Божественный сумасброд. Жизнеописание и песни Друкпы Кюнле - Лхундруб Цо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустившись с долины Паро и шествуя и направлении индийской равнины, Лама проходил мимо дома, где справлялись поминки по старой женщине по имени Акьи. Родственники умершей заметили его, когда он проходил мимо, и пригласили выпить с ними.
— Приятно попить чанг в это жаркое время года, — сказал он и, не сходя с места, принялся запрокидывать кружку за кружкой. Когда он был совершенно пьян, ему сказали:
— Ты всё-таки святой человек, верно? После того, как ты теперь выпил так много чанга, ты определённо мог бы отнести труп на кладбище.
— Вы негодяи! — выругался он. — Я же всё-таки не какой-то нищий, что берётся за самую низкую работу. Разве вы не знаете пословицы: "Хоть и наелся досыта, я не потащу трупа, хоть и счастлив, не стану мять глину".
— Прости, — ответили они, — ты совершенно нрав. Но для старухи было бы большим счастьем, если бы ты помог ей в бардо[77].
— Ях! Ях! — сказал Лама. — Коли так, я позабочусь об этом. Ну, где кладбище?
Они показали в сторону верхнего края долины.
— Дайте мне палку, — велел он.
Взяв палку, он стал ритмично ударять по трупу, приговаривая:
Не спи, старуха! Очнись! Очнись!
Поднимись из грязи сансары.
Ты бесцельно пришла в этот мир
И оставляешь его так же бессмысленно.
Не зная, куда тянет ум,
Пало твоё тело перед сыновьями.
И всё же, несмотря на них,
Утебя не нашлось того, кто бы отнёс твоё мёртвое тело.
Ты лишилась любимых платьев,
Прикрывавших когда-то твой срам.
Из твоего тела вытекают тошнотворные жидкости.
Не лежи тут, старуха! Иди дальше!
Вступи на путь Освобождения!
И труп поднялся и, скрючившись и сгорбившись, пошёл перед Ламой, следовавшим за ним со своей палкой. Доковыляв до кладбища, труп сложил руки у сердца и поблагодарил Ламу за то, что тот указал ему путь к Освобождению. А затем лёг на землю, ожидая сожжения.
— Это правда, — сказал Лама родственником покойной старухи, — я выгнал её из сансары. Теперь сожгите труп!
Присутствующие на похоронах попросили его задержаться у них ещё ненадолго, чтобы они смогли выразить ему своё почтение.
Они принесли свиную голову, которую считали изысканным кушаньем, и спросили, не сварить ли её для него. Друкпа Кюнле велел поставить голову свиньи перед ним и, показывая на неё пальцем, запел:
Ты, мёртвая свинья в подвале
Без хвоста и головы, покрытая щетиной,
И эта голова с рылом как пенис осла,
Вставай и иди,
Последовать за старухой время настало!
Говорят, что все видели, как свиная голова растворилась в свете и по спирали исчезла в западном направлении. Не съев ничего из приготовленных блюд, Лама пошёл дальше.
В Гангтакха, неподалёку от храма Кьиху в Паро, лама из Гангтакха, которого звали Цеванг, попросил Друкпу Кюнле освятить его новый дом и благословить его благо сулящим предсказанием. Лама выразил своё пророчество таким стихом:
Поскольку дверь массивна, как гора,
Дом будет благословлён прочностью.
Поскольку сводом соединены опоры,
Дом будет благословлён богатством.
Поскольку на потолке прямые балки,
Дом будет благословлён справедливостью.
Поскольку крыша крыта сланцем,
Дом будет благословлён надёжностью.
И добавил: — Этот дом будет благословлён многими жителями и многими трупами.
— А кха кха! — застонали они. — Не говори так!
— Хорошо, тогда пусть он будет благословлён немногими жителями и немногими трупами, — поправился Лама.
По этому последнему предсказанию, тот род угас, и сегодня этот дом стоит пустой и разрушенный.
Вслед за этим Лама Кюнга Легпа решил покорить демона из Ванг Гомсаркха, округа Тхимпху, который угрожал искоренить население всей округи. Из недосягаемого укрытия высоко в долине, это змееподобное отродье приводило в ужас людей, живших на уступе у реки; каждую ночь он утаскивал одного из них и пожирал его, пока там не осталась в живых одна-единственная старуха.
Придя в то место, где поселился змей, Кюнле лёг на землю, подложил под голову вместо подушки стрелу и лук и свой длинный меч, поставил рядом с собой полный горшок цампы, улёгся на спину, втянул живот, вымазал задницу цампой и выправил свой член. В такой позе он стал дожидаться змея, который не заставил себя долго ждать:
— Адзи! Адзи! — удивился змей. — Это что такое? Ничего подобного я ещё не видывал! Но, может, это съедобно?
Он кликнул свою свиту природных духов, которые тотчас же столпились вокруг немыслимым числом, — как мухи, слетевшиеся на кусок загнивающего мяса. Одни посчитали тело безжизненным, другие думали, что оно ещё живо.
— Лучше бы нам его не жрать, пока мы не узнаем, что это такое, — рассудил демон верхней части долины. — Тело тёплое — значит, мёртвым быть не может; не дышит — значит, не живое; в горшке цампа — значит, умерло не от голода; живот пустой — значит, не от обжорства; под головой у него оружие — значит, умерло не от страха; член его ещё твёрд — значит, ещё недавно было в живых; в заднице у него черви — значит, умерло не сегодня. Что бы это ни было, оно не пойдёт нам на пользу. Лучше оставим его в покое.
— Как бы мы ни решили, — сказал змей, — мы в любом случае сожрём сегодня старуху. Значит, встречаемся при наступлении ночи перед её дверью.
Договорившись, они разошлись.
Лама поднялся и направился прямиком к дому старухи,
— Как дела, старая? — приветствовал он её.
— Хорошо, что ты пришёл, я, знаешь ли, в полнейшем отчаянии.
— Что случилось? Расскажи мне, — участливо спросил Лама.
— Когда-то я была очень богата, — начала она, — но поскольку ни Будда, ни Мастер ни разу не ступали по этой бедной глухой земле, здесь расплодились духи и пережрали всё население вместе со скотиной. Я и не надеюсь, что доживу до утра. Ты святой человек, и тебе незачем здесь оставаться. Уходи, пока ещё можешь, иначе тебя сожрут заживо. Завтра, когда меня здесь больше не будет, ты можешь забрать себе всё, что в доме есть ценного, или раздать бедным. — Таковым было её последнее желание.
— Не бойся, — успокоил её Лама, — я останусь ночевать здесь. У тебя есть в доме чанг?
— Было малость, да низшие боги и духи украли жидкость, — отвечала она. — Не знаю, остался ли какой вкус в зёрнах.
— Принеси, мне этого хватит, — сказал он.
Он пил, пока не стемнело и перед дверью не собрались демоны. Когда они начали колотить в дверь, старуха вскрикнула от ужаса.
— Ты останешься здесь, наверху, — велел ей Лама. — Я позабочусь
