость. Злость на себя, злость на Сьюзен, порвавшую с ним, злость на Джоуи Макнамару, который с ней спал и которому все сходило с рук. Интересно, что о Джоуи подумают солидные воры, если узнают, какой он гад и скот? Самый гнусный скот на свете. Еще бы – он насилует собственного ребенка! И давно он начал этим заниматься? Надо бы выяснить. Сьюзен как сквозь землю провалилась, и казалось, что навсегда. Ее нигде не было видно. Ни в школе, ни на улице.