На линии огня - Александр Тамоников

— Я дождусь.

Мать прижала голову дочери к своей груди:

— Несчастная ты моя. Даже в любви своей несчастная… Поспи.

Злата, как в детстве, уснула на коленях матери. И снился ей капитан русский. Ей снился Александр и поле, белое от ромашек, по которому они, взявшись за руки, смеясь, бежали к озеру с удивительно прозрачной водой. Она улыбалась во сне, а мать плакала, стараясь не прервать этот сон. Пани Мария прекрасно понимала, что власти — и советские, и чешские — не дадут молодым людям жить вместе. Заставят расстаться, жестоко растопчут то чувство, что связало русского офицера и чешскую девушку. И именно потому, что он русский, а она — чешка. Вздохнув, пани Мария тихо гладила волосы дочери, смахивая слезы, пробившие извилистые дорожки на ее лице. И остановить их женщина не могла.

Глава третья

Черников очнулся в машине «Скорой помощи». Молодой врач тут же нагнулся к нему:

— Как вы себя чувствуете, пан офицер?

Александр ответил:

— Прекрасно! Что с моим другом, вторым офицером, спасавшим людей из влака?

— Так он здесь, в машине. Это строго запрещено, но мы ничего не смогли сделать. Вы, русские, народ настойчивый.

Приблизилась физиономия Луковцева:

— Очухался, Саня?

— Очухался. Ты дипломат забрал?

— Забрал, вон он на скамейке лежит.

— Спасибо. За утерю секретных документов меня бы взгрели. А баул свой взял?

Луковцев вздохнул:

— Не до него было. Дипломат успел забрать, а тут гляжу, тебя увозят, ну я в машину. Да хрен с ним, с барахлом. Кто-нибудь найдет, вернут. Чехи — люди правильные.

Врач попросил Луковцева сесть на скамью. Семен подчинился. Теперь, когда Черников пришел в себя, он успокоился.

Водитель из кабины доложил:

— Пан доктор, подъезжаем, у входа в приемный покой советский «УАЗ».

— Санитарный?

— Нет. Командирский.

Врач повернулся к Черникову.

— Ну вот и приехали. А вас, пан офицер, встречают.

— Узнали уже. Меня должны были встречать.

Машина «Скорой помощи» остановилась у входа в приемный покой. Врач спросил:

— Сами передвигаться сможете, или нужна каталка?

— Какая каталка? Дойду!

— Добже.

Медсестра открыла дверь и выпроводила Луковцева на улицу. Забрав дипломат, тот вышел. Александр поднялся с носилок. Его качнуло. Врач поддержал капитана:

— Уверены, что сможете передвигаться самостоятельно?

— Да. Только немного оклемаюсь.

Александр вышел на улицу без помощи врача. К нему тут же подошел командир батальона. Ему доложили о железнодорожной катастрофе и о том, какую роль в спасении пассажиров сыграл его подчиненный.

— Ну, здравствуй, Саша!

— Здравия желаю, товарищ подполковник. Я вот тут в переделку попал…

— В курсе. Молодец. Чехи из Выбора приезжали, благодарили, просили предоставить твои персональные данные. К награде намерены представить. Ну, и мы к медали «За отвагу на пожаре» документы в Москву пошлем. Комдив распорядился.

— Один бы я ничего не сделал. Мы с капитаном Луковцевым пассажиров вытаскивали.

— И это знаю. Созванивался с командиром полка. Его тоже награды не обойдут.

— У него дипломат с секретными документами.

— Он уже в машине. Так, погоди, — сказал командир батальона и обратился к врачу: — Доктор, что с капитаном?

— У него травма руки, лица, как видите, сотрясение мозга. Какое-то время вашему офицеру придется провести в нашей больнице.

Комбат кивнул:

— Ясно. Но отлежаться капитан может и в нашем медицинском пункте.

— Я всего лишь врач одной из бригад «Скорой помощи». Если вы желаете забрать капитана, то решайте этот вопрос с главным врачом. Он будет завтра утром.

Комбат повернулся к Черникову:

— До утра побудешь здесь, а потом я заберу тебя.

— Да уж постарайтесь, мне лежать у чехов особо не хочется. Лучше дома.

— Тогда до завтра, Саша, и благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу!

Комбат, забрав Луковцева, уехал в гарнизон, Черникова провели в травматологическое отделение, где обработали раны и наложили швы. После чего определили в отдельную благоустроенную палату, больше напоминающую номер приличного отеля. Осматривая палату, Александр проговорил:

— Да, с нашими не сравнить. Цивилизация.

Приняв на ночь какие-то таблетки, он крепко уснул.

Четвертого сентября, в среду. Черников проснулся в 6.00. За окном вовсю лил дождь. Александр поднялся с постели, прошел в находившийся при палате туалет и душевую. Посмотрел на себя в зеркало. Правая часть лица и правая рука забинтованы. Левый глаз украшает синяк.

— Да, видок отличный, — пробормотал он. — Лучше и не придумаешь. И как умыться?

Он протер левую сторону лица мокрым полотенцем. Вышел из душевой, приблизился к окну. Он находился на втором этаже. Напротив под струями дождя шелестели деревья. Сумрачно, как осенью. Хотелось курить, но где взять сигареты? Те, что были, остались в форме, да и смялись они, наверное, к чертовой матери. У медперсонала вряд ли сигарету выпросишь. Придется терпеть.

— Удачи вам, капитан!

Александру положили на лицо тонкую полоску бинта, пропитанного какой-то мазью, закрепили ее пластырем. Получилось неплохо. Выделялся, правда, синяк, но плевать.

Медсестра проводила Александра в палату. На кровати лежала почищенная, отглаженная форма, рядом — личные вещи и удостоверение личности офицера.

Черников переоделся.

В 9.20 Черников вышел из больницы. У приемного покоя его ждал командир батальона.

— Ну здравствуй, Черников! А ты неплохо выглядишь, думал, хуже будет.

— Чехи умеют лечить.

— Точно. Главный врач десять минут убеждал меня в том, что тебе просто необходим недельный постельный режим. Так что придется ложиться в санчасть.

— Да на хрена она мне сдалась! — воскликнул Александр. — Я вообще все эти медицинские учреждения переношу плохо. Дома, если разрешите, отлежусь.

— Если дома, то трое суток. У нас проверка корпуса на носу!

— Трое, так трое!

— Договорились. Садись в «УАЗ», я тебя до дома и довезу. Но смотри, чтобы лежал.

— Конечно, товарищ подполковник, я же не враг своему здоровью.

Комбат доставил Александра домой. С этого момента у него было трое суток полноценного отдыха, но чем занять эти сутки, капитан не знал.

Около часа в дверь его квартиры позвонили. Черников удивился, кто бы мог это быть. Соседи? Но они не приходили к нему. Кто-то из своих? Но домофон не включался, а код на входной двери в подъезд офицеры не знали. Он прошел в прихожую, открыл дверь. Увидел улыбающихся Луковцева и Кулагина. Последний был заметно навеселе и держал в руках две бутылки русской водки.

— Здорово, Саня. Гостей принимаешь?

— Проходите.

Офицеры вошли в квартиру. Черников спросил у Кулагина:

— Ты все бухаешь, Андрюха?

— А чего мне еще делать? Семья накрылась, служба, можно сказать, тоже. Да и пошло оно все на хер! Отправят в Союз, буду добиваться увольнения. Уволюсь, завербуюсь на Север, деньжат подзаработать. А когда «мани» будут лежать в кармане, посмотрим, как жить дальше. Сейчас же клал я на все.

— Понятно — лапы вверх поднял, сдался…

— Ты о чем?

Черников повысил голос:

— Да все о том же! Послать все и всех легче всего. Гораздо труднее взять себя в руки, не поддаться ситуации, а подстроить ситуацию под себя.

— А ну-ка еще раз, и по-русски?

— Да перестань, Андрюха, ты прекрасно понял меня.

— Ты, никак, в замполиты решил переквалифицироваться? Тренируешься мозги подчиненным морочить?

— Дурак ты! — Александр повернулся к Луковцеву: — Где ты с ним встретился?

— В полку.

— Он уже был в подпитьи?

— Слегка. Догнались в гостинце. И к тебе, отметить твое возвращение.

— А я никуда не уезжал.

— Ну, из больницы.

— Короче, был нужен повод, и вы его нашли…

— Да чего ты, Сань? Мы к тебе, как к другу, а ты…

— Ты что, не видишь, что с Андрюхой?

В разговор вступил Кулагин:

— Так! Вот только давайте без этого! Спасать меня не надо. Кого надо было, вы уже спасли. О чем сейчас не только в гарнизоне, но и во всем городе разговор идет. Как же, русские, да вдруг не нагадили, а наоборот — людей, рискуя собственной шкурой, спасли. Вы теперь чуть ли не национальные герои.

— Я что-то не пойму, к чему ты клонишь. Завидуешь, что ли?

— Нет, Саня, не завидую. Жалею, что не оказался вместе с вами. Но ладно, ты дальше коридора-то пустишь, или нам уходить?

— Проходите, раз пришли. Кстати, как дверь с кодовым замком удалось открыть?

Ответил Луковцев:

— Подошли к подъезду, из него старушка выходит, ну, мы мимо нее и прошли.

— Ясно.

Офицеры устроились на кухне. Кулагин открыл бутылку водки. Александр выставил два фужера и тарелку с салями, пододвинул пепельницу.