Манифест Унабомбера - Теодор Качинский

211. К концу Средневековья существовало четыре основных цивилизации, которые были приблизительно одинаково «развиты»: Европа, исламский мир, Индия и Дальний Восток (Китай, Япония, Корея). Три из них остались более или менее стабильными, и только Европа стала динамичной.[100] Никто не знает, почему это произошло: у историков есть какие-то теории, но это только спекуляции. Во всяком случае ясно, что бурное развитие по направлению к технологической форме общества происходит лишь при особых условиях. Так что нет никаких причин допускать, что продолжительная технологическая регрессия не сможет быть осуществлена.

212. Будет ли общество В КОНЕЧНОМ СЧЁТЕ снова развиваться по направлению к индустриально-технологической форме? Может быть, но нет никакого смысла волноваться об этом, так как мы не можем предсказывать или управлять событиями через пятьсот или тысячу лет. Эти проблемы должны решаться людьми, которые будут жить в то время.

Опасность левачества

213. Из-за своей потребности в бунте и необходимости состоять в движении леваки или личности схожего психологического типа часто прельщаются повстанческими или активистскими движениями, цели и состав которых изначально не являются левыми. В результате вливание личностей левацкого типа может довольно легко обернуть не левое движение в левое, так что левацкие цели заменят или исказят первоначальные цели движения.

214. Чтобы избежать этого, движение, превозносящее природу и выступающее против технологии, должно занять твёрдую антилевацкую позицию и остерегаться любого сотрудничества с левыми. В конце концов, левачество несовместимо с дикой природой, с человеческой свободой и с уничтожением современной технологии. Левачество — коллективистское движение, оно стремится объединить весь мир (природу и человеческую расу) в единое целое. Но это подразумевает управление природой и человеческой жизнью организованным обществом, что, в свою очередь, требует развитой технологии. Нельзя иметь единого мира без быстрых транспортных средств и средств связи, нельзя заставить всех людей любить друг друга без изощрённых психологических методик, нельзя иметь "плановое общество" без необходимой технологической базы. Левачество руководствуется главным образом потребностью власти, и левак стремится к власти на коллективной основе через идентификацию с массовым движением или организацией. Маловероятно, что левачество когда-либо откажется от технологии, потому что она является необычайно ценным источником коллективной власти.

215. Анархист[101] тоже стремится к власти, но он стремится к ней на индивидуальной основе или на принципе малых групп; он хочет, чтобы личности или малые группы были способны контролировать условия своей собственной жизни. Он противостоит технологии, потому что она принуждает малые группы к зависимости от крупных организаций.

216. Некоторые леваки кажутся выступающими против технологии, но они будут противостоять ей лишь до тех пор, пока они являются аутсайдерами, а технологическая система управляется не левыми. Если когда-либо левачество станет доминирующим в обществе, так что технологическая система превратится в инструмент в руках леваков, они будут с энтузиазмом использовать её и способствовать её развитию. Действуя так, они лишь повторят принцип, который левачество неоднократно демонстрировало в прошлом. Когда большевики в России были аутсайдерами, они оказывали решительное сопротивление цензуре и тайной полиции, они защищали самоопределение национальных меньшинств и т. д., но, как только они сами пришли к власти, они навязали строжайшую цензуру и создали тайную полицию, более безжалостную, чем любая, существовавшая при царизме, они подавили национальные меньшинства по меньшей мере в той же степени, что и цари. Пару десятилетий назад в Соединённых Штатах, когда в университетах леваки были в меньшинстве, профессора левых убеждений были яростными поборниками академической свободы, но сегодня в тех университетах, в которых леваки стали преобладать, они готовы отнять её у всех остальных.[102] (Это такая "политкорректность".) То же самое у леваков произойдёт и с технологией: если они когда-нибудь добьются над ней контроля, они будут использовать её, чтобы подавить всех остальных.

217. В предыдущих революциях леваки того типа, что более всех жаждали власти, на первых порах неоднократно сотрудничали с революционерами не левых убеждений, так же как и с леваками более либеральных взглядов, а потом обманывали их, чтобы захватить власть. Робеспьер поступил так во время французской революции, большевики поступили так во время русской революции, коммунисты поступили так в Испании в 1938, а Кастро со своими последователями поступил так на Кубе.[103] При такой истории левачества сегодняшним революционерам не левых убеждений было бы чрезвычайно глупо сотрудничать с леваками.

218. Разные мыслители обращали внимание на то, что левачество — это некий тип религии. Оно не является религией в буквальном смысле, потому что левацкая доктрина не постулирует существование какой-то сверхъестественной сущности.[104] Но для левака его идеология играет психологическую роль, очень схожую с той, которую религия играет для некоторых людей. Левак испытывает ПОТРЕБНОСТЬ верить в левачество, оно играет жизненно важную роль в его психологической организации. Поколебать его убеждения логикой или фактами непросто. У него есть глубокое убеждение, что левачество — это моральное Право с заглавной «П», и что у него есть не только право, но и долг навязывать всем левацкую мораль. (Тем не менее, многие люди, которых мы рассматриваем как «леваков», не считают себя таковыми и не называют систему своих взглядов левачеством. Мы используем термин «левачество», потому что не можем найти лучшего термина для обозначения спектра родственных убеждений, включающих феминизм, права гомосексуалистов, политическую корректность, движения и т. д., и потому что эти движения очень похожи на левые движения старого типа. См. параграфы 227–230.)

219. Левачество — тоталитарная сила. Где бы оно ни приходило к власти, оно стремится захватить каждый личный уголок и подогнать каждую мысль под левацкий шаблон. Частично это происходит из-за квази-религиозного характера левачества: всё, что не согласуется с левыми взглядами, олицетворяет грех. Однако, более важной причиной того, что левачество носит тоталитарный характер, является потребность леваков во власти. Левак стремится удовлетворить её посредством идентификации с общественным движением, и он пытается пройти через процесс власти, помогая преследовать и достигать цели этого движения (см. параграф 83). Однако, не имеет никакого значения, насколько оно преуспеет в достижении своих целей, левак никогда не будет удовлетворён, потому что его активность — это суррогатная деятельность (см. параграф 41). Это означает, что настоящим мотивом левака является не желание добиться показных целей левачества; в реальности он побуждается ощущением власти, получаемым им от борьбы за социальную цель, и тогда, когда он достигает её.[105] Поэтому левак никогда не удовлетворяется целями, которые он уже достиг; его потребность в процессе власти неизменно приводит его к постановке какой-то новой цели.[106] Левак хочет равных возможностей для меньшинств. Когда он добивается этого, он настаивает на статистическом равноправии достижений меньшинств. И до тех пор, пока хоть кто-нибудь будет таить в укромных уголках своего разума негативное отношение к какому-либо меньшинству, левак будет обязан перевоспитать его. И одних только национальных меньшинств недостаточно: никому не позволительно плохо относиться к гомосексуалистам, инвалидам, толстым, старым, уродливым людям и т. д., и т. д., и т. д. Недостаточно того, что общественность будет информирована о вреде курения: знак опасности должен быть напечатан на каждой пачке сигарет. Затем табачная реклама должна быть ограничена, если вообще не запрещена. Активисты не будут удовлетворены до тех пор, пока табак не будет объявлен вне закона, после этого они займутся алкоголем, потом калорийной пищей и т. д. Активисты боролись против жестокого обращения с детьми, что разумно. Но теперь они хотят запретить все виды наказаний. Когда они добьются этого, они захотят запретить что-то ещё, что они расценят как вред, а потом ещё что-нибудь и ещё. Они не успокоятся до тех пор, пока не будут иметь полный контроль над всеми воспитательными методиками. А после этого они перейдут к другому прецеденту.

220. Предположим, что вы попросили леваков составить список ВСЕГО, что наносит вред обществу, и предположим, что вы осуществили КАЖДОЕ социальное изменение, которое они потребовали. Можно с уверенностью сказать, что в течение пары лет большинство леваков найдут что-то новое, на что можно пожаловаться, какое-то новое социальное «зло», которое нужно исправить, потому что, ещё раз, левак побуждается больше необходимостью удовлетворить свою потребность власти, навязывая свои решения обществу, нежели страданием от социальных неприятностей.