Нежный тиран - Шэрон Кендрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На пути домой они не обменялись ни словом. Адам был погружен в свои мысли, и Кайлоран его не винила. Вернувшаяся память требовала осмысления. Нельзя вмешиваться и отвлекать его по пустякам, думала она. Замкнутое и напряженное выражение лица придавало ему такой неприступный вид, что она не осмелилась бы задать ему даже очень важный вопрос. Свои расспросы она отложит до лучших времен.
Когда они вернулись в Лейси, он молча повел ее в спальню. Там он так же молча начал медленно раздевать ее, как тогда, когда делал это в самый первый раз.
Она непроизвольно выгнула спину, когда он вошел в нее, и ей показалось, что в его глазах мелькнуло торжество.
Никогда с такой страстью и так долго не продолжались их любовные объятия. Однако Кайлоран чувствовала: что-то здесь не так.
Утомленные, они лежали рядышком среди скомканных и влажных от пота простыней.
— Сегодня все было совсем иначе, — проговорила Кайлоран. — Но, дорогой, ты, должно быть, утомился…
— Нет, — резко повернувшись, недовольно ответил он. — Твои обязанности сиделки закончились. Я настаиваю! Даю тебе отпуск.
Она почувствовала, как страх сжал ее горло.
— Что случилось, Адам? Почему ты так на меня смотришь?
— Как смотрю?
Она не могла объяснить ему, как сильно он изменился, каким жестким стало выражение его лица. Мягкость исчезла. Он был почти таким, как раньше, — холодным, ироничным. И он не хотел видеть ее рядом.
— Все ли ты помнишь? — медленно спросила Кайлоран.
— Все! — односложно ответил он.
Все было ясно.
С тяжелым сердцем она села в кровати, внутренне понимая, что не выдержит, если вернутся их прежние отношения. Это исключено. Как бы ей ни было больно, она не станет жить с ним на его условиях. Возможно, он предлагает ей все, что может предложить. Но ей этого недостаточно! Она будет жить в постоянном ожидании конца, боясь раскрыть ему свою душу и тем самым оттолкнуть его. Отношения нельзя строить на страхе.
— Хочешь со мной поговорить?
— Что я могу сказать тебе? Да, я знаю теперь, почему я поехал тогда именно в Лейси. Твой дедушка был когда-то ко мне очень добр.
— Ты отплатил ему за добро, когда спас компанию от разорения.
Словно не слыша ее слов, он продолжал говорить:
— Я знаю, что жил некоторое время в Америке. Помню, чем занимаюсь здесь, что снимаю квартиру в Кенсингтоне.
— А нас ты помнишь?
— Нас?
Он произнес это слово так, будто оно было ему незнакомо.
— Да, ты помнишь нас — меня и тебя?
Он улыбнулся, но его улыбка показалась ей холодной и рассеянной, хотя при этом он коснулся губами кончика ее носа.
— Я знаю, что между нами были близкие отношения — очень приятные отношения.
Очень приятные? Словно на концерте классической музыки?
— Понятно.
Он сомневался, что она действительно все поняла, но сейчас не хотел ни о чем говорить, чувствуя себя расслабленным и рассеянным.
— Давай оденемся и найдем чего-нибудь выпить.
Если бы на его месте был кто-то другой, она подумала бы, что с помощью алкоголя он хочет преодолеть нерешительность. Но Адам был не из того сорта мужчин, которым при столкновении с проблемой нужно подхлестнуть свою храбрость с помощью выпивки.
Она чувствовала, что их отношениям наступает конец. А раз так, то она встретит это спокойно и достойно.
— Да, я тоже что-нибудь выпила бы, — сказала она, зная, что, в отличие от него, стимул ей необходим.
Они, молча, собрали с пола разбросанную в спешке одежду и молча оделись. Кайлоран обратила внимание на то, что, пока она одевалась, он не смотрел на нее восхищенным взглядом, как делал это обычно.
Он был по-прежнему погружен в свои мысли и даже один раз взглянул на часы.
— Что мы будем пить? — спросила она, когда они спустились вниз. У нее даже мелькнула глупая мысль, не предложить ли выпить шампанского, чтобы отмстить этот славный день.
— Мне бы хотелось немного виски.
Она едва не спросила, можно ли ему пить виски, но вовремя спохватилась и промолчала. Он же недавно объявил ей, что не нужно за ним ухаживать. Ее роль сиделки закончилась, и она чувствовала себя ненужной.
Кайлоран не пила крепких спиртных напитков, поэтому лишь плеснула себе в бокал вина и, устроившись на диване, стала ждать, что будет дальше.
Ждать пришлось недолго.
Серые глаза пристально смотрели на нее.
— Кайлоран, мне надо уехать, — сказал он.
— Куда ты хочешь поехать?
— В Лондон.
— Уж не собираешься ли ты вернуться к работе? — тревожно спросила она.
Это было в его стиле. Всего несколько часов назад он восстановил свою память и тут же бросается в самую гущу жизни.
— Нет, не сразу. Сначала мне нужно побывать у врача, чтобы он меня хорошенько обследовал.
— А потом?
— Я еще не решил.
Значит, опять «я», а «мы» уже исключается? Она хотела спросить, когда они увидятся снова, но промолчала. Она не станет упрашивать или умолять его. Он сам должен решить, если захочет.
— Когда ты уезжаешь?
Он снова взглянул на часы:
— Я еще успею на последний поезд.
— Я могу тебя подвезти. Он покачал головой:
— Спасибо, не нужно. Очень любезно с твоей стороны, Кайлоран, но… я и так слишком долго злоупотреблял твоей добротой.
Злоупотреблял? Словно гость, который приехал с визитом и случайно задержался.
— Тогда тебе нужно собираться, — спокойно сказала она, ставя на стол, едва пригубленный бокал. — По крайней мере, позволь мне довезти тебя до станции.
Кайлоран подождала, пока он соберет все вещи, которые она привезла для него из Лондона. Она договорилась с его секретарем, чтобы всю его срочную почту пересылали к его поверенному. Кайлоран не изменила этот порядок и тогда, когда Адам начал поправляться, — чтобы не нарушать спокойную и мирную жизнь.
Она хотела расспросить его о многом, но не желала добавлять забот его и без того измученной голове.
Он спустился вниз с большой сумкой в руке.
— Готов? — спросила она, бодро улыбнувшись. Зная, как многим ей обязан, Адам начал:
— Кайлоран…
Не желая слушать его вежливые слова благодарности, словно она престарелая, уважаемая родственница, Кайлоран перебила его:
— Не нужно ничего говорить, Адам. Молчи.
— Но я хотел поблагодарить тебя…
— Не нужно, — сердито повторила она. — Мне не нужны слова благодарности. Я делала все от души и с радостью. Я всегда готова помочь любому, кто попал в беду.
Он рассеянно кивнул. Вот и наступил последний миг. Он мог бы обнять и поцеловать ее, но разве это не растянуло бы мучительные минуты прощания? Нельзя жить, если чувствуешь, что из твоей жизни выпала какая-то ее часть. А именно так он и чувствовал себя в тот момент.