Квест империя - Макс Мах

Удалившись на достаточное расстояние, Меш перестал хныкать и стонать, закрыл рот, спрятав под верхней губой длинные кривые клыки, и, выровняв бег, двинулся дальше быстрее и тише. Прошло несколько секунд, и его громоздкая, еще недавно такая неуклюжая фигура растворилась в сумраке старых тоннелей, малопосещаемых и оттого слабо освещенных.

Зная лабиринт, каким, несомненно, являлся дворец Сиршей, можно довольно быстро добраться туда, куда тебе надо, не попавшись при этом никому на глаза. Пробежав длинной внешней галереей, в которой было целых три прорезанных в скале глубоких и узких окна – лунные дорожки трижды пересекли его путь, – Меш добрался до винтовой лестницы и по ней поднялся в основание Кривой башни. Здесь располагалась библиотека, вернее, ее главный зал. С тех пор как шесть месяцев назад здесь было найдено мертвое тело хранителя книг, в библиотеке почти никто не бывал. На миг Меш притормозил около высокого и тяжелого пюпитра, как раз там, где лежал тогда В'Спаш. Каменные плиты давно отмыли, и пыль успела покрыть их толстым слоем, но даже сейчас Меш учуял слабый, как отзвук далекой грозы, аромат пролитой крови.

В'Спаш был хорошим человеком. Он был сложным человеком, у него было два лица, а возможно, и три – Меш не успел в этом разобраться – но хранитель был его другом, а не врагом. Теперь, когда хранитель был мертв, мир окончательно упростился, сведясь к отточенной до убийственной ясности дихотомии: Меш и его враги.

Не задев ни одного предмета, хотя погруженный в темноту зал был тесно заставлен многочисленными шкафами, креслами, пюпитрами и статуями; не произведя никакого шума, который мог бы выдать его присутствие, принц Меш пересек библиотеку и, поднявшись еще по одной лестнице почти на самый верх башни, оказался в своем убежище. Сюда, наверх, в маленькую круглую комнатку, откуда через люк в потолке можно было выбраться на смотровую площадку башни, не заходили даже слуги, изредка прибиравшие в библиотеке. Сюда вообще давно никто не заходил. Единственное окно открывалось узкой щелью на запад, в сторону необитаемых мертвых скал. Поэтому свет масляной лампы, которую зажег Меш, не мог увидеть никто. Слабый, но вполне достаточный для Меша огонек осветил комнату, убогий топчан, на котором Меш спал, низкий стол и стопки книг у стены. На крюке, вбитом в деревянный потолок, висел мешок с провизией – бесшумный ночной вор мог найти много интересного на кухнях дворца – а в нем, недоступные для грызунов, копченое мясо, хлебные лепешки и козий сыр. Достав еду – выпрямившись, Меш легко доставал до мешка – и налив в большой серебряный кубок вина из бочонка, примостившегося прямо под столом, Меш начал ужинать. Он был сильно голоден и сейчас сдерживал себя изо всех сил, чтобы не наброситься на пищу по-звериному. Проведя весь долгий день животным, наедине с собой он желал быть человеком. Он не мог, к сожалению, вечно прятаться в своем логове. Рано или поздно, но его хватились бы и начали искать. Нет, домочадцы должны видеть своего урода постоянно, и Меш целыми днями слонялся по дворцу, выпрашивал еду, ловил кошек, переругивался с собаками и путался у всех под ногами. Еды он обычно не получал, или получал, но мало; зато он вволю получал пинки и затрещины. Кошек он ловил так, что до сих пор не поймал ни одной, а собаки… Вот собаки его не трогали. Они честно играли с ним – или подыгрывали ему, – но никогда не нападали, интуитивно чувствуя, что он им не враг, и избавьте боги, чтобы стал им врагом. Они знали, звериным чутьем угадывали в нем силу, несоизмеримо более разрушительную, чем сила их господ. Стратегия, избранная им, себя оправдывала, но была удручающе утомительной, потому что он все время был на виду.

Но сейчас он наконец был один и мог спокойно поесть и спокойно почитать. Читать его научил хранитель книг. Меш был многим обязан хранителю В'Спашу. Можно сказать, что ему он был обязан всем, потому что, если задуматься, кому и чем еще он был обязан в этом мире? Матери? Глупая тварь, поддавшись чувствам, вышла замуж за князя, хотя не могла не знать, что попытка найти счастье с этим ублюдком была обречена, еще не осуществившись. И вот она мертва, а Меш должен нести ярмо своей собачьей жизни дальше. Мысль, неожиданно мелькнувшая у него в голове, показалась ему новой. Как-то так вышло, что, думая о многих вещах – а думать было единственной его привилегией, потому что говорить он не умел – он ни разу за все эти годы не задумался над самой важной и самой простой вещью. Не задал себе один простой вопрос: для чего ты живешь, Меш?

– И в самом деле для чего?

Меш перестал есть, отставил в сторону кубок, встал и, подойдя к окну, посмотрел на залитые лунным светом безжизненные скалы западной стены. Когда умерла его мать – фанатик-уюг[33] ударил ее кинжалом в живот, – Мешу было всего три года. Он был крупнее своих сверстников, но, в отличие от них, он не умел говорить. Того времени он почти не запомнил, но крепко, на всю жизнь, запала ему в память ночная встреча с хранителем книг. Хранитель пришел к нему сам. Это случилось через несколько дней после того, как умерла мать Меша. Меш был один в своей комнате, с некоторых пор у него вдруг не стало ни нянек, ни служанок. Он лежал на кровати – тогда у него еще была кровать – и смотрел во тьму. Меш почувствовал гостя еще до того, как тот вошел к нему в комнату – тогда у него еще была своя комната. Человек постоял в темноте, подошел к Мешу, присел рядом с кроватью на корточки и стал говорить:

– Я думаю, ты меня слышишь, принц. Слышишь и понимаешь. Я так думаю. Может быть, я ошибаюсь. Тогда все ни к чему. Но, если я не ошибся, тогда слушай и запоминай. Ты идиот. Все так думают, ведь ты не умеешь говорить. Это хорошо, что они так думают. Пока ты идиот, ты жив. Иначе смерть. Они убьют тебя, как убили твою мать. Князь не защитит. Но уродов не убивают. Бегай на четвереньках! Визжи! Брыкайся! Мешай всем, и тебя не убьют. Если понял, выживешь. Если выживешь, приходи в библиотеку. Библиотека, это где много книг. Только чтобы никто не видел.

Человек встал и ушел, а Меш остался лежать, тихий как мышь, испуганный, полный страха и отчаяния, не знающий, что правильно, а что нет. Но он понял хранителя. А к утру и согласился с ним. Больше ведь все равно никто ему советов не давал.

И он стал идиотом, как посоветовал ему хранитель книг, и прожил идиотом все эти пустые годы, но теперь пришло время спросить себя, а для чего?

Люди, как понимал это Меш, делятся на тех – их большинство, – кто живет, потому что живет, и тех, кто живет с целью. Посмотрев на себя сейчас, он понял, что никогда не отождествлял себя с первыми, но и ко вторым, как ни жаль, он тоже не относился. Он выжил тогда и жив теперь. Долгие годы он живет в шкуре животного, играя в странную, опасную игру, чтобы выжить. Князь – Меш никогда не называл его отцом, даже мысленно, – успел жениться и родить трех сыновей. Князь воевал, охотился и пировал. Князь валял знатных дам и кухарок и брюхатил свою жену – сейчас она беременна в седьмой раз, – разъезжал на дорогих лошадях, ел и пил с золота, а мать Меша лежала в земле, и Меш, неприкаянный и никем не любимый, слонялся по темным переходам дворца. Новая княгиня спала на шелках, а наследный принц прятался в этом своем логове. Молодая красивая фрейлина раздвигала ноги перед жалким щенком, а князь Меш-са-ойр подглядывал сквозь щель в стене и от вожделения выл, как волк, но и то молча, чтобы, обороните боги, никто не услышал его воплей страсти. Так для чего он жив? Для чего притворяется? Ему нет пути к трону. Здесь, во дворце, его ничего не ждет. Нет такого случая, который мог бы вознести его из пропасти бедствий к вершине славы и могущества.

А за стенами замка? Нигде и никогда он не будет желанным гостем. Даже в собственном племени. Ну, может быть, Сойж Ка и приняли бы его, оставив в стороне его уродство. Ради памяти н'Сойжи, дочери старейшины, ради того, что он, по Праву и Закону, прямой наследник княжеского трона. Но тогда война. И племя, даже с ним во главе, обречено на истребление. Против княжеской армии им не выстоять. Было бы их хоть несколько таких, как Меш, тогда, может быть, и выстояли бы. Но он один. Даже В'Зоаш, веривший, что народ Сойж Ка происходит от Древних Но, полубогов, героев, детей Самого, даже он считал, что божественный дар проявляется теперь только у женщин. Колдуньи Сойж Ка. Но вот о колдунах он не пишет нигде.

Меш застонал. Звук вышел хриплым и был больше похож на звериное рычание, чем на стон, исторгнутый человеческим горлом. «Как могло случиться, что я ни разу не задумался об этом? – ужаснулся он. – Как это возможно, что я никогда не задавался этим вопросом?» Гнев закипал в его сердце; гнев на себя, согласившегося на роль урода; гнев на князя, позволившего всем этим недоумкам глумиться над ним; гнев на чернь, посмевшую поднять руку на того, в чьих жилах смешалась кровь венценосных Сиршей с древней кровью королей Но.

Он вернулся к столу и одним могучим глотком допил оставшееся вино. Горло пересохло, и потребовались еще два полных кубка, прежде чем он почувствовал, что жажда оставила его. Вино было превосходное. Ароматное, терпкое, крепкое, оно подавалось на стол самого князя. Меш добрался до винных погребов еще год назад. Выбор был велик – погреба, заставленные бочонками и бочками всех размеров, тянулись на сотни метров – но он всегда брал вино только из бочек, помеченных княжеской булавой.