Красивое зло - Ребекка Джеймс

— Не мешай ему, — шепчет она мне. — Он, наверное, хочет поближе познакомиться с твоим молодым человеком.

Как только отец выходит из комнаты, я выпаливаю:

— Я беременна.

— Что? Что ты сказала? — Мама поворачивается ко мне и хмурится. — Прости, я не расслышала.

— Я беременна.

— Беременна? Боже мой! — Она отворачивается, но я вижу слезы в ее глазах.

— Мама, пожалуйста, прошу тебя. Понимаю, что я тебя разочаровала, понимаю, это не то, что ты ожидала. Но я обещаю, что все будет в порядке. Не волнуйся, Мик не бросит меня. И я смогу получить образование. Все будет в порядке, обещаю, мамочка!

— Ты беременна. — Она снова произносит это слово, как будто не вполне его понимает. Она подходит к кушетке и тяжело опускается на нее. — Ты беременна…

Я сажусь рядом и нервно тереблю джинсы.

— Ты разочарована, да?

— Нет, — медленно говорит она. — Вовсе нет.

— Но ты стыдишься меня?

— Да нет же! — Теперь ее голос звучит решительно и уверенно. — Кэйти, как ты не понимаешь? Я вовсе не разочарована. И нисколько не стыжусь. Да, мне трудно понять, что ты беременна. Но подумай только, несколько часов назад мы считали, что ты начала принимать наркотики. Мы боялись, что можем потерять тебя. — Мама вздыхает и качает головой. — У меня умерла младшая дочь… и я так за тебя боюсь.

Я перепугана и смущена. Даже не представляю, что она скажет дальше.

— Кэйти, милая моя! — Мама улыбается. — Я, наверное, не должна этого говорить, но пойми, для меня все происходящее с тобой — вовсе не катастрофа.

— О, — только и могу выговорить я.

Мама прижимает палец к губам и озорно улыбается. Я потрясена. Мама обнимает меня и спокойно заявляет:

— Наверное, это неправильно или эгоистично, но я уверена, все, что с тобой происходит, — просто замечательно. У нас в семье появится новый человечек, которого мы все очень полюбим. Это же прекрасно! У меня будет внук или внучка! И кроме того, нам очень понравился твой молодой человек. — Мама достает платок и вытирает слезы. — Знаешь, я сейчас вспомнила о том времени, когда ждала тебя.

— Так ты правда не разочарована? И не расстроена?

— Нет-нет.

— Ты не думаешь, что это безумие — так скоро заводить ребенка?

— Может быть. Но в жизни ничего нельзя знать заранее.

— Но я еще так молода. В моем возрасте никто не заводит детей.

Я как будто бы хочу, чтобы мама меня утешила, чтобы она твердо сказала мне, что все прекрасно, что все будет хорошо.

— Пусть тебя не волнует, что думают и делают другие люди.

— Нет, я не это имею в виду. Просто…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, милая. Да, твоя жизнь изменится, ты уже не будешь такой свободной, как раньше. Но перед тобой откроется другой мир. Это волшебная, чудесная перемена в твоей жизни. — Она гладит меня по щеке. — И мы с папой поможем тебе всем, чем сможем.

— Я рада, что ты не сердишься и не расстроена.

— Я совершенно не расстроена. Абсолютно! — Она снова улыбается. — Я только очень волнуюсь. Волнуюсь за тебя, за Мика, за твоего отца. Я хочу сказать отцу сама. Можно?

— Конечно.

Я потрясена ее радостью, и мама замечает это.

— Что-то не так, милая? — спрашивает она. — Ты как-то странно смотришь.

— Нет-нет. Просто… я не ожидала, что вы с папой обрадуетесь.

— Я понимаю, милая. — Она обнимает меня и прижимает к себе. — Знаешь что? Твоя глупая подруга оказала нам большую услугу. Мы так перепугались, так боялись потерять тебя. И теперь, когда я знаю, что с тобой все в порядке… — Мама глубоко вздыхает. — Кэйти, я знаю, что ты чувствуешь из-за смерти Рейчел. Я знаю, что ты чувствуешь себя виновной. Прости меня за то, что я никогда не разубеждала тебя. Перестань грызть себя, тебе надо начинать собственную жизнь.

— Перестать?

— Да. Перестань терзаться. Она была тебе сестрой, а не дочерью. Ты не должна страдать всю жизнь.

— Но…

— Нет, — перебивает она, берет меня за подбородок и нежно смотрит мне в глаза. — Я была несправедлива. Я знала, что ты тоже страдаешь, но была так захвачена своей болью! Я могла бы помочь тебе, но даже не пыталась это сделать. И теперь мне очень стыдно. — Мама откашливается. — Дорогая, ни я, ни папа никогда не обвиняли тебя в том, что случилось с Рейчел. Никогда. И никогда, ни на секунду не думай о том, что мы бы хотели, чтобы это случилось с тобой, а не с Рейчел. Мы любили вас одинаково. Всегда.

Я киваю, но ничего не могу сказать. Боюсь, что просто разревусь, как ребенок.

— Ты мне очень нужна, — говорит она.

— Да, мама.

— Прости меня. Матери так себя не ведут. Подумать только, несколько лет ты жила с мыслью, что я или отец виним тебя. Но поверь — мы никогда не винили! Никогда.

И тут я начинаю плакать. Не могу сдержаться. Осознание того, что меня никто не обвиняет, дарит мне такое облегчение и такую радость, что я бросаюсь маме на грудь и рыдаю, рыдаю без конца. Она обнимает меня, но продолжает говорить:

— А еще я хочу, чтобы ты жила своей жизнью. Счастливой и достойной. Ты должна быть счастлива! Если ты не можешь быть счастливой для самой себя, будь счастлива для нас с папой. Потому что если ты будешь несчастной, то для нас все закончится. Тогда мы потеряем обеих дочерей.

Мама еще раз напоминает, что отцу она скажет сама.

— Конечно, он будет потрясен — ведь ты для него все равно остаешься маленькой девочкой, это нормально для отца, но потом он привыкнет к этой мысли и будет радоваться так же, как и я.

И естественно, мы выслушиваем от папы целую лекцию насчет мотоцикла. Он успокаивается только тогда, когда мы твердо говорим ему, что мотоцикл продается, но папа все равно требует с меня обещание никогда на него не садиться, а Мика просит ездить медленно и аккуратно.

Когда они наконец уходят, мы с Миком ложимся спать. Мик особенно чуткий и нежный, он снова и снова повторяет, что любит меня. Мы прижимаемся друг к другу, моя голова лежит у него на груди.

— Я понимаю, что ты уже устала от разговоров про Элис, — говорит Мик. — Но с тобой точно все в порядке? Ты ее не боишься?

— Нет, — заверяю я. — Я о ней даже не думаю.

И это на самом деле так. Я все еще взволнована после разговора с родителями. Мама была такой открытой и эмоциональной, давно мне не было с ней так хорошо.

— Я понимаю, что Элис — гнилой орешек, — говорю я. — И рада, что мы больше не друзья. Она ведет себя просто как дура. Мне ее даже жалко.

— Ну да. — Мик зевает. — И мне тоже.

— Да и что она может нам сделать? Когда мы переедем, она даже не будет знать, где мы. И номер мобильника я поменяю, она не сможет мне позвонить. Так что ничего она мне не сделает.

— Ничего, — соглашается Мик. Он поворачивается и целует меня. — Ты в полной безопасности. Она не сможет тебе навредить.

На следующий день Мик получает пакет. Его приносят, когда Мик на репетиции, и я показываю посылку только поздно вечером, когда он приходит домой. Он открывает пакет не сразу, и я умираю от любопытства.

— Открывай скорее! — прошу я. — Может, там что-то интересное! Какой-нибудь подарок на день рождения?

— Сомневаюсь. До моего дня рождения еще целая вечность.

— Ну, давай, давай! — тороплю я. — Ну как можно быть таким нелюбопытным! — Я вкладываю пакет прямо ему в руки. — Открывай скорее!

Мик пожимает плечами и разворачивает пакет. Адрес отправителя не указан.

— Наверняка какая-то ерунда. Буклет из налоговой полиции или что-нибудь типа того. — Тут он вдруг усмехается. — А это не ты его послала? Может, поэтому ты так нетерпелива?

— Нет, — заверяю я. — Это не я. Клянусь.

Но он не верит, качает головой и, продолжая улыбаться, открывает пакет. Внутри — какая-то книга или альбом для фотографий. На обложке — картинка и надпись.

— А вы знаете, кто рядом с вами? — громко читает Мик и улыбается, но уже озадаченно. Он переворачивает страницу, держа книгу так, что мне ничего не видно.

— Мик! — смеюсь я. — Я это точно не посылала. Это не от меня. Я не знаю, кто…

Я замолкаю, увидев выражение его лица. Он хмурится и бледнеет.

— Что такое? — спрашиваю я. — Мик, что случилось? Что там?

— Господи боже, — хрипло произносит он, и я вдруг понимаю, что этот пакет от Элис.

— Дай мне посмотреть, — с трудом выговариваю я, протягивая руку.

— Послушай, не надо. Не смотри! Пожалуйста, я прошу тебя.

— Не глупи, Мик. Дай мне эту ерунду. — Мой голос звучит резче, чем хотелось бы. — Прости, — продолжаю я. — Дай мне. Не надо ничего скрывать.

Он неохотно протягивает мне альбом.

— Кэтрин, — предупреждает он, — тут такая дрянь! Она совсем сошла с ума, не придавай этому значения, хорошо?

— Хорошо, — киваю я. — Хорошо. Я знаю. Я все знаю.

На титульном листе — большая фотография. На ней — я и Рейчел, это фотография из нашего семейного альбома, та самая, которая так часто появлялась на страницах газет после смерти Рейчел. Мы на пляже, рядом, широко улыбаемся, наши волосы растрепаны и влажны. Мы обнимаем друг друга и кажемся такими счастливыми.