Бесогон. Россия между прошлым и будущим - Никита Михалков

Таким образом, столкновение слепоты и глухоты одних с нетерпимостью и завистью других становится отправной точкой, в которой возникает сначала цунами революции, а затем – цунами Гражданской войны. А ведь самая страшная война, которая только может быть, – это война Гражданская. Нам ли этого не знать и не помнить?..

Права Наталья Нарочницкая, блестящий политолог и историк, когда говорит, что только между братьями могут происходить такие страшные, жестокие и кровавые бойни. Она приводит в пример первое библейское братоубийство, произошедшее из зависти, когда Каин убил Авеля. На этой лукавой волне и возникает бесовское искривление человеческого сознания и распад человеческой сущности. Достаточно вспомнить Розалию Залкинд по кличке «Землячка». Эта «красная фурия», экономя боеприпасы, лично отдавала приказы топить в Чёрном море белогвардейских офицеров – уже сдавшихся, сложивших оружие, отказавшихся от борьбы. Целыми баржами она топила в море русских людей…

В картине «Солнечный удар» мы постарались показать, как Землячка аргументирует свои поступки. У неё была своя логика, своя мотивация. В одном из эпизодов фильма её спрашивают: а не заблуждение ли считать большевизм и христианство близкими? И она отвечает: «Это печальное заблуждение… Вредное… Я не первый раз это слышу. Нечем бороться, так давайте примажемся? “В белом венчике из роз впереди Иисус Христос”? Веками они заставляли нас гнуть спину, чтобы им было хорошо – здесь и сейчас. А нам? А нам обещали вознаграждение там, на небе. А мы не хотим – там и потом…»

Удивительно, как живуч тип русского либерала, как ловко он приспосабливается и меняет окрас, как быстро он форматирует под новые реалии свои старые задачи! Но при этом он всё время остаётся персонажем из «Бесов». Это всё тот же самый либерал, о котором писали Чичерин и Достоевский, Тютчев и Лесков.

И об этом не стоит забывать.

Логика Землячки проста. Цели ясны. Но средства достижения цели – ужасны, преступны, бесчеловечны. Борьба за справедливость возможна и необходима только тогда, когда она ведётся во имя созидания, если же она ведётся ради разрушения, то превращается в тотальное уничтожение и геноцид.

Обратите внимание, что на баррикадах, на которых борются и умирают жаждущие справедливости, обездоленные люди, «верховенских» нет – и быть не может. «Верховенские» подталкивают, подтягивают, провоцируют. Они поднимают массы, но никогда не идут впереди с «открытым забралом». Они – уже не «тут», а «там» мутят воду и взрыхляют почву для разрушения и хаоса, находясь на безопасном расстоянии от революционной бездны.

Удивительно, как живуч тип русского либерала, как ловко он приспосабливается и меняет окрас, как быстро он форматирует под новые реалии свои старые задачи! Но при этом он всё время остаётся персонажем из «Бесов». Это всё тот же самый либерал, о котором писали Чичерин и Достоевский, Тютчев и Лесков.

И об этом не стоит забывать.

Русский либерализм. Эпизод второй

А теперь давайте посмотрим – как мимикрировал либерализм вообще и русский либерализм в частности за сто с лишним лет? Какие метаморфозы претерпел? Какие формы обрёл? И какие люди его сегодня персонифицируют.

Вардан Багдасарян, заместитель главы Центра научной политической мысли и идеологии, доктор исторических наук, сделал очень интересный доклад на Научно-экспертной сессии: «Российский либеральный эксперимент: итоги и анализ».

Вот фрагменты его выступления:

«Чаще всего о либеральном эксперименте в России говорят сегодня в прошедшем времени. Был исторический этап приверженности идеологии либерализма, но он минул, остались лишь определённые либеральные рецидивы. В представляемом докладе постановка вопроса другая. Выдвигается тезис о том, что либерализм был доведён до своего предельного, максимального воплощения. Но далее он не только не был свёрнут, а стал трансформироваться в генетически преемственную от него идеологию. Появляются тенденции фашизации.

Может показаться, что заявленное соединение либерализма и фашизма – некий постмодернистский оксюморон. В действительности идея объединения либерализма и фашизма, их общности, возникает не сегодня. И выдвигается она не критиками, а сторонниками либеральной идеологии. Обратимся к 1932 году – времени прихода НСДАП к власти в Германии. Находившийся под впечатлением фашистского проекта Герберт Уэллс призывает: “Прогрессивисты должны стать либеральными фашистами и просвещёнными нацистами”. Уэллсовский идеал этого времени – “Тоталитарное государство под управлением могущественной группы благожелательных экспертов‑либералов”.

Возникают достаточно странные на первый взгляд геополитические и политические альянсы. В них либерализм идёт рука об руку с фашизмом. Латинская Америка – либерализм плюс режимы хунты. Ближний Восток – либерализм плюс “Братья-мусульмане”. Прибалтика – либерализм плюс движение “Памяти легионеров СС”. Украина – либерализм плюс необандеровцы. Турция – либерализм плюс турецкий национализм. Белоленточное движение в России – либерализм плюс скинхеды. Либерализм и фашизм оказываются политически объединёнными…

Людвин фон Мизес

Обратимся к высказываниям лиц, которые считаются теоретиками идеологии либерализма. Людвиг фон Мизес: “Нельзя отрицать, что фашизм и близкие ему движения, стремящиеся к установлению диктатуры, преисполнены лучших намерений и что их вмешательство в данный момент спасло европейскую цивилизацию. Эта заслуга фашизма останется в истории навечно”. Фашизм рассматривается идеологом либерализма как та сила, которая противостояла исторически коммунизму и большевизму, но отнюдь не либерализму. А вот высказывание Фридриха Августа фон Хайека: “Иногда стране необходимо временное установление диктаторской власти в той или иной форме. Как вы понимаете, диктатор может править по-либеральному. Так же как демократия может править совершенно без либерализма. Лично я предпочитаю либерального диктатора демократическому правительству, которому недостаёт либерализма”. Диктатура, оказывается, сообразно с хайековским пониманием не противоречит либеральной идеологии.

Фридрих Август фон Хайек

Перенесёмся теперь в Новое время. Славная американская история персонифицируется через ряд фигур президентов США. Что их объединяет? Во‑первых, все они были либералы, приверженцы либеральной системы ценностей, а во‑вторых, все они были рабовладельцы. Но право свободы адресовалось не в отношении всех, а группы избранных. Значит, избранничество, превосходство оказывалось ещё более значимой ценностной позицией, чем свобода. А идеология превосходства, как уже было показано выше, это уже идеология фашизма. Фашистские и либеральные ценности оказываются системно взаимоувязаны…»

Итак, сегодня речь идёт о либеральной идеологии превосходства и производных от неё – фашизме, расизме, кланово‑родовом превосходстве, корпоративном превосходстве и легитимации власти сильных.

Самое главное, конечно, здесь – это легитимация власти сильных.

А теперь обратимся к высказываниям тех, кто сегодня считается лидерами и рупорами либерального движения у нас, в России.

Ксения Ларина – журналист, обозреватель «Эха Москвы»:

«Посмотрите, как разнообразен, как разноцветен и свободен мир либералов и как уныл и одномерен мир патриотов. Как они зависимы от этой заразы – языческого поклонения родине.

Я не люблю родину – давно и убеждённо».

Егор Гайдар – российский государственный политический деятель:

«Идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, – дело естественное».

Валерия Новодворская – один из крупнейших оппозиционных деятелей:

«Россия – это не только страна дураков, но и страна хамов. И вообще с 1917 года нами правили хамы в смазных сапогах… В России всё растекается и свисает, как макароны с ложки… Шестая часть суши была заселена беспозвоночной протоплазмой… Я никогда не праздную 9 Мая и никому не советую этого делать… всё прогрессивное человечество, если и хочет, то скромненько и без особого шика что-то празднует. А устраивать такие парады, как у нас, могут только законченные лузеры, продувшие всё остальное, которым нужен миф, доказывающий им самим, что они ещё что-то значат».

Борис Акунин – писатель:

«В России живут бок о бок два отдельных, нисколько не похожих народа, и народы эти с давних пор люто враждуют между собой. (Чтоб он провалился, византийский орёл с двумя головами – шизофренический символ, выбранный Иоанном Третьим в качестве герба нашего государства.)