Грехи отцов - Джеффри Арчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Терри включил первую передачу и неторопливо миновал шлагбаум. Джайлз смотрел на проплывавший мимо пограничный пункт. Молодой офицер говорил по телефону. Он посмотрел в окно, встретился взглядом с Джайлзом, вдруг выскочил из-за стола и выбежал на дорогу.
Джайлз рассчитал, что швейцарская застава находится не более чем в паре сотен ярдов. Он глянул из окна и увидел, что молодой офицер яростно машет, а часовые с винтовками высыпали из домика.
– План меняется, – объявил Джайлз. – Гони! – заорал он, когда в машину ударили первые пули.
Едва Терри переключил скорость, как лопнула шина. Он отчаянно пытался удержать машину на дороге, но она виляла из стороны в сторону, налетела на боковое ограждение и замерла между двумя пограничными постами. Ее тотчас настиг второй шквал пуль.
– Моя очередь обогнать тебя в умывальню, – сказал Джайлз.
– Даже не мечтай, – откликнулся Терри, который был уже обеими ногами на земле, не успел Джайлз открыть заднюю дверь.
Они бросились к швейцарской границе. Соберись они пробежать сотню метров за десять секунд, сегодня у них наверняка бы получилось. Хотя они пригибались и петляли, уворачиваясь от пуль, Джайлз по-прежнему был уверен, что придет к финишу первым. Швейцарские пограничники подбадривали их криками, и Джайлз, налетевший на ленту, победно вскинул руки, наконец-то одержав верх над главным противником.
Он ликующе обернулся и увидел Терри: тот лежал посреди дороги ярдах в тридцати. Пуля попала ему в затылок, изо рта тонкой струйкой вытекала кровь.
Джайлз бросился на землю и пополз к другу. С той стороны снова грянули выстрелы, и швейцарские пограничники схватили его за лодыжки и потянули обратно, подальше от беды.
Он же хотел объяснить им, что ему совершенно не хочется завтракать в одиночестве…
Хьюго Баррингтон
1939–1942
24
Хьюго Баррингтон не сдержал улыбки, когда прочел в «Бристоль ивнинг ньюс» о том, что Гарри Клифтона похоронили в море через несколько часов после объявления войны.
Наконец-то немцы сподобились на что-то полезное. Командир подлодки в одиночку решил величайшую проблему в его жизни. Хьюго начал верить в то, что он, возможно, со временем сумеет возвратиться в Бристоль и вернет себе место председателя совета директоров «Пароходства Баррингтона». Он начнет обрабатывать мать, регулярно названивая в Баррингтон-холл, но только после ухода отца на работу. В тот вечер он вышел отпраздновать событие и вернулся домой пьяный в стельку.
Когда Хьюго перебрался в Лондон после крушения дочерней свадьбы, он снял жилье в цокольном этаже дома по Кадоген-Гарденс за фунт в неделю. Единственным плюсом трехкомнатной квартиры был адрес, придававший ему имидж самостоятельного человека.
У Хьюго оставалось еще немного денег в банке, которые вскоре, однако, закончились, и он болтался без дела, не имея постоянного заработка. Незадолго до этого Хьюго расстался с «бугатти», что продлило его платежеспособность еще на несколько недель, но лишь до того момента, как первый чек не приняли к оплате. Он не мог обратиться за помощью к отцу, поскольку тот отрекся от него, да и, честно говоря, сэр Уолтер скорее протянул бы руку помощи Мэйзи Клифтон, а уж потом пошевелил пальцем, чтобы помочь сыну.
После нескольких месяцев безделья Хьюго попытался найти в Лондоне работу. Однако это оказалось делом непростым: если потенциальный работодатель знал его отца, то ему отказывали даже в собеседовании, а если и принимали, то новый босс предлагал такой график, о существовании которого он и не подозревал, а жалованье не покрыло бы даже его расходы в клубе.
Хьюго пустил свои скромные сбережения на фондовую биржу. Он слишком много наслушался от старых школьных приятелей о «верных» сделках и даже поучаствовал в паре авантюр, которые привели его к тем, кого пресса окрестила спекулянтами, а отец назвал бы жульем.
Через год Хьюго уже занимал деньги у друзей и даже у друзей друзей. Однако без средств для оплаты долгов ты быстро исчезаешь из списка желанных гостей к ужину и друзья больше не зовут тебя на охоту.
Всякий раз, когда наваливалось отчаяние, Хьюго звонил матери, но сперва убеждался, что отец находится в офисе. Мама всегда могла подбросить десяточку – совсем как на карманные расходы в школьные времена.
Старый школьный приятель Арчи Фенвик тоже, бывало, по доброте душевной приглашал его на обед в свой клуб или на свои фешенебельные коктейльные вечеринки в Челси. Там-то Хьюго и познакомился с Ольгой. Его мгновенно привлекли не лицо и не фигура молодой женщины, а жемчуга в три ряда, украшавшие ее шею. Хьюго отозвал в уголок Арчи и спросил, настоящие ли они.
– Вне всяких сомнений, – ответил друг. – Но должен предупредить, что ты не единственный, кто мечтает запустить лапу в этот горшочек с медом.
Ольга Пиотровска, рассказал ему Арчи, недавно прибыла в Лондон из Польши после германского вторжения. Ее родителей схватило гестапо за одно то, что они были евреями. Хьюго нахмурился. Больше Арчи не смог сообщить ничего, разве только добавил, что Ольга живет в великолепном особняке на Лоундес-сквер и владеет прекрасной коллекцией живописи. Хьюго никогда особо не интересовался искусством, но даже он слышал о Пикассо и Матиссе.
Хьюго пересек комнату и представился мисс Пиотровска. Когда Ольга поведала ему о причинах бегства из Германии, он изобразил негодование и заверил ее, что его семья гордится своими столетними деловыми отношениями с евреями. Его отец, сэр Уолтер Баррингтон, был другом Ротшильдов и Гамбросов. Задолго до окончания вечеринки Хьюго пригласил Ольгу пообедать в «Рице», но так как он лишился права подписывать чеки, ему пришлось выклянчить очередную пятерку у Арчи.
Обед прошел достойно, и следующие несколько недель Хьюго усердно ухаживал за Ольгой, насколько позволяли его материальные ресурсы. Он рассказал ей, что оставил жену после ее признания в романе с его лучшим другом и поручил своему адвокату инициировать бракоразводный процесс. По сути, Элизабет уже находилась с ним в разводе, и судья вынес решение оставить ей Мэнор-Хаус и все, что в спешке не вывез Хьюго.
Ольга была очень чуткой и отзывчивой, и Хьюго пообещал ей, что, как только станет свободным, попросит ее руки. Он неустанно повторял Ольге, как она красива и как искусны ее довольно вялые ласки по сравнению с Элизабет. Он постоянно напоминал, что после смерти его отца она станет леди Баррингтон, а временные финансовые затруднения разрешатся, как только он унаследует поместье Баррингтонов. Возможно, он внушил ей, что его отец много старше и слабее здоровьем, чем было на самом деле. «Дряхлеет на глазах» – так он выражался.
* * *Через несколько недель Хьюго переехал на Лоундес-сквер и в считаные месяцы вернулся к образу жизни, который, как он считал, был его по праву. Приятели Хьюго отметили, что ему крупно повезло с такой очаровательной красавицей, а некоторые не удержались и добавили, что и «деньжата у нее водятся».
Хьюго почти забыл, каково это – питаться три раза в день, носить новую одежду и ездить на машине с персональным шофером. Он разделался почти со всеми долгами, и в скором времени перед ним снова открылись двери, которые еще недавно захлопывались перед его носом. Однако он начинал задумываться, как долго это продлится, потому что намерения жениться на еврейской беженке из Варшавы у него, разумеется, не было.
* * *Дерек Митчелл сел на курьерский поезд из Темпл-Мидз в Паддингтон. Частный детектив возобновил работу на старого хозяина, и его жалованье, как прежде, выплачивалось в первый день месяца, а расходы возмещались по предъявлении счетов. Раз в месяц Хьюго ожидал его докладов о событиях в семье Баррингтонов; в частности, Хьюго интересовали приезды и отъезды отца, бывшей жены, Джайлза, Эммы и даже Грэйс, но его по-прежнему мучила паранойя по поводу Мэйзи Клифтон, и он требовал от Митчелла информировать его о каждом ее шаге.
Митчелл приезжал в Лондон поездом, и они встречались на Паддингтонском вокзале в зале ожидания напротив седьмой платформы. Час спустя Митчелл садился на обратный поезд в Темпл-Мидз.
Так Хьюго узнал, что Элизабет продолжала жить в Мэнор-Хаусе, а Грэйс редко приезжала домой, с тех пор как получила стипендию в Кембридже. Эмма родила сына, которого нарекла Себастьяном Артуром. Джайлз записался добровольцем в Эссекский полк и после двенадцатинедельной подготовки был командирован в учебную воинскую часть для будущих офицеров.
Последняя новость оказалась для Хьюго сюрпризом: он знал, что вскоре после начала войны глочестерцы признали Джайлза непригодным к службе, потому что он, как и его отец, был дальтоником. В пятнадцатом году это помогло избежать призыва самому Хьюго.