Хлеб и снег - Сергей Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джулькино детство
Щенка назвали грозно — Джульбарс. Но пока он ростом был, пожалуй, меньше кошки, лапы под ним качались, и только два дня назад у него открылись глаза. Пока он мог различать только темноту и свет: темноту будки, где он жил с матерью и двумя сёстрами, и какую-то белую зияющую пропасть, которая на самом деле была выходом из конуры. Но всё это его не очень пока интересовало. Первые недели своей жизни он и так всегда был счастлив и спокоен. Ему вдоволь было молока, вдоволь мягкого шерстистого бока, под который он так удобно залезал всем своим крохотным тельцем, и вдоволь тёплого материнского языка, который так хорошо, щекотно и ласково вылизывал его.
Когда щенку исполнился месяц, за ним явился Лесник, который уже обо всём уговорился с хозяйкой его матери.
Лесник взял щенка из конуры, поднял его на вытянутых руках и стал рассматривать.
— Ну хорош! — сказал он. — Хорош!
— Джульбарс! — сказала Хозяйка.
— Ну уж Джульбарс, — усмехнулся Лесник. — Дружок — вот это подходит!..
— А вырастет? — не соглашалась Хозяйка. — Так и будет со щенячьим именем всю жизнь бегать?
— Значит, даёшь ему имя на вырост? — опять усмехнулся Лесник. — Ладно, пусть так.
— Слушай, Лесник, — строго спросила Хозяйка, — ты берёшь собаку или нет?
— А как же, беру! — Лесник сунул щенка за пазуху овчинного тулупа. — Ну поехали, Джулька!
Джулькина мать всё это время вертелась вокруг Лесника, громко лаяла и смотрела жалкими глазами то на Лесника, то на Хозяйку. А Джулька ничего не понимал, и поэтому ни о чём не жалел, он только чувствовал, что ему хочется молока.
Под тулупом он согрелся. Слепота от яркого декабрьского снега, которая сначала ударила ему в глаза, постепенно прошла. Он с удовольствием и тревогой вдыхал новые запахи: тулупа, свежего снега, саней. Особенно ему нравился один — резкий и сильный, смутно знакомый запах лошади. Джулька смотрел на её тёмно-коричневый круп, на переступающие вразвалку нескладные задние ноги и сухо пощёлкивающий хвост. Потом Джулька стал смотреть на деревья, которые неизвестно почему отплывали всё время назад. Он не понимал, что сани едут. А деревья были то высокие, то низкие, то зелёные, то чёрные, и снег был белый-белый, и поляны вдруг проглядывали из чащи, и вообще на свете всего было так много, что Джулька не выдержал этого и уснул.
Прошла неделя, потом ещё одна и ещё. Джулька рос не по дням, а по часам. Это на самом деле было так: люди растут не по дням, а по часам только в сказках, а собаки в самой обыкновенной жизни. Джульке не так давно перевалило на второй месяц, а он уже был довольно взрослым щенком. В доме Лесника он знал все закоулки и каждую половицу глазастого соснового пола. Он уже умел хорошо бегать. Особенно передними ногами, а вот задние были пока словно от другой собаки: они всё время старались обогнать передние и забегали куда-то вбок. От этого Джулька шлёпался со всего маху. Потом лежал удивлённый, прислушиваясь к стуку сердца и всему своему телу…
Всё это время Джулька жил в доме. Лишь несколько раз в день Лесник выпускал его прогуляться в маленький палисадник перед домом. Всё-таки Джулька был ещё очень мал — мог замёрзнуть, заблудиться. Да и мало ли что!.. Лесник жил один в своём доме. И другой собаки, кроме Джульки, у него не было: другая собака умерла осенью…
А Джульке страсть как хотелось на улицу! В доме ему стало уже совсем скучно, он то и дело шумно принюхивался к острому ветерку, который струился от двери, скулил и трогал дверь лапой. А ведь и в самом деле — Джулька окреп, повзрослел. Теперь уж его нельзя было причислить к той неопределённой породе, к которой относятся все маленькие щенки. Нет, всякий сведущий человек сейчас же сказал бы, что Джулька — пёс породистый. Густая недлинная шерсть, ровные клинушки ушей, хвост бубликом, по-особому симпатичная и улыбчивая физиономия — всё выдавало в нём чистокровную охотничью лайку. Леснику — а он, слава тебе господи, знал толк в собаках — смышлёный щенок с каждым днём нравился всё больше. Лесник был уже далеко не молод. На своём веку он перевидал много собак. Но Джулька, который мог стать последним псом в его жизни, был, пожалуй, одним из лучших за все годы.
— Джулька, Джуля! — говорил Лесник, оглаживая крепкое Джулькино тельце. — Молодец, охотник!..
Джулька прижимал уши, улыбался и неистово махал хвостом. Хвост был ему пока слишком тяжёл, и каждый раз уволакивал Джульку то в одну сторону, то в другую…
Прошло ещё недели две, и Лесник наконец решил: псу пора жить на улице.
Было не обычное для прогулки время, поэтому Джулька обрадовался и удивился, когда Лесник свистнул его и распахнул дверь. Джулька выбежал на крыльцо и хотел, как обычно, спрыгнуть в унылый и знакомый свой палисадничек. Но Лесник, опять неожиданно, подтолкнул его в другую сторону, и Джулька с восторгом прыгнул в настоящий живой сугроб — окунулся с головой, вынырнул, фыркнул и принялся носиться, бороздя носом пологие снежные увалы. Скоро Джульке стало жарко, он поел снегу и выбрался на тропинку, протоптанную от крыльца к проруби.
Дорожка эта была похожа на узенькую мелкую канавку, по дну которой слабо текли запахи. Джулька побежал против течения — против ветра. Главный запах был ему знаком и сильно нравился: это был запах Лесника. Вдруг Джулька, сам не понимая, в чём дело, затормозил всеми четырьмя лапами, остановился как вкопанный. Прямо под ним зияла страшная чёрная дыра. Джулька не знал, что это, но понял: попади он сюда — обратно ему не выбраться! В Джулькином сердце кипели страх и ненависть, он хотел зарычать и не смог…
Лесник, увидев, что щенок стоит над самой прорубью, резко крикнул:
— Нельзя, Джулька, нельзя!
Джулька вздрогнул и попятился от чёрной дыры… Теперь слово «нельзя» соединилось в его сердце с чем-то страшным, чёрным. «Нельзя!» — и Джулька не дотронется до лакомой колбасы. «Нельзя!» — и не растерзает кошку… Но это всё будет потом, не скоро!.. А пока Джулька с удовольствием бежал прочь от дыры, принюхиваясь к тропе. Вот поперёк проскользнул длинный и невкусный запах смолёных лыж. Джулька остановился на миг, нюхнул — как посмотрел! — в обе стороны по лыжне. Нет, этот запах ему совсем не нравился. Джулька пробежал ещё немного, и тут сердце его вдруг забилось громко, радостно, по-охотничьи: тропинку пересекал прекрасный запах. Он стоял в маленьких круглых ямках — на самом-самом их дне, как вода в пересыхающих лужицах. Это был старый заячий след. Забыв обо всём на свете, Джулька бросился по нему. Но сейчас же за домом, где начиналось метельное царство, след исчезал — замело!.. То же было и на другом конце следа.