Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы - Герман Гискес

Третий радиоконтакт с Лондоном мы установили следующим образом. У арестованного агента Андринги был найден план работы передач-тика «Турнепс», принадлежавший погибшему радисту Мартенсу. С «Трубы» мы послали в Лондон сообщение о том, что Андринга нашел надежного радиста, который может работать по плану «Турнепс» с передатчика Мартенса, и Лондон провел пробный сеанс связи, чтобы проверить работоспособность нового рекрута. Очевидно, радист ОРПО, сидевший на передатчике, превосходно справился с заданием, так как «с той стороны» пришло сообщение, что его кандидатура принята. Но вскоре мы столкнулись с новыми неприятностями, причинившими мне много беспокойства.

В середине мая встревоженный Гейнрихс сообщил, что он и его люди заподозрили Лауверса в том, что тот в конце каждого планового сеанса связи отправляет несколько дополнительных символов. В принципе, заканчивать каждое сообщение рядом так называемых пустых знаков было нормальной практикой, и поэтому «опекун» Лауверса не спешил выключать передатчик. Однако его недоверие росло. Гейнрихс не мог присутствовать при каждом сеансе работы Лауверса или Иордана и поэтому настаивал на том, чтобы заменить двух этих радистов своими людьми. Я, не теряя времени, поговорил с этим «опекуном». Тот заявил, что не знает точно, какие дополнительные буквы передает Лауверс, но они определенно не имеют смысла. Он прекрасно понимал, что за любой другой ответ его привлекли бы к суду трибунала за преступную халатность, но, поскольку доказать что-либо не было возможности, оставалось только ждать реакции Лондона.

Я поручил Хунтеманну выяснить, что же там произошло, поскольку он находился в очень хороших отношениях и с людьми из ОРПО, и с Лауверсом. Выяснилось, что Лауверс сумел внушить некоторым людям из ОРПО слишком большое доверие к себе – те, как говорится, «расслабились». Сеансы радиосвязи проводились в чрезмерно комфортабельных условиях, а хорошее обращение с арестованными радистами, на котором я настаивал, – включавшее кофе и сигареты, – переродилось в дружбу, оказавшуюся крайне опасной. Ожидая реакции Лондона, я не говорил Лауверсу, что он возбудил наши подозрения. Хотя четких доказательств измены не имелось, вскоре мы отстранили от работы и Лауверса, и Йордана, опять предложив «запасного» радиста, – и это предложение Лондон немедленно одобрил.

Таким образом мы сумели посадить на место обоих арестованных радистов людей из ОРПО, тогда как в Лондоне ничего не подозревали. Должно быть, они не видели ничего странного в том, чтобы обучить и привлечь к работе резервного радиста, найденного в голландском подполье, так как всегда оставалась возможность, что с главным радистом в любой момент может произойти несчастье. Благодаря этим событиям мы больше практически не использовали вражеских радистов. После ареста очередных агентов, заброшенных в Голландию, на их передатчиках с самого начала работали люди из ОРПО. При этом мы шли на риск, что их «почерк» может быть заранее записан в Лондоне на стальную ленту или граммофонную пластинку, и сопоставление записей легко возбудит подозрения. Манера и скорость работы ключом, а также прочие индивидуальные особенности в технике передачи позволяют опытному уху отличить одного радиста от другого с такой же легкостью, с какой музыкальный человек видит разницу между исполнением различных мастеров.

Если бы в радиоорганизации МИД-СОЕ соблюдали все необходимые меры предосторожности, мы бы никогда не смогли посадить за передатчик своих людей. Но до сих пор «та сторона» не выказывала признаков особой бдительности, и мы пошли на риск. О беззаботности врага можно судить по тому факту, что во время операции «Северный полюс» с Лондоном было установлено свыше четырнадцати различных радиоконтактов, оказавшихся более или менее продолжительными, и все они обслуживались шестью радистами из ОРПО!

Теперь я должен коснуться некоторых внутриголландских дел, связанных с работой передатчиков, но не оказавших влияния на основной ход событий. Речь идет о наших приключениях с «Георгом» и о попытке исполнить задание, порученное агенту де Хасу по кличке Пейл.

К середине мая Лондон приказал «Трубе» установить контакт с человеком по имени Георг. Мы не знали, кто это такой, и даже допрос арестованных агентов не дал ничего для выяснения его личности. Предполагая, что речь идет об агенте, до сих пор разгуливающем на свободе, мы решили поймать его. В противном случае операция, мягко говоря, подверглась бы серьезной опасности. Первой проблемой стало то, что информация о месте встречи Георга и Трубы, намеченном в Лондоне, была так хитро зашифрована, что нам требовались дальнейшие уточнения. Лишние вопросы наверняка возбудили бы подозрения, поэтому загадку предстояло решить нам самим. В итоге Гейнрихс пришел к выводу, что речь идет о кабачке «Бодега» на Лейдсхен-Плейн в Амстердаме. Мы сообщили об этом в ЗИПО и попросили принять все необходимые меры.

В назначенное время агента Андрингу несколько раз приводили в «Бодегу» в сопровождении людей из СД, одетых в штатское, в надежде арестовать Георга, когда тот появится. Однако никто не пришел на встречу, и оставалось лишь известить Лондон о неудаче. Чуть позже из Лондона пришло указание не пытаться больше установить контакт с Георгом – возможно, из-за того, что мы искали встречи с ним с подозрительной настойчивостью. Несомненно, наша операция оказалась бы в большой опасности, если бы Георга в тот момент случайно арестовали немецкие власти.

Лишь впоследствии я узнал, что храбрый Акки – такой кличкой пользовался Андринга – сделал очень хитрый маневр. Георг действительно появлялся в «Бодеге», и Андринга незаметно от своих конвоиров из СД сумел подать ему знак. Георг не попался в ловушку. Впоследствии он добрался до Англии, но не успел причинить какой-либо ущерб операции «Северный полюс».

Что касается Пейла, то этот агент, которого на самом деле звали де Хас, в рамках операции «Картофель» ночью 19 апреля был тайно высажен на голландское побережье при необычных обстоятельствах. Впрочем, необычными были и его задание, и оборудование. После рискованного плавания на торпедном катере через немецкие минные поля и под носом у патрульного корабля он в одиночку со всеми пожитками высадился на берег в резиновой лодке. Не теряя времени, оттащил свой тяжелый ящик в дюны, но две недели спустя попал в руки ЗИПО в ходе ликвидации групп «Труба» и «Турнепс». Во время ареста при нем оказался радиотелефон нового типа и сигнальная лампа неизвестной нам модели. Мы тщательно допросили Пейла о предназначении его снаряжения. Пейл был высоким блондином лет двадцати пяти лет. Его откровенность просто обезоруживала. Он спокойно признался, что с помощью радиотелефона предполагалось связываться с английскими кораблями и что сигнальный фонарь испускал невидимые инфракрасные лучи, которые принимала специальная аппаратура на борту корабля, позволяя узнать точное местонахождение фонаря на берегу. В задачу Пейла входило отыскивать на побережье подходящие места, чтобы по ночам высаживать туда агентов и выгружать материалы. Через Эбенезера Пейл должен был сообщать в Лондон координаты этих мест и договариваться о доставке грузов. По радиотелефону следовало сообщать на корабль, что берег чист, а инфракрасный фонарь отмечал бы точное место высадки.