Тройная игра - Фридрих Незнанский

Все запуталось еще больше, когда позвонил сам Гуськов — он вообще был первый, кто в тот день позвонил Игорю Кирилловичу.

— Ну что, Гарик, я все сделал, как ты просил. В курсе уже? Ну и отлично. Я свое обещание выполнил, теперь твоя очередь, хе-хе. Благодарности принимаются только на бумаге зеленого цвета с портретами президентов… Да, вот еще что. Я думаю, ты, пожалуй, должен увеличить процент отчислений… в наш Фонд социальной поддержки сотрудников милиции. Ну ты понимаешь, да? Вот и отлично.

Ничего себе! Мало того что ему придется платить за разовую, так сказать, акцию, этот гад еще требует, чтобы ему увеличили выплаты с основного бизнеса. Компаньон хренов! Главное, ловко он устроился с этими своими фондами. Занимается самым настоящим рэкетом, а попробуй прицепись к нему… Но и это все сейчас было полдела. Главное же, судя по всему, вполне вероятно, что генерал о наркотиках ничего и не знал, иначе, наверно, не звонил бы вот так, беспечно, напрямую, не боясь прослушки, да и сам разговор, наверно, был бы каким-то другим…

А подумав об этом, он вдруг вспомнил о «жучке». Надо же, чуть не забыл в суматохе. С помощью одного из своих охранников, бывшего армейского связиста, нашел его. Вдвоем «жучок» сняли, осмотрели все помещения — нет ли еще какой-нибудь пакости. Все вроде было чисто.

— Сейчас, между прочим, аппаратура есть для их обнаружения, — сказал охранник, аккуратно соединяя концы тонкого телефонного провода. — Вообще-то купить бы надо, Игорь… И провод тоже надо бы заменить, из-за скрутки слышимость будет плохая.

— Ну так спаяй, — отмахнулся Игорь Кириллович, думая о своем. — Ты его запомнил? Ну мастера этого?

— Вроде запомнил.

— Значит, опознаешь, если что? — Охранник кивнул, и Игорь Кириллович завершил удовлетворенно: — Ну и ладно.

Следом за звонком Гуськова его ждала еще одна неожиданность — в офис заявился собственной персоной… Кент. Развалился нагло в кресле возле его стола, сказал со всегдашней своей лисьей усмешкой:

— Не обидели мы тебя вчера ненароком? А то мне показалось, ты вроде как чем недовольный.

На этот раз Игорь Кириллович сразу выдвинул тот ящик, где у него был спрятан «глок» — пусть будет под рукой.

— Ну ты и скотина! — возмутился он. — Ты чего приперся-то, сявка? Я тебя что — звал сюда? И вообще, ты на что рассчитываешь-то? Что тебе все сойдет с рук? Я что, разве не говорил тебе, что я в ваших играх не участвую? Говорил! И тебе говорил, и Никону. Говорил или нет?

— Ну говорил…

— Ну а вы?!

— Извини, брателло, так вышло, блин буду, по-другому никак не получалось! Тебе и Никон то же самое скажет!

— Да е…л я и тебя, и твоего Никона! Какого х… вы меня-то начали подставлять? Ты порядки наши сам знаешь — тут расплата одна…

Кент смотрел на него своим обычным весело-наглым взглядом. Полез вдруг куда-то за пазуху, так что пришлось Игорю Кирилловичу мгновенно среагировать, выложить «глок» на стол.

— Погоди! — с абсолютной уверенностью в правильности своего поведения сказал Кент. — Раз ты насчет расплаты заговорил, вот взгляни-ка и скажи: а за это какая расплата? Ты ж тоже законы наши знаешь! — И кинул перед ним какие-то веером рассыпавшиеся по столу фотографии. — Полюбуйся, полюбуйся.

Игорь Кириллович взял одну из фотографий. На ней был он сам — шел, как будто так и надо, по двору ментовского здания на Житной. Он взял еще одну. На этой он открывал тяжелую дверь, а рядом с ним — ясно, четко, со всеми реквизитами — вывеска с названием учреждения, в которое собрался Игорь Кириллович. Вот в том же дворике стоят они с генералом Гуськовым. И не просто стоят — обнимаются, лобызаются — все снял какой-то папарацци, ничего не упустил. Мало того, тут были и сегодняшние сюжеты: например, он выходит с Леной из подъезда своего дома. У него вид уже озабоченный, а у Лены — по-прежнему счастливый, мечтательный… У него снова предательски защемило сердце от теплого чувства к ней… А вот он целует ее, высадив рядом с другим подъездом — подъездом ее дома в Орехове…

Он еще раз, теперь уже бегло посмотрел фотографии, собрал их аккуратно в стопку.

— Так это, значит, ты меня пасти взялся? А я все думал, какая это сволочь меня щелкает, а вспышку отключать забывает… Даже на ментовку грешить начал.

— Ладно мозги-то штемпелевать, Грант! Заметил он! Ни хрена ты не заметил. И вообще, какая ментовка, когда у тебя вон какие кореша! — Он постучал по фотографиям с Гуськовым.

— Ну так и что дальше? — спросил Игорь Кириллович, небрежно подтолкнув фотографии Кенту. — Чего ты мне это показываешь?

— Чего показываю-то? А я тебе сейчас объясню, раз ты прикидываешься, что не понял. Я-то давно догадываюсь, что ты ссучился, я ж тебе уже даже говорил, помнишь? Ну а братва-то — она ведь так ничего и не знает, верно? Ты для всех вор в законе, авторитет и все такое. А вот прикинь, что, в натуре, будет, если я эти фотки братве покажу. Как думаешь, сразу тебя на ножи поставят или погодят малость?

«Обложили, гады, обложили…» — снова вспомнилось Игорю Кирилловичу. Это ж надо — и оттуда, с ментовской стороны, жмут, и отсюда, со стороны братвы, и с фурами последними пока непонятно что происходит. Кстати, обещал же этот урод растолковать все «без базара». Но то было вчера, а сегодня «урод» и не думал оправдываться или что-то объяснять. Ишь, идиот, уверен, что он уже победил — и наркоту провез, и самого Гранта запугал, и все, похоже, сошло ему с рук, потому что за ним сила. Кент и сказал, торжествуя как победитель:

— Молчишь? Нечего сказать? Счастье твое, что не велел тебя Никон трогать, а то бы… — Он резко оборвал себя, все так же бесстрашно-весело посмотрел на пистолет в его руке. — Слушай, а как ты к ним вообще ходишь-то? К легавым?

— Как хожу? — переспросил, усмехнувшись, Игорь Кириллович. — Молча.

— Нет, я серьезно, — не удовольствовался этим ответом Кент. — Ведь ты знаешь, он мент. — При этом он снова постучал пальцем по стопке фотографий. — Да не простой мент — генерал. По борьбе с организованной преступностью. Моргнет — и нет тебя. А? Не страшно?

— Не моргнет, — отмахнулся Игорь Кириллович.

— Это почему же? Потому что ты тоже, что ли, мент? Свой им, да?

— Дурак ты, братец, — поморщился Игорь Кириллович. Сейчас любое неудачное слово могло обернуться кровавой разборкой, но «дурак» — это было почти безобидно. Вот если бы «козел» или «пидор» — это было бы серьезное оскорбление. — Какая разница — генерал он или министр, мент или просто чиновник. Раз на лапу берет, значит, один у него чин: шкура продажная… Понял? Как у прошмандовки какой-нибудь с Тверской — других чинов нету…

— Здорово! — восхитился Кент. — Значит, генерал этот — вроде прошмандовки. А ты вроде кого? Ведь на фотке-то вон ты с ним взасос целуешься. Да ты такая же проблядь, как и он, и еще даже хуже — он хоть службу служит, а ты? Из голого интереса, что ли, ментам продался?

— Так, — тяжело сказал Игорь Кириллович, которому все это изрядно надоело. — Тебя что сюда вообще-то принесло?

— Меня? — невинно переспросил Кент. — Да вот фотки решил тебе показать и посмотреть при этом тебе, Иуде, в глаза. Это одно. А другое…

Игорь Кириллович перебил его:

— А я думал, ты мне за вчера ответить хочешь. Решил, значит, что и так с рук сойдет? Ладно, замнем пока… ненадолго. Что там у тебя еще?

— А еще у меня к тебе слово от Никона, что ты вроде как нам все равно нужен. А стало быть, на ножи мы тебя ставить погодим. Пока… Ну вот он и велел, Никон, коли ты теперь знаешь свое положение, еще раз напомнить… насчет его… дела…

— Это насчет перевода, что ли? — честно говоря, Игорь Кириллович и так уже понял, что Кент пришел именно из-за этого. Однако после всего, что случилось, карты свои он открывать не торопился, не спешил рассказывать о том, что дело им почти уже сделано. Он должен был эту так неудобно для него складывавшуюся ситуацию перевернуть и использовать на все сто. — Ах ты ж сучий ты потрох! — негромко сказал он, вставая. — А вот этого не хочешь? — Он больно ткнул Кента стволом «глока» в скулу; тот дернулся, но остался сидеть на месте, кося глазом на пистолет. — Тебе я, значит, Иуда, — продолжал Разумовский, — а Никону, значит, все равно нужен, так, что ли? И что же ты при этом, паскуда, думаешь, что так все твое паскудство тебе и сойдет с рук? Фотками он меня напугать решил! Уж кому-кому, а тебе бы, дураку, богу за меня молиться, что он со мной обнимается, этот мент! Да тебя бы после того мочилова, что ты на Востряковском устроил, уж давно бы с говном съели, уже мотал бы пожизненное в каком-нибудь каменном мешке. Да и от братвы бы твоей ничего уже не осталось. Лезете, б…ди, со своими деревенскими представлениями… Москва то, Москва се, все продажные, да не такие. А с просьбой-то твой Никон — ко мне, а не к тебе. Это как? Чего молчишь, баран… уральский?! — Кент было дернулся, но он снова усмирил его тычком ствола. — Ну и как бы я ему помог, если бы с этим, — он тоже постучал по фотографии, — не обнимался? — Он решительно оборвал себя, вернулся на место, убрав пистолет в ящик. — Так насчет чего, говоришь, просит твой Никон? — Специально для Кента еще раз нажал на слово «просит» — смотри, мол, сучара, не может такой пахан, как Никон, ни у кого ничего просить, а у него, у Гранта, просит!