Королевство свободных - Антон Соловьев

— Дон Лумо, мне кажется, что столь почтенная донна, супруга дона Рамиро, не стала бы беспокоить меня по пустяковому поводу…

Я с трепетом слушала его чарующий голос, взгляд же его от икр поднялся к бедрам, затем к груди и стал рассеянно блуждать по замысловатой прическе, в коию были уложены мои черные как смоль волосы. Да, во мне тоже текла горячая кровь басков, но и кровь жестоких и храбрых тевтонов, и злопамятных греков, и хитрых ромеев, разве что крови йехуди не было во мне, ибо тогда не была бы я знатного рода.

Мы остались вдвоем в крипте. И тут случилось небывалое: меня охватила робость. Да, можно быть бесконечно смелой в своих помыслах, но едва остаешься наедине с тем, коего уже столько времени вожделеешь, и будто язык прирастает к небу.

— Я готов вас выслушать, сударыня, — голос государя был мягок и ласков, и я почувствовала, как силы и смелость вновь возвращаются ко мне.

— Государь мой, сразу же хочу у вас испросить прощения, если предложение мое покажется вам дерзостью, однако же место сие священно, и посему вы можете убедиться, что предложение мое от чистого сердца. Также я нижайше прошу вас выслушать мое предложение до конца, не отвергая его с первых слов.

— Сударыня, я весь во внимании. И не скрою, вы весьма заинтриговали меня.

— Ваш верный слуга дон Лумо бдит и днем, и ночью и прозревает многое. Но, мой государь, есть вещи, кои он в силу мужской природы своей не способен ни понять, ни прозреть в полной мере. Я говорю о любви, мой государь. Ибо не секрет для меня, что вы воспылали страстью к донье Бланке, дочери князя Аргонского. Она обручена с рыцарем из ее земель. Не надо обладать даром прорицания, чтобы догадаться, каковы были способы, что предлагал вам досточтимый наш хранитель Большой королевской печати, дабы устранить сие досадное препятствие с пути вашей любви. Но вы, государь мой, как человек мудрый и проницательный, а также обладающий врожденным благородством, отвергли подобные способы решения этой проблемы…

— Сударыня, вы хотите мне предложить какой-то способ решения этой проблемы, не сопряженный с насилием и кровью?

— Истинно так, мой государь. Ведь какова наша цель: чтобы помолвка аргонского рыцаря и дочери князя была расстроена? Задача наша осложняется еще и тем, что брак сей не только спланирован их знатными родителями, но также основан на глубоком взаимном чувстве. Но, государь мой, скажу вам как женщина, живущая уже давно в браке и имеющая двух детей: чувства подобны тетиве лука — чем сильнее натяжение, тем легче рвется тетива. Незачем убивать славного аргонского рыцаря, когда можно сделать так, чтобы сама прекрасная донна Бланка Аргонская отказалась от его любви. Сделать это не так сложно. Дочь аргонского князя молода и неопытна в вопросах любви и, как все мы, южанки, ревнива сверх всякой меры. Так что если увидит она своего возлюбленного в объятьях другой женщины, а тем паче разделяющей с ним ложе, то любовь ее погаснет подобно свече от сильного порыва ветра.

— И вы, сударыня, беретесь устроить все это. Но ради чего? Я верю, что ваше почтение к государю безмерно. Но и жертва ваша велика, потому как я прозреваю, что вы сами вызываетесь стать той соблазнительницей и совратительницей, коия погубит любовь молодого рыцаря и прекрасной донны Бланки.

— Истинно так, государь мой. Я могла бы поручить это какой-либо другой женщине, коей всецело доверяю, однако я пребываю в уверенности, что никто кроме меня не справится с этой задачей должным образом.

— Милая моя донна Агнесса, — государь взял мою руку и прикоснулся к ней губами, и я почувствовала, как заливаюсь краской точно невинная девица. — Ваш порыв заслуживает моего высочайшего внимания. Однако я прекрасно понимаю, что для вас, женщины замужней, это жертва, и жертва немалая, поскольку вы сами легко можете опорочить свою репутацию.

— Более, чем ее порочит мой дражайший супруг, о любовных похождениях коего ведомо каждому при дворе, мою честь никто не способен так растоптать и опорочить. Посему терять мне уже нечего, а мысль о том, что я сделаю счастливой своего государя, доставляет мне такую радость, что я не в силах ее описать.

— Сударыня, я восхищен вашей самоотверженностью. И отчетливо осознаю, что, отказав вам в совершении этого смелого деяния, я безмерно обижу одну из прекраснейших своих подданных. Однако честь не позволяет мне принять эту жертву безвозмездно, посему просите у меня все, что вам заблагорассудится и что я в силах буду сделать для вас. В то, что ваш план возымеет успех, я даже не вкладываю и долю сомнений, ибо какой благородный дон, какой рыцарь сможет устоять перед вашей красотой? Думается мне, не сыскать таких мужчин в нашем королевстве.

— Не сочтите за дерзость, мой государь, то, что я попрошу у вас в качестве награды за свои труды. Скажу вам прямо — ибо в таких делах не стоит лукавить, — что единственное, на что направлены все мои помыслы, это вы, государь мой. Едва вы вошли впервые в это тайное святилище, едва я поймала ваш мимолетный взгляд, как сердце мое было разбито, а душа навеки погублена. Ибо я поняла, что единственное, где я могу найти спасение, — это в ваших объятиях и ради них я готова на любые свершения, на любые жертвы.

Произнеся эту пламенную речь, коия, судя по заблестевшим в полумраке глазам государя, возымела должный успех, я не стала терять времени даром, обвила шею возлюбленного моего и впилась губами в его губы. И чудо, о прекрасное и сладостное мгновение, губы его, словно врата города, поддались тарану моего языка. Не могу сказать достоверно, сколь долго длился наш первый поцелуй, но столь сладостного счастья не приходилось мне испытывать более никогда, даже когда государь выполнил свое обещание.

Аргонский рыцарь выказал себя сущим ребенком и был податлив словно горячий воск. В сердце мне даже закралась мысль, что он до этого дня не возлегал еще с женщинами. Однако страсть и нетерпение, кои я воспалила в нем своими женскими чарами, превзошли самые смелые мои ожидания, и таким образом донна Бланка лишилась своего кавалера. Задачу мою облегчало и то, что все знатные гости, кои остались еще на какое-то время после пасхальных торжеств в столице, остановились в королевском замке, и мне не составило большого труда сделать так, чтобы прекрасная донна Бланка узрела своего жениха, распростертого на ложе в моих объятиях.

Бедное дитя! Как прекрасны были твои слезы, как мило были сжаты твои крохотные кулачки! Ты не сказала своему бывшему возлюбленному ничего, и это было горше всего. Однако рыцарь был настолько смущен и сконфужен, что едва блистательная в своем праведном гневе донна Бланка покинула его покои, как он наспех оделся и сбежал. Я же, обнаженная, сидела на его кровати и тихо посмеивалась над его юношеской горячностью, коия погнала его прочь из столицы в эту же ночь.