Цветок предательства - Анна Данилова

Я принесла из комнаты листок. Разорвала его ровно на две части, на одном листке сверху написала «Ося», на другом «Валя». Положила их перед собой. Психологи советуют выплеснуть из себя всю горечь боли и обиды словами, обращением, простой запиской, в которой ты хочешь выразить всю суть своего чувства к тому, кто попытался разрушить твою жизнь, кто причинил тебе нестерпимую боль, с которой ты живешь и к которой не можешь привыкнуть.

Я знала об этом и уже писала записки этим же адресатам. Но тогда я ограничилась великодушной фразой, одной на двоих: «Бог вам судья».

Эти записки надобно сжечь. И я тогда их сожгла.

На этот раз от великодушия осталась лишь горстка пепла, очень похожая на ту, что осталась на блюдце после сожжения скомканных записок.

Я написала на каждом листке: «Умри».

Смерть подмигнула мне, выглядывая меж этих четырех букв, оскалилась своим беззубым ртом…

И снова блюдце, зажигалка, огонь… Две смерти, адресованные мной этим нелюдям, задымились, заполыхали и погасли, превратившись в пепел…

Я открыла окно и развеяла пепел в фиолетовом холодном воздухе, и начавшее бледнеть небо содрогнулось перед моими глазами, зашаталось и вдруг замерло в ожидании первого луча солнца.

Я, убийца, вернулась в комнату, легла, укрылась одеялом и тотчас, словно напившись крови, умиротворенная содеянным, уснула.

18. Следователь

– Это дело могло быть интересным, если бы не одно обстоятельство, – признался Валерий Людмиле за ужином, когда они, уставшие, вернулись домой, и Людмила, возбужденная, суетливая, принялась делиться своими впечатлениями от увиденного и услышанного за целый день. Она говорила без умолку, высказывала свои предположения, касающиеся мотива убийства Вероники Шитовой, недоумевала по поводу странного, на ее взгляд, поведения сиделки.

– В смысле? Что ты имеешь в виду? Валера, давай я тебе еще супа подолью, а? Вот зелень… Ух, я так проголодалась. Так что ты говорил, дело показалось тебе неинтересным?

– Я говорю, что оно могло быть интересным, если бы не одно существенное обстоятельство… Аркадий Шитов был, если так можно выразиться, немного сумасшедшим!

– Да он вообще больной на всю голову! – согласилась с ним, энергично кивая, Людмила. – Кажется, я начинаю понимать тебя… Ведь если человек здоров, то мотивы его поступков можно хотя бы как-то проследить, вычислить, понять… Ты прав, в случае с Аркадием можно предполагать все что угодно. Хотя ревность, она, что называется, и в Африке ревность. А он дико ревновал свою бывшую жену, просто болел этой ревностью, возможно, она отравляла всю его жизнь… А тут еще эти мужики, ее любовники… Она словно нарочно все это делала… Чтобы позлить его… словно мстила ему за что-то…

– А я думаю иначе. Ничего она не делала ему назло. И вела себя так скорее от отчаяния, как человек, который потерял смысл жизни, который запутался, понимаешь?

– Тебя послушать, дорогой, так ты всех шлюх оправдаешь и каждой подаришь по букету цветов. Запуталась, мол, сердечная.

Валерий пропустил это мимо ушей. Он был сосредоточен.

– И Аркадий, думаю, не то что был отравлен этой ревностью. Он, Люда, жил ею. Не знаю, как тебе это объяснить. Вот отбери у него эту подзорную трубу, и что он будет делать, чем жить, чем заниматься, о чем думать?

– Думаешь, труба была для него этакое развлекалово? Не слишком ли все просто?

– Чтобы понять мотив его поступков, к примеру, и желание завалить Веронику цветами, надо бы точно знать причину их развода. Жаль, что я не заострил внимание на этом, беседуя с Максимом. Развод, думаю, он и есть развод, люди разошлись, это случается сплошь и рядом. Но вот какая нестыковка… Максим в рассказе о брате и его разводе с женой упомянул аварию, я тебе говорил…

– Да, помню.

– Аркадий был за рулем, когда врезался в столб. Он повредил себе ноги, позвоночник тоже… А Вероника потеряла ребенка. Так мне сказал, повторяю, Максим. И он же рассказал Лене и Лизе о том, что никакого выкидыша не было, что Вероника не из тех женщин, кто трепетно относится к детям, что она сделала много абортов… Почему он озвучил две разные истории, связанные с аварией?

– Ну, не знаю, но то, что Аркадий после аварии чувствовал свою вину перед женой, это очевидно! Иначе не было бы этих букетов, да и квартиру бы он, может, не оставил Веронике… Если бы, к примеру, Вероника ему изменяла и именно это стало причиной развода, то стал бы он себя так вести? Тебе действительно надо еще раз встретиться с Максимом и хорошенько его допросить.

– Ты права. Тем более сейчас, когда Аркадия нет в живых и у него как бы руки развязаны, может, он и расскажет всю правду?

– А что, если это все-таки Аркадий убил свою жену?

– Так… Стоп… Как же мне это раньше в голову не пришло?!

Валерий позвонил Володе Суровцеву.

– Не спишь? Послушай, мы же просмотрели записи с камер только дня убийства, так? А что, если Аркадий Шитов заранее спланировал убийство и, зная отлично о существовании этих камер, вошел в дом на день раньше? Или же вообще проник в подъезд, где проживала его жена, через соседний? Мы же не проверяли планировку тех объединенных квартир? Что, если в одну из этих квартир можно войти как из подъезда, где жила Вероника, так и из соседнего? Вова, ты чего молчишь? Понял? Вот и хорошо, что понял. Аркадий мог войти в свою квартиру, расположенную напротив квартиры Вероники, скажем, вечером или ночью, дождаться подходящего момента… Да-да, это я и имею в виду, на своей инвалидной коляске, а что? Это не так трудно, когда в доме есть лифт. Он выехал из своей квартиры, сначала убил ее любовника, когда тот вышел из лифта и собирался уже позвонить в дверь, любовника, третьего по счету. Потом через какое-то время позвонил в дверь Вероники, она открыла ее, Аркадий выстрелил в нее, затем въехал на своей коляске в лифт, поднялся или опустился, чтобы вернуться в ту квартиру, которую он использовал для своих перемещений, и через нее спокойно покинул дом… Ведь когда мы просматривали записи, нас интересовал конкретный подъезд… Сиделка? Вполне вероятно, что она помогала ему. За деньги, конечно… Завтра утром займись камерами, просмотри внимательно записи предыдущего дня. А Шаповалов с Казанцевым пусть разыщут сиделку…

– Да уж, работка у тебя тяжелая, – сказала Людмила, ставя перед мужем большую чашку с чаем. – Вот печенье, конфеты, пей.

– Спасибо.

– Знаешь, вот увидела сегодня Лизу, поговорила с ней и подумала, что мне на мою жизнь вообще грех жаловаться. К тому же я с тобой чувствую себя защищенной, понимаешь? А вот она осталась и без мужа, и без подруги, еще и руку себе повредила… Без денег… Хорошо, что у нее появилась приятельница, которая поддерживает ее.

– Да она потому и вляпалась в эту историю, что чувствовала себя обязанной этой своей новой подруге, Лене. Иначе чего ей делать-то было в том подъезде?

– Важно, что ты помог ей, успокоил… Ты вообще молодец, Максима отпустил… Оказывается, в этом мире многое от тебя зависит. Я так тобой горжусь!

– Не гордись. За Шитова позвонили. Побеспокоились. Хотя я бы его и так отпустил. Может, цветы он носил Веронике по просьбе брата, но уж убивать ее он по его просьбе вряд ли стал бы…

– Валера, а я могу тебя кое о чем попросить?

Людмила присела на колени к мужу, обняла его.

– Ты меня так накормила, что теперь проси, что хочешь, – он зарылся лицом в ее пахнущие шампунем и дождем волосы.

– Я могу помочь тебе в твоем расследовании? Мы бы с Лизой…

– Люда!

– Ну, ты же взял нас сегодня с собой, и мы тебе не мешали! А вдруг мы бы заметили что-то такое, что твои эксперты пропустили?

– Люда, то, что я сегодня взял вас с собой, было моей ошибкой. Я и сам не знаю, зачем я это сделал… Просто надо было действовать быстро. Но в следующий раз ничего такого не будет. Моя работа в твоих глазах окутана туманом романтики, и тебе кажется, что все опасное и страшное, что только может произойти с людьми нашей профессии, меня никоим образом не коснется, но это не так! Это дело: смерть Аркадия, убийство Вероники, которое на первый взгляд может показаться семейной трагедией, на самом деле, возможно, является сложным и запутанным преступлением, за которым тянется уже пять жертв! И неизвестно, что будет дальше…

– Как это – пять?

– А так. Три любовника Вероники плюс сама Вероника и Аркадий. Может быть, преступник пытается убедить следствие в том, что все эти убийства совершены исключительно из ревности. Любви, ненависти, то есть, что все эти преступления – преступления страсти! Человеческой страсти! Но вдумайся сама – пять трупов. Чего ради убивать ни в чем не повинных мужиков?

– Как это… не повинных…

– Вероника не была замужем, а потому имела право встречаться с кем угодно. Но речь сейчас не об этом. А о том, что ты должна вообще постараться не думать об этом деле.