Комьюнити - Алексей Иванов

Орли сначала принесла бутылку и поставила возле ванны, потом ушла и вернулась голая, с двумя бокалами, полными красного вина «Контадор». Глеб рассматривал Орли, пока она забиралась в ванну: сначала перебросила ногу через бортик, попробовала дно, а потом, выпрямившись, шагнула на всю тяжесть, с бокалами в обеих руках, словно бы разведённых для равновесия. Подождав, пока Глеб увидит её всю, Орли медленно опустилась в пену и протянула бокал Глебу.

— Мне теперь, в общем, некуда деваться, — признался Глеб.

— Для этого я и разделась.

Они сидели в ванне в кучах пены друг напротив друга.

— До чумы ли нам сейчас? — спросил Глеб.

— Но ведь не в чуме дело, — улыбнулась Орли. — Мне страшно. Я тебе расскажу, а ты мне ответь, что я маленькая трусливая девочка.

В прошедшую субботу ей предложили сделать репортаж с какого-то флешмоба. В тот день в Москве намечался грандиозный митинг оппозиции, прессу интересовал только он, и пойти на флешмоб было попросту некому. К тому же и мода на флешмобы давно миновала.

Глеб понял, что Орли получила худшее из возможных заданий. В родном городе она стала лучшей, чтобы здесь получать худшие задания. Это оскорбительно. Но выбора не было, и Орли согласилась.

Флешмоб проводили на одном из участков подземного перехода под Пушкинской площадью. Флешмоб был «классический», «мягкий», то есть без особенного эпатажа, почти для своих. Длился он пять минут. Ровно с 14 часов ровно до 14:05 мобберы шли по переходу в одном направлении и делали вид, что звонят по телефону, но никак не могут дозвониться. Они должны были говорить в трубку: «Алло! Алло! Дима-Саша-Маша, алло, я не слышу!» Всё. Кричать, спешить, толкаться, вообще как-то привлекать внимание не следует.

Орли рассказывала, а Глеб вспоминал, как в середине нулевых СМИ визжали от восторга по поводу флешмобов. Сколько глубины и смысла в этой ерунде накопали модные журналисты… Это и креатив, и самоутверждение, и групповая психотерапия, и антидепрессант… Кто-то там с умным видом рассуждал, что флешмобы — новая форма самоорганизации социума. Типа как раньше люди объединялись в классы на базе отношений к средствам производства, а отныне — в комьюнити на базе отношений к информационным потокам. Правильно говорил Гермес: новая технология — новая идеология.

Флешмобы выскочили из моды раньше, чем их обесценила жизнь. Они держались на убеждении, что телеком превращает коллективное бессознательное в коллективное сознательное. Абсурд акций должен был проиллюстрировать этот тезис, ибо полная бессмыслица не может объединять незнакомых людей. Но флешмоб оказался фальшивкой, забавой для сытой молодёжи. Его смысл сгорел в Арабской весне.

Пожар бунтов и революций, полыхнувший по исламскому миру с конца 2010 года, распространялся через Интернет, через телеком. Но ведь не телеком был сутью Арабской весны. Арабы восставали не за телеком, а за вполне обычные блага: за свободу, за выгоду, за власть, за месть, за перемены. Телеком был только средством коммуникации. Более совершенным, чем письма, гонцы или телеграммы, но не более. Мусульманский мятеж по организации был аналогичен флешмобу — и не проявил ни одной черты, заявленной как суть флешмоба. Потому что эта суть была искусно вживлена во флешмоб, а не присуща ему от рождения. И поверить во флешмоб могла только аудитория «Афиши».

Редакция «Афиши», кстати, находилась рядом с Пушкинской, но флешмоб, на который пошла Орли, уже считался отстоем.

Орли заняла место на ступеньках спуска в подземный переход, чтобы сверху увидеть всё. В пакете у неё лежал готовый к съёмке недорогой аппарат Canon: Орли прятала фотик, потому что участники моба могли и не хотеть, чтобы их фотографировали. Орли ждала. Мобберы должны были идти ей навстречу.

День был пасмурный и грязный, былой снег везде растаял. Толпа шла вверх и вниз по лестнице перехода. На площади шумели машины, из-под земли доносилось неумолчное шарканье шагов.

Айфон у Орли гугукнул будильником: ровно четырнадцать ноль-ноль. Орли приготовилась достать фотоаппарат. Со своей ступеньки она видела переход метров на тридцать вглубь.

В толпе, которая шла Орли навстречу, человек десять одинаково подняли руку, поднося к уху телефон. Начался флешмоб — и вместе с ним в этот же миг началась чума.

Орли увидела, что у людей с телефонами белеют и надуваются глаза, как сваренные и облупленные яйца. Орли увидела, что лица мобберов вокруг глаз чернеют и заливаются тьмой, а черты кривятся и разъезжаются, искажённые опухолями бубонов. Все чумные мобберы становились одинаковыми. Стильный юноша с клетчатым шарфом… Девушка в кепке набекрень и с торчащими патлами… Молодой человек с хвостиком и косичкой вместо бородки… Девушка в вязаном капоре. Парень в большом шерстяном берете художника и в круглых очочках а-ля Джон Леннон… Девушка с большими дизайнерскими серьгами, похожими на парусные корабли… И другие. И другие. Все они превращались в чумных чудовищ, чернорылых и белоглазых.

Эти кадавры, рассеявшись в толпе, шагали навстречу Орли по тоннелю подземного перехода под Пушкинской. Никто, кроме Орли, их больше не видел, а они, словно издеваясь, говорили в выключенные телефоны: «Алло! Дима-Саша-Маша! Алло! Я не слышу! Я не слышу!»

— Я просто убежала, — сказала Орли Глебу. — Я ведь одна там была. Испугалась. Забыла обо всём и убежала.

Она зашевелилась в ванне, подтягивая ноги, плеснула водой, меняя положение, и поползла к Глебу, ворочая огромные глыбы пены.

Глеб смотрел в горящие во тьме глаза Орли и думал, что телеком не преображает коллективное бессознательное в коллективное сознание. Коллективное бессознательное телеком преображает в чуму. И с ней каждый встречается уже в одиночку.

А Орли долезла до Глеба, повернулась спиной и навалилась, уверенная, что так и надо: её ждут и немедленно приласкают. Глеб мягко облапил Орли. Её мокрые кудри налипли ему на губы и скулу.

— Счастье — это когда тебя обнимают, — проурчала Орли.

21

Посреди ночи Глеб проснулся и вышел в кухню покурить. Чтобы не скучать, он включил айпэд. А там кипела жизнь. Комьюнити продолжало работать, отыскивая всё новые и новые истории, — как машина, которую завели и оставили без присмотра.

KozaDereza: Карбункул это такой гранат особо ценился вовремя эпидемий чумы. Когда мимо него проходил больной по которому не видно что он больной камень бледнел. Предупреждал хозяена

L-a-p-k-a: У меня в децтве было кольцо с гранатом! У всех камней есть своя мефология! Это ужастно интересно!!!

Kuporos: Оказывается, у чумы был свой святой. Чумоборец. Рох из Монпелье. Зацените со ссыли.

Похоже, — подумал Глеб, — что гуглоголовый Kuporos уже не может ни есть, ни спать — мониторит Сеть до полного самоотречения. Для таких людей Интернет — спасение души. Где им ещё самовыражаться?

Глеб прошёл по ссылке на статью «Святой Рох».

«Будущий святой родился в 1295 году в семье градоначальника города Монпелье. С младенчества он был отмечен особым знаком — красным крестом на груди. В 20 лет он осиротел, лишившись обоих родителей, раздал имущество и пошел в паломничество в Рим.

В это время в Италии бушевала чума. Рох начал лечить больных молитвой и крестным знаменьем. Он совершал подвиги в Мантуе, Римини, Модене, Парме и в других городах. В Пьяченце он сам заразился чумой и был изгнан из города.

Рох остановился в лесной хижине, чтобы умереть. Но некий Готтард, дворянин из Пьяченцы, сжалился над ним и послал к нему собаку с куском хлеба. Рох съел хлеб — и встал, исцелившись от чумы. Пораженный этим чудом, Готтард пошел в помощники Роху.

В Италии Рох спасал людей от чумы, а когда эпидемия утихла, он вернулся в Монпелье. Из смирения Рох не назвал себя, ведь он был сыном градоначальника и получил бы подобающие почести. Новый градоначальник, дядя Роха, приказал бросить бродягу в застенок как шпиона, который хотел принести в Монпелье чуму из Италии.

Рох просидел в застенке пять лет и умер в 1327 году в возрасте Христа. При его смерти стены узилища вдруг озарились светом, и рука ангела написала на камне над головой усопшего: „Защитник от чумы“. Роха опознали по красному кресту на груди».

Prizel: Как историческое лицо, Рох недостоверен. И в 1327 году в Европе еще не пришло время Черной Смерти. Культ святого Роха существовал только в Монпелье и в северной Италии.

Kuporos: Prizel, вы правы. Поглядите, что я нагуглил. Статья «Тайна собора Сан-Рокко». Плиз.

«Каждый год 16 августа в Венеции проходит карнавал, который завершается литургией в соборе Сан-Рокко. Этому обычаю 500 лет. Но как языческий праздник слился с христианским богослужением?

Всё дело в том, что в Средневековье торговая Венеция активнее прочих городов общалась с Востоком и часто завозила к себе оттуда эпидемии, особенно — эпидемии чумы. И жители решили обзавестись небесным защитником от мора. Таковой был в городе Монпелье.