В сетях шпионажа, или «Час крокодила» - Александр Александрович Резванцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ишь ты! — удивлялись в Центре. — Ведь простым каменщиком начинал свой жизненный путь, а пишет так, будто он академик в седьмом поколении.
— Вернется, назначу его начальником направления, — пообещал как-то Болдин.
И вот режим Бургабы рухнул. В этом была прежде всего заслуга Нины. Именно она подсказала Центру идею науськать на Буганду просоветскую Тарзанию, чья армия насчитывала несколько вполне боеспособных дивизий. Однажды на рассвете тарзанийские войска вторглись в Буганду, а уже в полдень повелитель народов, зверей, рыб и птиц слинял в Эмираты.
Тут пришла пора Павлика возвращаться в Москву. Его встретили как триумфатора. Однако отчет о командировке надо было все-таки писать, а Павлику было легче построить дом, чем сочинить поганую бумажку. Окружив орфографические ошибки и расставив запятые в жалкой павликовой стряпне, Болдин сразу смекнул, в чем дело, и вызвал незадачливого опера на ковер. Дальше было то, о чем я уже рассказал выше.
Павлика Лахтюкова турнули из разведки и устроили на хорошую должность в Минмонтажспецстрой. Нину взяли в информационно-аналитическое управление ПГУ, навесив на ее хрупкие плечики майорские погоны. Сейчас она уже полковник.
Недавно я прочел в одной из газет о смерти Бургабы. Эта скотина подохла от сифилиса, дожив до восьмидесяти лет.
В конце концов, «каждому да воздастся свое» — гласит древняя библейская мудрость.
Нейтрализация противника
В России тоска зеленая, в Африке она цвета виски. Начинающий разведчик Павел Лахтюков понял это месяцев через пять после того, как Бургаба, совершив государственный переворот, стал президентом Буганды, небольшой забытой людьми и богом страны, которая в силу своего выгодного географического положения занимала видное место в стратегических замыслах спецслужб, копошившихся в Центральной Африке.
Реформаторская деятельность Бургабы сопровождалась массовым истреблением населения вверенного ему государства. Впрочем, какие реформаторы обходятся без этого? В первую очередь президент расстрелял, обезглавил и скормил крокодилам всех лиц, замеченных в контактах с иностранцами. Таким образом, в числе прочих была уничтожена вся агентура иностранных разведок, а Павлик и его коллеги из США, Великобритании, Франции, Китая и иных держав так называемого цивилизованного мира практически остались без работы. За месяц до описываемых событий из европейской, американской и азиатской миссий бесследно исчезли несколько дипломатов, чей окрас кожи не соответствовал представлениям Бургабы о чистоте человеческой расы. Президент, объявивший себя повелителем людей, зверей, птиц и рыб, не любил чужаков, обожал все черное и твердо верил в лучезарное негритянское будущее планеты.
Главы цивилизованных стран, не разделявшие философских воззрений Бургабы, приняли решение об эвакуации своих представительств. Само собой, убыли и семьи дипломатов. В советском посольстве остались временный поверенный, старик шифровальщик Алексей Петрович да Павлик Лахтюков. В других посольствах дела обстояли точно так же. Тем не менее Центр продолжал занудно бомбить Павлика шифровками, которые предписывали либо локализовать, либо нейтрализовать деятельность противника в Центральноафриканском регионе. Человек, сочинявший в Москве эти депеши, был хорошо осведомлен о несостоятельности Павлика, он не ждал от Лахтюкова какой-либо реакции на свои указания. Он просто исполнял служебный долг.
Когда уехала любимая жена Нина с сынишкой, Павлик впал в полное уныние. Нина была умной, блестяще образованной женщиной. Она окончила институт Азии и Африки, владела английским языком. Из болтовни с женами обитателей дипломатического квартала столицы, из местных газет, а также на городском рынке Нина черпала информацию, которая получала положительные оценки Центра и помогала ее мужу держаться на плаву.
Проводив семью, Павлик приготовил яичницу из страусиного яйца, запил ее молоком кокосового ореха и, прихватив бутылку виски из брошенной без присмотра посольской кладовой и длинную белую, похожую на наш батон булку, упакованную в целлофан, отправился на крутой берег Голубого Нила, который задумчиво и чинно нес свои волны мимо посольского парка. Тут у Павлика было любимое местечко. Он сел на траву и закурил. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Здесь к нему привыкли. Семиметровый питон Толик, обвив могучий ствол, мирно переваривал очередного кролика, и если бы не оранжевое пятно на плоской Толиковой голове, то питона можно было бы принять за лиану. Наверху в густой кроне повисла мордой вниз худосочная мартышка Иришка. Она медленно раскачивалась, баюкая саму себя. Внизу, совсем недалеко от берега, на осклизлой грязной коряге возлежал крокодил Геннадий, погожий на чучело древней рептилии из зоологического музея. Имена животным дал Павлик. Это было нужно ему для общения, но общался он главным образом с Геннадием, поскольку тот валялся прямо под ногами и постоянно находился в поле зрения.
Павлик отпил несколько глотков из бутылки и, разломив батон пополам, стал обильно поливать хлебный мякиш коричневатой жидкостью. Затем размахнулся и швырнул пропитанный алкоголем кусок булки крокодилу. Геннадий с ловкостью циркача поймал подачку и мгновенно проглотил ее, обнажив при этом мощные желтые зубы.
— Вот что я тебе хочу сказать, друг Геннадий, — начал Павлик, сделав еще пару булей, — чем меньше человек значит, тем больше он хочет. Если человек не значит ничего, то он хочет все. Это, между прочем, я о твоем крокодильем президенте говорю. Ты слушай меня, слушай! Крокодил ведь тотем его племени…
Геннадий слушал внимательно. Он давно стал собутыльником Павлика, который честно отдавал приятелю половину своего виски. Когда бутылка пустела, Павлик раздевался, прыгал в теплую, будто подогретую, воду, плыл к Геннадию и нежно гладил его по спине, напоминающей тротуар, вымощенный керамической плиткой. Сегодня, однако, до этого дело пока не дошло.
— Хэлло, Пол! — услышал Павлик за своей спиной.
Он оглянулся и увидел церэушника Юджина Скотта, работавшего под крышей американского консульства. Они познакомились на одном из приемов в президентском дворце, когда все миссии еще нормально функционировали. Скотт как раз и был тем самым противником, деятельность которого предписывал нейтрализовать Центр. «Ага, — злорадно подумал Павлик, — значит, и тебя тоска пригнала к мартышкам».
Американец принес с собой холодильную камеру, где вперемежку с замороженными пакетиками какой-то жидкости лежали снедь и выпивка.
— Угощайся! — дружелюбно предложил Юджин. — Что нам теперь делать? Одни остались.
Он открыл банку тушенки, наполнил пластмассовые стаканчики и протянул Павлику вилку, тоже пластмассовую. Они выпили и закусили.
— Что делать будешь? — поинтересовался церэушник.
— А ты?
— Пока не знаю.
И тут Павлика осенило.
— Может, на нас работать станешь? — спросил он, сам пугаясь сказанного.
