По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь вам ясно? — искренне обрадованный, закончил Селихов.
— Даже очень, — ответил я.
— Вопросов вам я не задаю, — сказал Селихов. — Думаю, они будут неуместны.
— Вы догадались, — проговорил Дим-Димыч. — Просим извинить, что потревожили вас…
Пожав Селихову руку, мы с чувством одухотворенной легкости покинули его комнату, скатились по лестнице и оказались на улице.
Мартовское солнце, как бы радуясь за наш небольшой успех, грело по-весеннему тепло и ласково.
— Андрей! — бодро воскликнул Дим-Димыч. — Мы за своими командировками и весну прозеваем. Гляди, как греет! Можно и без пальто.
Я ничего не ответил. Я думал о другом. Успех это или ре успех?
Несомненно, успех! Лариса Сергеевна наверняка и есть жертва загадочного преступления. Теперь нам известно, как попал к ней счет, теперь мы знаем, что она из Орла и работала в ветбаклаборатории. Наконец-то следствие сдвинулось с мертвой точки.
Продолжая размышлять на эту тему, я сказал Дим-Димычу:
— Надо бы предъявить Селихову фотокарточку покойной. Он бы, конечно, опознал ее.
— Правильно сделал, что не предъявил. Зачем расширять круг лиц, посвященных в эту историю. А потом…
— Что потом?
— Вдруг опять осечка?
— Не думаю…
На перекрестке мы остановились.
— Ты куда? — удивленно осведомился Дим-Димыч, видя, что я сворачиваю налево.
— Как куда? В управление… А ты?
— Я думал, что на вокзал и — прямо в Орел.
Я запротестовал. Надо было повидать Кочергина и, кроме того, получить требования на билеты.
— Ну, ладно, — огорченно вздохнул Дим-Димыч. — Пошли!
Кочергин принял нас немедленно.
Когда мы открыли дверь кабинета, он разговаривал по телефону:
— Да!.. Они уже у меня… Прошу, Геннадий Васильевич.
Ясно. Кочергин пригласил к себе старшего лейтенанта Безродного.
Мы сели и стали ждать. Ждали минут десять. Кочергин ничем не выдавал своего раздражения. Он спокойно рассматривал утреннюю почту в пухлой папке.
Я внимательно наблюдал за ним. Он все больше рос в моих глазах. Было приятно и отрадно сознавать, что должность Курникова, человека и работника, безмерно уважаемого мною и всем коллективом, занял человек не менее достойный.
Вошел Безродный. Он даже не счел нужным извиниться за опоздание.
Пренебрежительно бросив: «Привет!», он поставил стул рядом со стулом Кочергина. Он и тут хотел показать, что является начальником отдела и ему неприлично сидеть на другом месте.
— Ну, давайте выкладывайте, товарищи! — произнес Кочергин и отодвинул от себя папку с почтой.
Докладывал я. Дим-Димыч вносил дополнения.
— У вас будут вопросы? — обратился Кочергин к Безродному, когда мы окончили.
Тот отрицательно покачал головой.
Ах, как я хотел знать, что думает Геннадий! Неужели ему непонятно, что он со своими методами следствия оказался в дураках? И в каких дураках! Но он держал себя так, будто ничего не произошло.
— Вы уже знаете, — продолжал Кочергин, — что портрет преступника, переданный Благовещенском, полностью совпадает с тем, кто назвал себя в камере хранения Ивановым?
Мы дружно кивнули.
— Родинка мешает, — усмехнулся Дим-Димыч.
— Да! Ни Мигалкин, ни Кулькова не заметили ее.
— Ну… — протянул Кочергин, — родинку можно и не заметить. Это не бросающаяся в глаза примета… Тут надо быть профессионалом… А вот если бы вы сказали свидетелям о существовании родинки, то они, возможно, и припомнили бы ее…
— Пожалуй, верно, — согласился Дим-Димыч.
— Благовещенск сообщил нам исчерпывающие сведения и о жертве, — снова заговорил Кочергин. — Убитый работал дежурным администратором в гостинице.
Фамилия его Рождественский. В Благовещенске он прожил всего четыре месяца, а до этого работал в Москве, тоже в тресте гостиниц. Причем перебрался из Москвы в Благовещенск по собственному желанию, — он сделал паузу. — Думаю, что вы на верном пути. Куйте железо, пока горячо. Если вам удастся задокументировать опознание убитой, дальше пойдет легче. Что ж… поезжайте снова в Орел. — Кочергин посмотрел на часы. — В вашем распоряжении сорок семь минут. Вызывайте мою машину.
Мы встали.
— Какие будут указания? — задал я совершенно глупый вопрос.
Умница Кочергин улыбнулся.
— Сила инерции? Указаний никаких. Вам на месте будет виднее.
Я покраснел.
Дим-Димыч закусил губы, сдерживая смешок.
Мы вышли. Надо было хоть на минуту заехать домой.
— А этот болван, — сказал Дим-Димыч, имея в виду Безродного, — не смог выдавить из себя ни одного слова. Это при нас он строит из себя гения, а при Кочергине — пустое место. А твой Кочергин молодчина! Смотри — пригласил!
Быть может, специально для того, чтобы дать понять ему, что он идиот?
— Не думаю. Все-таки ты — его работник, и это надо учитывать…
— Идиот! — саркастически усмехнулся Дим-Димыч. — Идиот, а держится.
Если бы кто другой напортачил, как он… Ого! Всыпали бы ему по самую завязку, а с него — как с гуся вода. Не понимаю я майора Осадчего. Неужели он не раскусил его?
— Да… — буркнул я, не зная, что сказать…
3 марта 1939 г (пятница)
Вторично оказавшись в Орле, мы с места в карьер бросились в ветбаклабораторию.
День начался успешно.
Заведующая лабораторией, не заглядывая в список сотрудников, точно и определенно заявила, что Лариса Сергеевна, носящая фамилию Брусенцовой, работает лаборанткой. Сейчас она в отпуске. Через пять дней должна вернуться.
Дим-Димыч попросил личное дело Брусенцовой. Взглянув на фотокарточку, мы сразу поняли, что Лариса Сергеевна из отпуска больше не вернется. Это была та самая
