Экзамен для гуманоидов - Вячеслав Шалыгин

1

Земля. Через десять лет от настоящего времени. Афанасьев А. Н

— Ты, надеюсь, понимаешь, насколько безумен этот проект? — спросил директор Института Космической биологии Георгий Альбертович Скворцов, глядя мне прямо в глаза.

Он снял очки и вытер платком лоб. В кабинете было не жарко, но лишний вес заявлял о себе, вызывая обильное потоотделение. Директор навалился объемистым животом на край стола и ослабил узел цветастого галстука. Я молчал, ожидая продолжения речи.

— Нет, ты только представь себе: новейшее, суперсложное и дорогое оборудование попадет в руки людей абсолютно не подготовленных. Абсолютно! Более того, в предложенном тобой списке нет ни одного достойного кандидата. Вот, что это: Николаев, бывший спортсмен, судимость, наркотики…

— В юности, — возразил я. — Сейчас он в норме.

— Да хоть в детстве! — директор взмахнул списком. — А эта мадам: четверо детей, причем от четырех разных браков! Чем она похожа на Терешкову? Овсяников, студент, от армии решил спрятаться после отчисления? Борисова Жанна Григорьевна, двадцати двух лет, женщина с трудной юностью, ты ее прямо с панели вызволил? Петренко, слесарь, две попытки суицида… Что это за сброд?

— Это люди, — сказал я, нахмурившись. — Наши обычные люди. Все они полностью вменяемы и отдают себе отчет в том, что мы предлагаем им не бесплатную турпутевку, а рискованный и жесткий эксперимент. Им нужно убежать от своих проблем, нам нужны добровольцы, все сходится. Мои мотивы такого подхода к отбору кандидатов просты: колонисты будущих рейсов не могут состоять целиком из членов Отряда Космонавтов. Один специалист на сто человек — вот максимально возможный расклад. Для несения вахты будут требоваться трое, корабль рассчитан на семь тысяч камер, по семьдесят пилотов, инженеров и биологов на сто двенадцать месяцев полета туда и обратно. По два месяца на каждую тройку, это не сложно. Остальные не проснутся до прибытия в конечную точку полета. Безопасность нашего оборудования гарантирована.

— Тогда, может быть, нам и камеры «смертников» по тюрьмам подчистить? Пусть послужат обществу напоследок, им вообще терять нечего, — с сарказмом заметил Скворцов.

— Практически все осужденные согласились участвовать в экспедиции, не требуя гарантий и оплаты, — ответил я.

Директор выкатил глаза и откинулся на спинку удобного кресла.

— Ну, знаешь, это уже слишком… — вспыхнул он от возмущения.

— Меня поддержали на самом высшем уровне.

— Сэкономить решили, народные избранники?! Бесплатного сыра захотели?! А если непредвиденная ситуация?! Кто из твоих покровителей окажется среди очнувшейся после анабиоза банды?! Никто?! Только двести с лишним лучших специалистов ВКС и шесть тысяч невинных добровольцев?!

— Минуту назад ты назвал «невинных добровольцев» сбродом, — я усмехнулся.

— Чего ты улыбаешься?! Сам-то, наверное, из ЦУПа собрался за всем наблюдать? — Георгий Альбертович в сердцах ударил кулаком по столу.

— Нет, я полечу в качестве главного биолога, — стараясь казаться спокойным, ответил я.

— Никуда ты не полетишь! Я не позволю остановить все работы в самом нужном отделе института из-за твоей прихоти.

— Это не прихоть, а как раз та самая работа. Здесь мои коллеги вполне справятся, соединив знания в подобие коллективного творческого порыва, а там должен присутствовать человек, понимающий предмет максимально глубоко. Ты сам упомянул о возможности чрезвычайной ситуации. Кто, кроме меня, способен не только преодолеть трудности, но и довести эксперимент до конца? Ты же понимаешь, что я прав, Георгий Альбертович, не упрямься.

— Твое назначение тоже согласовано там, — директор указал на потолок, — как мне недавно доложили?

— Ты уж извини, что в обход тебя, — я развел руками.

— К подобным вещам в твоем исполнении я уже привык, — уныло протянул Скворцов, глядя перед собой. — Не забудь назначить исполняющего обязанности на время своего отсутствия. Кого-нибудь помоложе, чтобы не состарился до возвращения экспедиции…

— Я понимаю, что наш брак тебе уже надоел, что я не представляю для великого ученого никакой загадки как женщина и никакого интереса как личность, но почему бы нам не развестись традиционно? Зачем обязательно улетать? — жена нервно чиркнула зажигалкой и прикурила новую сигарету.

— Ты глубоко заблуждаешься в своих предположениях, — я попытался взять ее за руку, но она отодвинулась. — Летим со мной. Ты же классный электронщик, нам позарез нужны специалисты такого уровня.

— А дети? Ты о них подумал? Или их ты тоже намерен заморозить, как куриные окорочка, и запустить к далеким звездам?

— В их возрасте это предел мечтаний…

— Ты просто чудовище! Сколько же я тебя терпела! Улетай, уматывай прямо сейчас! И не смей даже заикаться при детях о своем идиотском полете!

— Так мне уматывать или не сметь заикаться?

— Прекрати издеваться надо мной, — она, наконец, расплакалась. — Бездушный изверг! Ты ничего не видишь, кроме своей работы! Мы для тебя никто, предметы обстановки! Я могу прямо сейчас впасть в твой дурацкий анабиоз, а ты заметишь это, только когда износишь все чистые рубашки и носки! А дети? Ты хотя бы раз поинтересовался, какие оценки они получают в школе или с кем дружат? Сын из кожи вон лезет, чтобы сделать нечто, заслуживающее твоего внимания, а тебе все «до лампочки»! Дочь выиграла конкурс по бальным танцам, ты об этом знал? Ты, вообще, в курсе, что она танцует?

Я поморщился. На последнем конкурсе с участием дочери был я, а не жена, но останавливать ее мне не хотелось. Пусть выговорится, вернее, прокричится. Если я принял решение, то изменить его способны только аргументы, а не скандалы, уговоры или угрозы. На ближайшие десять биологических лет я себе занятие выбрал, нравится это кому-то или нет. Если жена не полетит, то… мало ли вдов по стране? При живом муже, конечно, мало, но я могу поспеть как раз к рождению правнуков, хотя и надеюсь вернуться несколько раньше. А быть может, не вернусь совсем. Путь в триллионы километров долог и непредсказуем. Но выбора нет.

После бесславного фиаско первого Контакта с внеземными цивилизациями мечты о гиперпространстве так и остались мечтами, а треть световой скорости и качественный анабиоз уже реальность. Но главная реальность — невыносимый зуд исследователя, донимающий человека испокон веков. Какая уж тут этика семейной жизни? Исследователь только тогда чего-то стоит, когда становится социопатом, совершенно не способным жить в нормальном обществе. Половина таких людей идет на штурм застоявшихся догм, жертвуя вторую половину сложившимся социальным институтам. Первая половина самозабвенно пропадает в лабораториях, колесит по свету, пытается обустроить Луну и Марс, а вторая в это время отдувается за них в «психушках», изгнании, партиях и сектах, беся своим поведением обывателей и подготавливая тем самым общество к восприятию свежих идей и открытий «первых».

Конечно, в нескончаемом потоке добровольцев, вспенившем коридоры нашего института после объявления о наборе в Первую Межзвездную экспедицию, первопроходцев по убеждениям было маловато. Не было никого и из числа печально знаменитых космических десантников, видимо, десять лет, прошедшие со времени Контакта, не залечили их душевные раны. Зато были смывы с самого что ни на есть социального дна. Нет, таких мы все же не брали; идеальных людей нет, но наличие серьезных заболеваний или уголовных рецидивов ставило перед кандидатом непреодолимый барьер. Нам требовались люди пусть и слабые, чтобы обеспечить себе достойную жизнь в земном обществе, но способные выжить на новом месте, если таковое найдется. Исключение составляли «смертники», которые должны были вернуться вместе с кораблем и экипажем обратно, поставив своего рода рекорд пребывания в анабиозе. Ради науки, а в случае неудачи — во славу правосудия.

— Ты меня не слушаешь? — жена вытерла слезы.

— Это что-то меняет?

— Нет, но мне хотелось бы запомнить тебя лучшим, чем ты есть на самом деле.

— Перед отлетом у нас будет целая неделя отдыха. Съездим к родителям, сходим с ребятами в зоопарк, цирк какой-нибудь…

— Ты твердо решил? — слезы на лице жены высохли, и голос зазвенел от ледяной отчужденности.

— Да.

— В вашу смену будут дежурить пилот Кольченко и инженер Бахарева. Молодежь, конечно, но энтузиазм этот недостаток нивелирует. Вот их личные дела, ознакомьтесь на досуге, — руководитель проекта генерал-лейтенант Военно-Космических Сил Сомов передал мне пару прозрачных папок.

— Решили рассредоточить начальство по разным сменам? — спросил я, разглядывая крупные фотографии пилота и инженера.

Надо же — «молодежь»! Знал бы ты, на сколько я их старше! Моя аккуратная бородка, густо усыпанные сединой волосы и вечно утомленные глаза вводили в заблуждение всех, кто меня плохо знал.