Анафема в десятый круг - Алёна Лепская

Утащат во тьму и беспощадно утопят меня в истоке зла.

Опустив руки в ледяную воду, я приложила ладонь ко лбу.

― Я… ухожу. ― выдавила я из себя. Меня трясло, я не могла нормально думать, не могла остаться, не могла объясниться. Всё смешалось в моей голове, истязая изнутри неразборчивым калейдоскопом. Раф побледнел не меньше моего, когда я подняла на него глаза.

― Что? ― прошептал он сбитый с толку, он казался испуганным. Он тут же развернул меня за плечи, лицом к себе, ― В смысле?

Он отчаянно не понимал ничерта. И я не могла ему объяснить. Я даже дыхание своё дурацкое выровнять не могла.

― В прямом. ― прорычала я запрокинув голову в потолок. Мне не хорошо, меня ломало…

― Так, стоп. ― он зажмурился, ― Мы обсуждали контракт. Когда всё перевернулось, на столько, что ты решила от меня уйти?

Он распахнул глаза, в которых бурным потоком обрушивался синий цунами. Обрушивался прямо на меня. Я тонула, в нём.

― Я не от тебя, ухожу. ― опровергла я, еле слыша себя, из-за шума в своей дерьмовой голове, ― Я из группы ухожу. Тебе придётся найти другого гитариста. Я просто… не могу.

― Не можешь? ― его голос был недоверчивым. Он искал ответ в моих глазах, и спустя мгновение он его нашёл, ― Мать… ― шепнул он одними губами, и раздражённо застонал, ― Твою мать! Чёрт, я забыл об этом, Вик!

― Я и сама уже забыла…

Всё было так хорошо, что я и забыла, о том, кто я есть, и кем не являюсь. Я всегда должна была помнить об этом.

― А нельзя этот момент, обойти как-то, нет? ― осторожно поинтересовался парень.

― Нет. ― из моих глаз покатились слёзы, и я не могла их остановить. Это делал он, осторожно стирая дорожки слёз.

― Я не могу подписать ни одного документа, пока действует документ о недееспособности.

Его руки дрогнули и замерли, на моей коже. На лице Рафа мгновенно расцвёл истинный ужас.

― Что, вот, прям, вообще ничего подписать не можешь? ― заискивал он мой взгляд, ― Любая подпись недействительна?

Это почему-то было просто фанатично важно для него. Настолько одержим, был его взгляд, что я была просто напрочь обескуражена. Господи, это ещё что за… Нет, я конечно всегда знала, что музыка ― воздух, для него. Но всё-таки?

― Да. ― ответила я осторожно, ― Любая моя подпись недействительна, если не заверена опекуном.

― А отец? ― тут же спохватился он. Скептически на него посмотрела, а-сам-ты-как-думаешь-взглядом.

― Его прав лишили.

Он тяжело задышал, метая хаотичный взгляд вокруг. Он резко посмотрел на меня.

― Вик, а если вскрыть тот, факт, что она сама шиза? ― уточнил он наводяще. Я застопорилась где-то внутри себя.

― Тогда, она всё потеряет. ― ответила я, ― Опеку, права… свободу. ― мне стало не по себе от этого, я посмотрела на парня, в нетерпении ожидающего моих слов, ― Раф, её будут проверять, и я уверена, госпитализируют. Незамедлительно. Я не знаю… ― замотала я головой, слёзы покатились по моим щекам, с новой силой. Мне было так горько от всего этого. Ноги меня подвели и меня повело вниз, я осела на пол, скатываясь по стене.

― Так или иначе, Раф, я не могу сейчас ничего с этим сделать. Я просто не представляю… я не знаю, что мне делать… Прости.

Он спокойно опустился напротив меня, на корточках. Отбросив волосы с моего лица, обхватил меня за подбородок, заставляя смотреть в тёмно-синие глаза.

― Вот как мы поступим. Не реви ― это раз. ― наказал он, строгим тоном, ― И два: Мы не станем заключать контракт без тебя. Я договорюсь! ― добавил он тут же, ― В конце концов, не думаю, что на Державине свет клином сошёлся.

― Ты не понял? ― сокрушилась, ― Он продюсер, Раф! Он хочет взяться за группу всерьёз, понимаешь?

― У нас дочерта времени! А там, глядишь, и всё разрешится уже. Костя, ведь решает этот вопрос, верно? Ну вот!

Что скажешь?

Мой парень крепкий орешек, конечно, но… Сама не знаю, почему, но мне это не понравилось. Это посеяло во мне странные мысли и подозрения…

«Если я скажу, то ты уйдёшь от меня…»

Что-то сильно надломилось во мне, обнажая мою тьму. Я заставила себя улыбнуться в ответ.

― Звучит как хороший план.

Но эта улыбка причиняла мне откровенную боль. Что если всё не так?

«Ты, что не сказал ей, что…»

Что? Что он мне не сказал? Что, чёрт подери?!

― Не расстраивайся, мышка, всё будет хорошо, веришь?

Прекрасный вопрос…

Я промолчала, всё ещё потрясённая этим маниакальным отношением к контракту. Мне это не нравится! Всё это!

От пуговицы его рубашки, торчала тонкая нитка, я машинально потянула за неё чтобы убрать. А вместо нитки вытянула длинный волос. Волос, чёрный волос сантиметров 30 не меньше, запутался на пуговице. Я оторопело поймала его взгляд. Раф легко усмехнулся.

― Это с гривы Дария, наверное.

Парень ловко поднялся на ноги, и протянул мне обе руки.

― Давая вставай, и пойдём отсюда, а то нас могут не так понять. В частности моё присутствие в женском туалете.

Вообще это мало походило на конский волос. Но он был довольно жёсткий, так что вероятно так всё и есть. Поднявшись самостоятельно, я подошла к зеркалу.

― В частности со мной в таком виде…

Старания Солы утекли по горькой реке слёз, тенями ложась вокруг глаз. Я напоминала одного из музыкантов «Kiss», сейчас, или даже басиста «Ninth circle». Класс. По сторонам от меня, на раковину легли ладони. Мою спину обожгло резким теплом. Раф весело ухмылялся, оттягивая шлейку шорт.

― Хм, звучит как предложение, проверить, что же там запрятано под этими крохотными шортами.

Тревога, всё ещё простирались вокруг него и в его чертах.

― Поспешу тебя расстроить Гордеев, но ничего кроме унылых трусов там не кроется. ― пробормотала я холодно. Я хмурилась и ничего не могла поделать с собой и своей мимикой. Он был серьёзен, какое―то мгновение, а затем расхохотался.

― Что? Унылые трусы? Ты так и сказала, сейчас? Серьезно?!

Бесстрастно посмотрела на него, вскинув бровь.

― Прикинь?

Я отошла от него, решая дилемму внутри себя, и вышла в коридор. Он был так близко ко мне, что было сложно ясно мыслить. Все его тело вибрировало привлекательностью или, может, это я дрожала под его взглядом. В любом случае, я не и не хотела никаких мыслей. Особенно тех, что путали меня.

― Я тебе говорила, что ты животное?

― Тебе меня не провести, Смолова. ― покачал он головой, улыбаясь одним лишь уголком губ, как мог только он один, ― Я знаю, что тебе это нравится…

― Нет. Мне нравишься ты.