Русский Робинзон - Сибиряков Николай

— Слава Богу! — перекрестился Василий. — Поганые, чай, не скоро забудут нашего перца с солью.

— Как бы наша победа не обрушилась бедою на наши головы, — засомневался Лисицын.

— Это отчего?

— Китайцы непременно захотят отомстить и не оставят нас в покое. Благоразумнее было бы перенести причиненный ими вред и ничем не напоминать о своем существовании. Довольные истреблением нашего хутора, они забыли бы о нас.

— Да разве русскому человеку можно снести такую обиду от косоглазых?! Не тронь они нашего хутора — и мы бы их не тронули. А теперь поделом им, лиходеям.

— Китайцы сожгли наши строения, но они за этим были сюда присланы. Мы по нашей малочисленности не могли им противиться, и благоразумно было бы спрятаться. На том бы и покончили. Вместо того, забыв Божию заповедь, мы начали мстить. Вот увидишь, мы будем еще за это наказаны.

— Да пусть их опять придут. Нешто мы испугаемся? Да где им прийти после такого погрома. Небось душа в пятки ушла.

— Твоими б устами да мед пить, Василий. Однако нужно проследить берегом их лодки. Ты оставайся здесь, а я поеду на разведки. Как бы не высадились где… Проехав несколько верст, Лисицын с радостью увидел, что китайцы поставили на лодках маленькие мачты и развернули паруса, после чего скоро скрылись из глаз, унесенные попутным ветром. Удостоверившись в бегстве неприятеля, Сергей Петрович вернулся к товарищам, и все трое отправились в Кедровую долину. Общим советом решили на следующий день возвратиться на Приют.

Вступив на остров, Лисицын был поражен печальным зрелищем: ферма сгорела дотла, только закопченые печи с высокими полуразвалившимися трубами одиноко торчали на пепелище. Даже хлеб на корню был Лисицын загоревал. Ему не столько жаль было строений, как хлебов, превосходным состоянием которых он так любовался. Василий, Роман и Янси приняли живое участие в его горе, и каждый, как умел, утешал его, обещая все скоро исправить.

Лисицын попросил товарищей позаботиться о переправе на остров скота и вещей из Кедровой долины, а сам начал осматривать потери. Вскоре он обрадовался, найдя в совершенной целости огород, вероятно, незамеченный неприятелем,

поскольку находился в особом месте, близ ручейка, и был окружен частым кустарником. Хлеб на корню несколькими клочками избег огня, оставалась надежда собрать семена. Но восторг Лисицына был полный, когда он увидел невредимыми свои озимо-яровые посевы, которые, будучи сильно заглушены сорными травами, избегли сожжения. Лисицын на коленях возблагодарил Бога за его благодеяния.

Когда лошади, скот и все вещи были перевезены на Приют, обитатели его отправились на барке с лошадьми и волами забирать военные трофеи, брошенные китайцами при поспешном бегстве. Джонки они разломали и сняли с них все, что только было можно. В дневнике Лисицын отметил: добыто от китайцев две осадные пушки, четыре большие и шесть средней величины полевых пушек; четыре гаубицы, две мортиры (все орудия бронзовые, голландского литья), тридцать ружей, тридцать семь алебард, пять бочек с пулями, двадцать бочонков с порохом, десять бочек селитры, семь бочек серы, восемнадцать пудов свинца, два цибика чаю, большой запас белья и платья из бумажной и шелковой матери, паруса, канаты, двести тридцать два слитка серебра и множество ядер, бомб и гранат. Из съестных запасов нашли лишь двадцать шесть мешков риса.

Окончив перевозку трофеев, обитатели Приюта собрались вечером под деревом чай пить. Поблизости паслось стадо, резвились лошади на зеленой равнине. Собаки, которых насчитывалось уже восемь, весело играли, не давая животным удаляться слишком в сторону от пастбища. Сама природа, казалось, разделяла общее удовольствие: ветерок едва шелестел в листве, солнце ласкало горы, долины, леса и серебристые струи речки. Лисицын разливал чай, кидая время от времени кусочки хлеба коту, сделавшемуся очень тучным, и еноту, тоже разжиревшему. Вдруг он с удивлением заметил, что Василий и Петруша печальны.

— Что с вами, друзья? — спросил он с участием.

— Да что ж, по милости нехристей, почитай, год хлеба есть не будем…

— Эка беда, — перебил Роман. — Зато здесь рыбы и мяса — в век не поешь.

— Не надо горюнить, — вставил Янси, — есть много рису…

— Поди ты со своим рисом! — отмахнулся Петруша. — По мне рису и мяса хоть бы вовсе не было, был бы хлеб.

— Так я вас обрадую, — рассмеялся Лисицын. — У меня столько хлеба сбережено, что нам его и в два года не съесть.

— Где же это? — вскричали все в один голос.

Когда Лисицын раскрыл перед ними свои хлебные ямы, в которых зерно сохранилось отлично, удивлению и радости обитателей Приюта не было границ. Все благодарили Сергея Петровича за его предусмотрительность.

Наступило время уборки, что по малости сохранившегося посева исполнили товарищи очень скоро. Приготовили землю под озимые посевы. Не забыли заготовить достаточный запас сена для зимнего продовольствия скота и лошадей. Однажды, окончив сытный обед, обитатели Приюта начали рассуждать об устройстве зимовки.

— Что тут толковать? — сказал Василий. — Надобно опять ферму построить, только попросторнее прежней, потому что и скота прибыло, благодаря Бога, и нас уже пятеро.

— Я не умею хорошо владеть топором, — продолжал Роман, — но все же во многом могу помочь. Если у вас нет стекол для оконных рам, то я отолью вам отличные, только бы сыскать пригодный материал. Я семь лет учился делать стеклянную посуду на заводе купца Шибаева. Знаю плавильное дело. В Нерчинске пять лет пробыл на чугунном заводе.

— А я, — пообещал Янси, — наделаю глиняной и фаянсовой посуды.

— В таком случае, — согласился Лисицын, — заживем мы по-старому. Но сдается мне, упрямые китайцы, потерпевшие урон, не оставят нас в покое. Будущей весной мы должны ожидать их нападения. Тогда наши постройки снова будут сожжены.

— Но китайцы, может, и не придут, — возразил Василий.

— Мой земляк любит мстить, — понурил голову Янси, — он все здесь сожжет. Господин, вели строить изба и сарая в Кедровой долина. Там не придут, там все цела будет!

— В Кедровой долине нас действительно никто не увидит, зато и мы не будем знать, что делается вокруг. Там поместиться на постоянное жительство небезопасно и неудобно. Надобно устроиться здесь, но так, чтобы мы могли защитить от нападения остров и сохранить в целости все наши постройки. Я бы советовал на краю бухты устроить блокгауз, из которого мы, закрытые от неприятельских выстрелов, могли бы обстреливать и залив, и бухту.

— Что это за штука такая? Как бишь вы назвали?

— Это укрепление из толстых бревен, с бревенчатым потолком и с бойницами для ружей и пушек. Чтобы предохранить его от сожжения, блокгауз обсыпают и с боков и сверху землей и обкладывают дерном. Несколько человек, запершись в такой крепости, могут сопротивляться многочисленному неприятелю, даже если у него будут пушки.

— Хорошее дело, — хором заговорили слушатели. — Крепость строить надо. И пусть китайцы хитрее змеи, у русских крепость мудрено взять. Только как мы выстроим этот блокгауз, отродясь его не видев?

— Братцы, положитесь в этом деле на Сергея Петровича, — заключил Василий. — Он на выдумки мастер. Я по опыту это знаю. Бывало, станешь в тупик, хоть умирай, а он подумает — и выручит!

Со следующего дня приступили к работам. Из длинных и толстых бревен срубили два флигеля. Каждый флигель разделялся толстой бревенчатой стеной по средине длины. Их связывали в одну общую постройку широкие сени. Таким образом получилось четыре комнаты. В одной поместился Лисицын, в другой — Василий с Романом, в третьей — Петруша с Янси, а четвертая осталась на всякий случай свободной. Фасад постройки сохранили прежним. Скотный и конный дворы пристроили покоем к флигелям. Поблизости поставили хлебный амбар, кладовую и кормовые сараи. Погреба срубили на старом месте. Словом, ферма возникла в прежней своей красоте, как будто никогда не была разрушена.

Для блокгауза выбрали удобное место близ бухты. Поставили сруб из толстых сосновых бревен. На расстоянии четырех футов от стен обнесли его толстыми стоячими бревнами, скрепленными плотно друг с другом нижним и верхним венцами. Промежуток между стенами набили глиной. На эти стены вместо потолка настлали два ряда толстых бревен крест-накрест, концы их выступали фута на четыре за наружную стену. В стенах сделали бойницы для ружей и одну для пушки, обращенную к проливу. Внутренние стороны этих бойниц обшили толстыми досками, чтобы земля не осыпалась от выстрелов.