Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт

И Вирджиния объяснила почему.

Глава 25

Первый катаклизм случился в 1642 году в Париже.

Его вызвал скромный, непритязательный человек по имени Виктор Хенесс. Он был уроборан и, прежде чем местные члены клуба «Хронос» нашли его, прошел через обычные, весьма травматичные первые фазы своей жизни. Его успокоили, объяснив, что на нем нет проклятия и он не находится во власти дьявола. Сын оружейного мастера, он своими глазами видел самые страшные события Тридцатилетней войны. Естественно, как и всегда во время подобных кровавых конфликтов, члены клуба «Хронос» в период Тридцатилетней войны пытались переместиться в более или менее безопасные регионы – в частности, в центр относительно стабильной в тот период Османской империи. Виктор Хенесс, однако, отказался отправиться вместе со всеми и решил остаться на территории Священной Римской империи. Он поклялся, что не станет принимать участия в происходящих событиях и будет лишь наблюдать за ними и вести летопись. В течение какого-то времени так оно и было. На протяжении нескольких своих жизней Виктор Хенесс снабжал историков прекрасным фактическим материалом. Те из них, кто принадлежал к роду калачакра, даже не догадывались, что попавшие в их руки ценнейшие исторические документы были делом рук такого же члена клуба «Хронос», как и они. Однако у некоторых членов сообщества эта ситуация вызывала серьезное беспокойство. Дело было не в том, что Хенесс обнаруживал какие-либо тревожные колебания, терзания души. Наоборот, он был слишком спокойным и сосредоточенным и занимался составлением хроники времен, основным содержанием которых были насилие, ужас и кровь, с удивительной бесстрастностью. Он ни с кем не заводил ни дружбы, ни даже знакомств, не принимал ничью сторону, избегал опасностей, грозивших лично ему, а в тех случаях, когда его настигала смерть – в те жестокие времена никто не мог считать, что ему гарантирована жизнь и безопасность, – принимал ее безропотно и с достоинством. Уже потом, в следующей жизни, он не без юмора говорил, что ему следовало подкупить палача, чтобы тот подсыпал пороха в костер, на котором его сожгли, или что он умер бы гораздо быстрее и без мучений, если бы ему не просто проткнули живот пикой, а вонзили ее точно в печень. Другие члены клуба попали в непростую ситуацию. В самом деле, было бы странно, если бы они стали упрекать Виктора в том, что он чересчур спокоен, неестественно хладнокровен и подозрительно, нечеловечески беспристрастен, – ведь именно к этому они его и призывали. Со временем благодаря приобретенной им славе летописца, чьи хроники можно было считать вполне достоверными историческими документами, у Виктора возникла переписка с другими членами клуба, родившимися в более поздние эпохи. Вопрос, сформулированный, скажем, в XIX или в начале XX века, передавался назад, в более раннее время, – от калачакра, который был ребенком, например, в 1850 году, к тому, кто к этому времени успел состариться, но в 1780 году был еще совсем мальчишкой. Тот, в свою очередь, передавал послание человеку, пребывавшему на склоне лет в 1710 году, и так далее – пока наконец член клуба, живший в одно время с Хенессом, не получал возможность задать вопрос лично ему. Тот писал ответ на каком-нибудь прочном, хорошо сохраняющемся материале и через членов клуба «Хронос» тем же путем передавал его в будущее. Этот способ довольно часто использовали те из нас, кто получил более или менее приличное образование. Нередко его применяли для того, чтобы добиться успеха при проведении исторических исследований и получить некий научный результат, в том числе в виде неизвестно где и каким образом раздобытых свидетельств и документов давно ушедших времен.

Проблема, однако, состояла в том, что Хенесс, снабжавший других членов клуба достоверными историческими документами, со временем сам начал задавать вопросы, посылая их в будущее. При этом, опасаясь, что бумага не выдержит путешествия сквозь время, он нередко выбивал свои послания на камнях, всякий раз стараясь выбирать для этого такие места, где влияние на ландшафт будущих войн, технического прогресса и урбанистической экспансии должно было быть минимальным. По этой причине он стал интересоваться событиями будущих эпох и со временем узнал о распаде Османской империи, Войне за испанское наследство, революциях во Франции и в Америке, а также о гораздо более поздних событиях – таких как геноцид армян, еврейские погромы и даже о временах, когда богатство и свобода стали синонимами, а Богом стали пугать детей.

Виктор воспринимал все это с тем же хладнокровным равнодушием, с каким смотрел на то, как детей режут, словно скотину, на глазах у их матерей, а выстроившиеся в шеренги мужчины, подбадриваемые командирами, поливают друг друга свинцом с расстояния в каких-нибудь сорок ярдов. Другие люди уже давно заметили его необычную отстраненность от происходящего. Более того, они успели привыкнуть к ней и почти перестали обращать на нее внимание.

И вот однажды Виктор отправился в Париж. Там он благодаря одному лишь своему красноречию сумел добиться аудиенции у французского короля. По всей вероятности, он сказал такие слова:

– Меня зовут Виктор Хенесс, и я пришел, чтобы рассказать вам о будущем. – И сделал то, что пообещал сделать.

Члены свиты французского монарха много раз спрашивали его: «Почему вы решили рассказать все это именно нам?» И он всякий раз отвечал примерно так: «Вы – все еще самое сильное государство в Европе, несмотря на внутренние конфликты и междоусобицы. Римская империя одряхлела, испанский король слаб, глава Католической церкви бессилен перед мощью оружия. А мне нужен сильный король. Я расскажу вам о том, что будет. О философских течениях, у которых еще нет названия. Я дам вам могучее оружие, победную военную стратегию, чудодейственные лекарства. Я укажу вам, кто ваш враг. От меня вы узнаете о неизвестных вам землях, потому что я много путешествовал. Я своими глазами видел Тихий и Индийский океаны. Я обедал в обществе великих моголов и китайских мандаринов, слышал, как шумят воды реки Конго, наслаждался запахом специй на восточных базарах и ел мясо акул, выловленных из-подо льда. Давайте вместе сотворим новый мир – вы и я. Давайте сделаем мир лучше».

Разумеется, поначалу подобные речи были восприняты скептически. Однако через какое-то время Виктору удалось завоевать доверие французского короля, и мир начал меняться. У Виктора не было иллюзий по поводу его замысла. Он понимал, что его реализация не может быть бескровной, и знал, что затеянная им глобальная революция вполне может уничтожить тех, кто ее начал. Карл Второй умер, не успев предъявить претензий на английскую корону, а Тридцатилетняя война внезапно закончилась раньше времени в результате неожиданного вмешательства в нее смешанной французской армии, состоявшей из католиков и гугенотов, вооруженных нарезными винтовками и использовавших тактику Наполеона. Виктор знал, что времени у него не так уж много. Даже тщательно заботясь о своем здоровье, он вряд ли мог рассчитывать на то, что проживет больше шестидесяти лет. Это означало, что он не успеет осуществить свои планы в Азии и колониях Нового Света. Поэтому он решил сконцентрировать все свои усилия на каком-то одном регионе, а именно Европе, и попытаться изменить мир к лучшему, действуя именно на европейской территории. Он понимал, что ему не удастся увидеть окончательные результаты запущенных им процессов – потому что, согласно его расчетам, ситуация должна была стабилизироваться лишь лет через сто двадцать. У него был всего один способ добиться того, чтобы измененный мир, который должен был стать плодом его деятельности, продолжил свое существование. Он состоял в том, чтобы заручиться помощью других членов клуба «Хронос». Между тем они разделились примерно пополам – одна половина поддерживала Виктора, другая, наоборот, решительно отвергала и осуждала его действия. Тех, кто готов был его поддержать, он стал называть авангардом будущего. Тех же, кто отказался ему помогать, он заточил в самые страшные тюрьмы, существовавшие на тот момент. Не убил, а именно упрятал в темницы – для того, чтобы они прожили как можно дольше в созданном им новом мире и перед смертью смогли увидеть и оценить его успехи.