Степан Бандера. «Икона» украинского национализма - Олег Смыслов

Тем не менее из состава батальона были выделены небольшие группы, в задачу которых входила ликвидация людей, занесённых в составленные в соответствии с инструкцией ОУН от мая 1941 года «чёрные списки». Информация об этом содержится в послевоенных показаниях военнослужащего «Нахтигаля» Григория Мельника: «В городе Львове батальон размещался в разных местах. Из нашего взвода и из других взводов в тот же день по приказу Оберлендера и Шухевича была отобрана группа легионеров общей численностью около восьмидесяти человек. Среди них были Лущик Григорий, Панькив Иван, Панчак Василий и другие.

Через 4–5 дней эти люди возвратились и рассказывали, что они арестовали и расстреляли много жителей города.

Панькив и Лущик говорили, что они вместе с участниками ранее заброшенных диверсионных групп получили от Оберлендера и Шухевича списки подлежащих аресту людей. Арестованных свозили в определённые места, среди которых я запомнил названную ими бурсу Абрагамовича, а затем по приказу Оберлендера и Шухевича арестованных расстреляли. Мне Лущик и Панчак говорили, что они лично расстреляли на Вулецкой горе польских учёных, и назвали их фамилии, среди которых мне хорошо запомнилась фамилия профессора Бартеля, известного мне как бывшего министра панской Польши».

«Чёрные списки» фигурируют и в показаниях другого оуновца, Ярослава Шпиталя. Он прибыл во Львов 2 июня и был включён в состав личной охраны одного из руководителей ОУН (б) Николая Лебедя.

«Мы размещались в доме по улице Драгоманова (бывшая Мохнацкого), № 22, в левом флигеле первого этажа. В подвале этого дома находились арестованные, которых ночью выводили по одному во двор и там расстреливали. Расстрелы производили немцы и легионеры из батальона «Нахтигаль» из мелкокалиберных винтовок и пистолетов, чтобы было меньше шума. Я сам видел, как лежащих во дворе людей освещали электрическими фонарями и тех, кто ещё был жив, расстреливали. Потом их увозили в не известном мне направлении. Я всё это видел из окон комнаты, в которой мы размещались.

В одну из ночей привезли на автомашинах группу арестованных, их сразу отвели на второй этаж, где учинили им допрос и избивали. Ругань, крики, стон и плач были хорошо слышны в нашей комнате. Через некоторое время этих арестованных сбросили с балкона второго этажа на бетонированную площадку двора, после чего достреливали. Убитых быстро увезли. За эти три дня там были расстреляны несколько десятков человек. Аресты и расстрелы производились по заранее подготовленным спискам».

Современные украинские историки ставят под сомнение показания Григория Мельника и Ярослава Шепталя, называя их «советской пропагандой», однако сведения об участии военнослужащих «Нахтигаля» в расстрелах Львовских евреев были получены и западногерманским судом. Так, например, один из бывших членов оперативной команды СД «Львов» на допросе в 1964 году показал: «Здесь я был свидетелем первых расстрелов евреев членами подразделения «Нахтигаль». Я говорю «Нахтигаль», так как стрелки во время этой казни… носили форму вермахта… Казнь евреев… была произведена во дворе гимназии или школы членами подразделения вермахта… Что это были члены подразделения «Нахтигаль» я понял лишь позже, так как я этим заинтересовался… Я установил, что участвовавшие в этой казни стрелки в немецкой форме говорили по-украински».

Можно было бы ещё продолжить цитирование показаний множества свидетелей преступлений националистов ОУН, в том числе и из «Нахтигаля». Однако стоит лишь подчеркнуть, что не только бандеровцы, но и мельниковцы (то есть обе фракции) поддерживали уничтожение нацистами евреев и принимали в нём активное участие. Документов, подтверждающих это, предостаточно.

Критикуя «Отчёт рабочей группы историков при Правительственной комиссии по изучению деятельности ОУН и УПА. Основные тезисы по проблеме ОУН — УПА (исторический вывод)», доктор гуманитарных наук, политолог В. Полищук (Канада), в частности, пишет: «С. Кульчицкий пишет, что после провозглашения 30 июня 1941 года Ярославом Стецько «государственной независимости Украины», военнослужащие «Нахтигаля», которые в тот день вошли во Львов, получили недельный отпуск и приказ передать все стратегические объекты города под охрану прибывшей немецкой полиции. Какое же командование даёт целым своим подразделениям отпуск на десятый день от начала войны? Это утверждение С. Кульчицкого является дезинформацией, цель которой — оправдание нахтигалевцев, которые в первые дни июля 1941 года были свидетелями погрома евреев во Львове и ничего не сделали, чтобы его прекратить. Не случайным является также лживое утверждение С. Кульчицкого о том, что в июле Р. Шухевич сообщил командованию вермахта об отказе состава батальона «Нахтигаль» и далее служить немцам и что вследствие этого немцы разоружили этот батальон. Есть же описания военных этого батальона, которые противоречат такому утверждению, но нет документов о разоружении. Правдой является только то, что немцы вследствие отказа ОУН Бандеры отозвать «Акт 30 июня» решили оттянуть этот батальон из Украины, сделать ему передислокацию и послать в другой район военных действий — в Белоруссию, уже как полицейский батальон. Негоже научным работникам, научному учреждению в документе (так как «Отчёт» является документом для правительства Украины) вводить его адресата в заблуждение. Неправдой является также то, что батальон переведён в Краков, его разместили в Нижней Силезии для полицейского переобучения. Неправдой является также утверждение, что «Нахтигаль» и «Роланд» были интернированы, это — из средств пропаганды ОУН Бандеры. Грязным враньём (это иначе нельзя назвать) является утверждение С. Кульчицкого, что в конце 1942 года всех бывших военнослужащих «Нахтигаля«и «Роланда», а потом уже полицейского 201-го батальона «Шуцманшафтен», немцы арестовали. Все они возвратились в свои дома в Галичине, чтобы в первые месяцы 1943 года перейти в распоряжение М. Лебедя для образования на Волыни Украинской освободительной армии (УВА) — так вначале назывались вооружённые формирования ОУН Бандеры на Волыни.

Исключительно пропагандистским, не имеющим ничего общего с наукой и одновременно с этим пронизанным бандеровским стилем является следующее утверждение С. Кульчицкого: оуновцы… мечтали о национальной армии, а пришлось сначала охранять мосты в партизанском крае, а потом сидеть в тюрьме. Проводил ли проф. С. Кульчицкий исследования мечтаний оуновцев? А как происходили «охрана мостов» и борьба с партизанами, объясняет упомянутая О. Азаренко: «…было известно, что прибудут на борьбу с партизанами и подразделениями ОУН. Числа 28–29 июня прибыло их 24 машины — вооружённых до зубов головорезов, с овчарками, по две собаки в машине. В чёрной форме… сначала подожгли на окраине села дома, потом началось!…Они, оуновцы, чтобы далеко было видно их «работу», сжигали села и живьём семьи в хатах наших, деревянных, свирепствовали и убивали больше, чем немцы… совершали надругательства над беззащитными женщинами по-зверски. С. Кульчицкого такие описания «охраны мостов» не интересуют, его задачей является оправдание оуновцев.