Из жизни начальника разведки - Леонид Шебаршин

Это повод для разговора с председателем.

Звоню в приемную Крючкова. Мой добрый знакомый порученец председателя Н. Ф. Мишин сообщает, что посетителей у Владимира Александровича нет и телефоны не заняты. Можно позвонить.

У председателя усталый голос, рабочий день выдался тяжелым, но, кажется, я попал в ту редкую минуту, когда он отдыхает от посетителей и бумаг.

— У меня вопрос не очень конкретный, но важный. Можно отнять несколько минут?

— Пожалуйста!

Чувствую по интонации, что председатель настораживается.

Выкладываю свои сомнения: рассчитывать на то, что Горбачев сможет сохранить единство Союза и удержать страну от распада, нереалистично. Престиж президента упал до нулевой отметки, он безволен и, по моему убеждению, думает только о собственном выживании. Противостояние с Ельциным и Россией он неизбежно проиграет. Его не спасут ни американцы, ни руководители республик.

Единственная надежда сейчас — это сильная Россия. Нравится нам Ельцин или нет (мне лично он не нравится), комитету и всем нам стоило бы ориентироваться на российского президента и Российскую Федерацию, ядро Союза.

Владимир Александрович слушает внимательно, легонько хмыкает, не перебивает.

Продолжаю: нам надо искать общий язык с Ельциным и его окружением, развеять их сомнения в лояльности КГБ, установить тесные контакты с российским депутатским корпусом независимо от политической ориентации депутатов.

— Вы знаете, Владимир Александрович, ходят по комитету слухи, что начальник ПГУ перекинулся к «демократам». Заверяю вас, что это не так. Вы знаете все мои связи и в каком направлении я с ними работаю. Уверен, что у нас нет иного пути, кроме как ориентироваться на Россию.

Разговор о слухах Крючков отметает одним грубым русским словом. Употребляет он «простонародные идиомы» редко — или в состоянии ярости, или тогда, когда идет неформальная беседа, как сейчас.

Мои рассуждения Владимир Александрович не отвергает и в спор не вступает. Более того, он одобряет мысль о развитии контактов со всеми уровнями российской власти и ругает комитетскую верхушку за пассивность. Председатель говорит медленно, над чем-то раздумывая. Кажется, я невольно затронул беспокоящую его тему.

— Договорились!.. Работайте, побольше информации Борису Николаевичу… Подумаем еще…

Манера председателя мне знакома. Он никогда не спешит с выводами в категоричных формулировках, оставляет себе свободу для маневра. Ну что ж. Я свое сказал. Ни облегчения, ни чувства исполненного долга не испытываю. Надо было бы подробнее поговорить с председателем один на один, не по телефону, отчетливее представить себе его позицию. Он остро переживает нарастающую смуту, обеспокоен нерешительностью Горбачева, усилением центробежных сил, раздирающих на части наше государство. В этом нет сомнений. Однако Крючков — непосредственный участник борьбы за власть, и это может искажать его взгляд на положение в обществе, на пути преодоления тотальной разрухи.

Шифровальщик с телеграммами. Обычные доклады о проведенных операциях с особо ценными источниками. Все нормально, есть интересные материалы.

Сообщение из Бонна. Состоялось совещание руководства БФФ и БНД. Участники отметили активизацию разведывательной деятельности КГБ на территории Германии, объясняя это тем, что ряд задач, которые в прошлом решала для Советского Союза восточногерманская разведка, теперь приходится выполнять советской разведке. Есть уверенность, что советская сторона использует в этих целях бывших сотрудников МГБ ГДР и их агентуру. Хорошие источники, в частности, сохранились у бывшего руководителя разведки ГДР Маркуса Вольфа. Он помогает Комитету госбезопасности СССР.

Контрразведчикам и разведчикам всего мира свойственно преувеличивать возможности и масштабы деятельности оппонентов. Это универсальный закон, и понимающий человек всегда принимает его во внимание. Однако в том, что говорилось на совещании, есть какие-то вопиющие неувязки. Наша деятельность в ФРГ в последнее время никак не активизировалась. Если немцы всерьез говорят об обратном, значит, они заметили что-то такое, что раньше ускользало от их внимания. Из этого вывод для нас — тщательно проанализировать состояние работы с каждым источником, особенно с занимающимся экономической проблематикой. На совещании был отмечен особый интерес советской разведки именно к этой области. Мы не используем в разведывательных целях бывших сотрудников и агентуру МГБ ГДР, хотя, надо признать, соблазн велик, но риск еще больше. Каждый сотрудник МГБ находится под подозрением и может быть объектом контрразведывательной разработки. Связь с таким человеком чрезвычайно опасна. Взвесив все «за» и «против», политические издержки, связанные с возможным провалом, Первое главное управление приняло решение от использования и агентов, и сотрудников восточногерманского МГБ отказаться. Немецкая сторона в конфиденциальном порядке об этом была информирована. В этом случае выводы немцев о нашей активизации могут означать, что под нашей вывеской работает ГРУ. Тема для разговора с начальником ГРУ Михайловым, дружеский совет не играть с огнем. Совершенно несправедливо обвинение Вольфа в том, что он помогает КГБ. Вольф давно расстался с разведкой, и мы к нему не обращаемся. Попробуй докажи это немцам! Во всяком случае, информация о совещании требует внимательно приглядеться ко всему комплексу нашей работы в Германии и по Германии. Отношения с этой страной надо беречь!

Июньский день бесконечен. Предзакатное солнце вываливается из-за дома, его лучи бьют в широкое, во всю стену окно, плотные белые шторы сияют ослепительным светом. Я не люблю яркого света, чувствую неловкость от избытка освещения. Лучше думается, когда тебя окружает полумрак, не отвлекают взгляд ненужные вещи. Во времена оперативной работы, во времена конспиративных встреч, тайников, проверок на маршруте я больше всего любил сумерки. В недолгие минуты от заката до наступления непроницаемой азиатской тьмы обостряются зрение и слух, тело становится легким, мысли ясными, движения четкими. Кабинетная тоска сушит человека. На волю бы, в пампасы… Десять шагов в одну сторону по ковру, десять обратно, еще стакан чая, еще сигарета.

Заходит Владимир Иванович Жижин. До недавнего времени он был начальником секретариата КГБ и вернулся в родное ПГУ в качестве заместителя начальника Главного управления. Он заменил Титова. Мне Владимир Иванович кажется почти идеалом оперативного работника. В свои сорок лет он уже побывал в трех командировках, вербовал, работал с агентурой. Даже не это сейчас главное — у Жижина отточенный аналитический ум, неисчерпаемая энергия и еще одно, довольно редкое у нас качество — разумная инициатива. Случайно узнаю, в комитете идут разговоры о том, что председатель перевел Жижина в ПГУ, имея в виду выдвинуть его в начальники разведки. Вполне возможно. Крючков никогда не раскрывает свои планы, исподволь готовит почву, ходит тайными, окольными путями. Замечаю, что председатель стал чаще не соглашаться со мной, разговаривать слегка раздраженным тоном и даже как-то упрекнул в повышенном самолюбии. Он прав — я чувствую себя хозяином в ПГУ и терпеть не могу, когда кто-либо вмешивается в мои дела. Но Жижин стал бы хорошим начальником разведки.