Распознавание образов - Уильям Гибсон

Кейс собирается, упаковывает лэптоп и мобильный телефон. От сигаретного дыма першит в горле. Она оглядывает помещение. Все мужчины дружно опускают головы или отводят взгляды: на нее явно глазели. Сделав последний глоток, она слезает со стула, забрасывает на плечо багажное изделие и направляется к выходу, помахивая фирменным пакетом «Парко».

Отсутствие души сказывается на восприятии времени – оно то бежит, то замедляется, причем непредсказуемо. Например, время, потраченное в салоне мозга красоты на превращение в милашку Фанни, вместе с последовавшим за этим визитом в «Парко», воспринимается адекватно, как совокупные пять часов. Но все, что было потом, включая беспорядочные перемещения по городу, на такси и пешком, пока она не оказалась в огромном магазине игрушек перед секцией «Хелло Китти», – все скомкалось в маленький серый шар под названием «японские впечатления».

Отрешенно глядя на висящие повсюду образчики местного рекламного искусства, Кейс в который раз удивляется: почему уродливые регалии японских франчайзов типа «Хелло Китти» не вызывают приступов паники? Почему не надо задействовать утку в лицо?

Ответа на вопрос нет, но факт остается фактом: здешние раздражители не действуют, включая даже пресловутого «Когепана», дебильного гомункула, чье имя по-японски означает, если она не ошибается, «подгоревший тост». Эта фирма так и не сумела освоить глобальные рынки. Товары с маркой «Когепан» разложены по внешнему периметру, вокруг товаров «Хелло Китти». Сумочки, магниты для холодильника, ручки, зажигалки, расчески, часы, декоративные фигурки. А вокруг них расположилась продукция еще одного франчайза, символом которого служит унылая бескостная панда с кривобокими детенышами. Ни один из этих чистейших примеров бессмысленного маркетинга не вызывает болезненной реакции.

Откуда-то доносится странный неприятный звук, пробивающийся даже сквозь завесу электронного гула над детским магазином, и в конце концов Кейс осознает, что звонит ее телефон.

– Алле?

– Кейс? Это Капюшончик. – Голос звучит совсем не так, как «звучат» его электронные письма, если можно так выразиться. Старше, что ли? Трудно объяснить.

– Привет! Как ты там?

– Нормально, еще не сплю.

– А сколько у вас времени?

– Ты хочешь спросить, какое число? – уточняет он. – Знаешь, не хочу даже произносить вслух. Еще разрыдаюсь. Ну короче, не важно. Главное – дело на мази! Объект назначил встречу в баре в Роппонджи... да, похоже, это все-таки бар. Он говорит, английского названия там нет, только красные фонари на входе.

– Красноречиво.

– Короче, этот тип уже достал своими объяснениями! Такое чувство, что я сам там живу. Свихнуться можно! Знаешь, мы с Деррилом как операторы марсохода: страдаем от виртуальной временной разницы. Во-первых, токийское время, во-вторых, мы сидим в разных часовых поясах. И при этом еще пытаемся не вылететь с работы. Короче, Таки послал Кейко карту района. А я ее послал тебе. Ваша встреча назначена на шесть тридцать.

– Как я его узнаю?

– Насколько я понял, он отнюдь не Рюичи Сакамото[18]. Но помни: Кейко так не считает! Она практически заявила открытым текстом, что готова раскинуть ноги и отдать свое сокровище сразу, как только вернется в Токио.

Кейс морщится, как от боли: нравственный аспект этой миссии ей очень неприятен.

– Но он пообещал, что скажет номер?

– Вроде бы. Если не скажет, не отдавай ему фотографию.

– Ты ему... она ему так и сказала? – Такой шантаж нравится ей еще меньше.

– Да нет, конечно. Никаких ультиматумов. Фотография – просто залог любви и верности. Чтобы ему было чем вдохновляться по ночам, пока не прибудет живое сокровище. Только сначала номер! Иначе никаких фотографий. Дай ему это понять.

– Каким образом?

– Не знаю. Действуй по обстоятельствам.

– Угу, спасибо.

– Ну слушай, ты ведь хочешь узнать, откуда берутся фрагменты!

– Какой ты... беспощадный.

– Такой же, как и ты. Поэтому мы и дружим. Вот смотри, у меня тут есть здоровенный пакет, кофейные зерна в шоколаде. Я сейчас сяду, открою и буду грызть, и с места не сдвинусь, пока ты не позвонишь.

Он вешает трубку.

Кейс оглядывается по сторонам. Все уроды, как один, таращатся на нее: и «Хелло Китти», и «Когепан», и бескостная панда.

17

Поднять переполох

Выйти из такси у гостиницы «Ана». Спуститься по Роппонджи-дори, в тени многополосной эстакады, которая выглядит, как старейшее сооружение в городе.

Кто-то рассказывал, что Тарковский снимал здесь некоторые сцены «Соляриса». Эстакада служила декорацией, создававшей атмосферу города будущего. Но полвека бесперебойной службы и агрессивной выхлопной химии расшатали ее, выщербили бетон по краям, превратили в серый коралловый риф, годный разве что на декорацию к «Бегущему по лезвию бритвы». Сумерки сгущаются стремительно, и сразу становятся заметны следы присутствия бездомных: замотанные целлофаном одеяла мелькают сквозь жидкую стену замусоренных муниципальных кустов. Над головой с грохотом проносятся машины, заставляя вибрировать воздушную прослойку под эстакадой, перемешивая висящую в воздухе невидимую пыль.

Кейс припоминает, что Роппонджи – не самая хорошая часть города. Своеобразная внутренняя зона, пограничный район, эпицентр кросс-культурной секс-индустрии времен экономического бума. Они с друзьями пару раз приходили сюда повеселиться – здешние бары пользовались популярностью. Сейчас все наверняка пришло в упадок. А растворенный в воздухе привкус враждебности, которым это место всегда выделялось, сделался еще острее.

Ручка пластикового пакета врезается в ладонь; Кейс приостанавливается. Этот пакет она носит по городу уже несколько часов. Совершенно ни к чему тащить его с собой на встречу. Внутри нет ничего ценного: не лучшая в ее гардеробе юбка, колготки, севшая черная футболка. Кейс ставит пакет на землю и ногой заталкивает его в проем между кустами, которые похожи на деревья бонсай из-за падающей на них тени эстакады.

Поднявшись на пригорок, она одновременно пересекает границу вечера и границу настоящего Роппонджи. Пора свериться с картой-салфеткой, срисованной с экрана лэптопа. Капюшончик переслал ей схему улиц, где место встречи помечено жирным крестом: в маленьком переулке, параллельном главной магистрали района. Кейс знает такие места, они могут быть либо вылизанными, либо загаженными, в зависимости от расположенных там заведений.

Переулок оказывается загаженным. Кейс выходит на него после двадцати минут блужданий с салфеточной картой в руке, миновав по пути знакомый бар для экспатриантов под названием «Генри Африка».

А вот и нужное место. Кейс для разведки проходит мимо: действительно, безымянный закуток, явно не для туристов, и красный фонарь на входе. Здешний аналог западного низкопошибного бара. Такие заведения существуют в стороне от оживленных улиц, на первых этажах старых зданий. Интерьер практически лишен украшений. Ей вспоминается одна сугубо функциональная питейная в Южном Манхэттене, которая сейчас дышит на ладан, потому что энергетические каналы города сместились на север – сначала из-за «диснеификации» центра, а потом и из-за более серьезных потрясений.

На входной двери висит выцветшая занавеска, сквозь которую видна непривычно низкая стойка бара, а перед ней шеренга столь же низких хромированных стульчиков с круглыми сиденьями, обитыми красной кожей. Обивка местами протерта и заклеена отстающей изолентой, как ее куртка.

Глубоко вздохнув и расправив плечи, Кейс отодвигает занавеску и погружается в древний, слоистый и даже отчасти приятный аромат жареных сардин, пива и сигарет.

Узнать Таки не составляет труда: он здесь единственный посетитель. Увидев ее, он суетливо вскакивает и кланяется с пунцовым от смущения лицом.

– Вы, наверное, Таки? Здравствуйте! Меня зовут Кейс Поллард, я калифорнийская подруга Кейко.

Его глаза старательно моргают за припорошенными перхотью очками. Он переминается и подпрыгивает, словно не зная, сидеть ему или стоять. Кейс придвигает стул, вешает на спинку сумку, потом куртку. Потом садится сама.

Таки присаживается рядом. Перед ним на стойке открытая бутылка пива. Он продолжает молча моргать.

Перед тем как срисовать карту на салфетку, Кейс открыла старое письмо Капюшончика и перечитала описание Таки.

Этот Таки, как он попросил себя величать, вхож в одну из отаку-тусовок с претенциозным названием «Мистика», хотя ее членам запрещено упоминать это имя всуе. Таки утверждает, что хакеры секты сумели обнаружить водяной знак на № 78. Знак, говорит Таки, представляет собой некий номер, который ему каким-то образом удалось узнать.

Существо, сидящее рядом с ней, можно классифицировать как идеальный образчик ярко выраженного японского ботаника. Такие парни могут наизусть цитировать технические характеристики какой-нибудь советской баллистической ракеты, а стены их квартир выложены нераспечатанными коробками с моделями самолетов.