Ханаанцы. На земле чудес ветхозаветных - Джон Грей

Текст продолжается и прерывается на четвертой колонке, где описан ритуал оплакивания царевича во дворце:

Денел вернулся домой.Разжег огонь во дворце,Созвал плакальщиц, чтобы они пришли в его дворец,Привел плакальщиц на свой дворИ воинов, которые пострадали в битве,Они оплакивают Акерта, героя,Они льют слезы за потомка Денела, подателя плодородия.И дни, и ночи,И месяцы, и годы, семь лет они льют слезы,Они оплакивают Акерта, героя,Они льют слезы за потомка Денела, подателя плодородия.

После оплакивания наступает время кровной мести, которую осуществляет сестра Акерта, Дева:

И тут заговорила Дева, которая несла воду на плече…«Благослови меня своим благословением так, чтобы я могла идти;Благослови меня твоим благословением так, что я могла идти с твоим благословением,Тогда я смогу покарать того, кто убил моего брата,И я смогу покончить с тем, кто уничтожил потомка моей матери».

Освежившись после оплакивания, мужественная Дева надевает одежду воина и ищет обидчика в его лагере, где ее ошибочно принимают за Анат, которая собиралась убить Акерта. Текст заканчивается эпизодом, где Дева дает явно отравленное вино Утрну. На этом текст обрывается, так как конец таблички сломан. Возможно, здесь размещался заголовок, который отсылает к определенному абзацу, который следовало прочесть следующим. Бесспорно, в нем описана месть Девы.

История, возможно, продолжается на одной из трех весьма фрагментарно сохранившихся табличек, где, скорее всего, говорится о возрождении дома Денела после смерти Акерта. Но все это домыслы. Кустодий в конце третьей колонки текста об Акерте содержит заголовок следующей части, что точно свидетельствует о продолжении текста, но сам текст не сохранился.

Хотя в текстах из Рас-Шамры отсутствуют записи гимнов, в Ханаане существовала обширная гимнография. На это указывает широкий репертуар молитвенных текстов. Правда, почти ничего не дошло до нас полностью. Почти единственным исключением можно считать небольшой фрагмент, написанный аккадской клинописью, который можно отнести к гимнам прославления.

Однако в переписке из Эль-Амарны встречаются некоторые абзацы, которые по своей поэтической манере и литературной форме напоминают отрывки, которые мы уже приводили в своем анализе ханаанской поэзии. В этих отрывках представлен такой традиционный для гимнографии прием, как нарастающие гиперболы. Данный троп практически не встречается в обычной деловой переписке. Отличается от традиционного и их язык. Его лексический запас намного богаче, чем в письмах местных жителей друг другу.

Так, например, Намиаваза, правитель земли Уби со столицей, размещенной в Дамаске, обращается к фараону, используя традиционную формулу уничижения, основанную на нарастающих метафорах:

…твой слугаПрах у ног твоих,Земля, по которой ты ступаешь,Трон, на котором ты восседаешь,И скамеечка для твоих ног.

Рухмания, правитель Саруны (Северная Палестина), пишет:

Твой верный раб,Прах от ног твоих,Глина, по которой ты ходишь,Скамеечка для твоих ног.

Аммунира из Бейрута использует последний оборот.

В приведенных отрывках можно отметить поэтический параллелизм и фигуры, напоминающие градацию, характерную для хвалебных гимнов. Сравнение со скамьей для ног использовано в Псалме 110 из псалтыри. Далее Намиаваза использует градацию, также представленную в Ветхом Завете (псалом 89: 36):

Мой властелин – это солнце на небесах,И как люди ждут восхода солнца на небеса,Так и слуги ждут, как извергнет словаИзо рта их господин.

Таги пишет на языке, заставляющем вспомнить Книгу пророка Амоса (9: 12):

Я обратил на тебя очи мои,И когда мы поднимемся вверх на небесаИли спустимся вниз в подземный мир,Твоя голова покоится в моих руках…

И снова:

Я посмотрел туда и посмотрел сюда,Но нигде не увидел света;И я посмотрел на правителя, моего господина,И увидел я свет солнца.И повернул я глаза к нему,Чтобы служить правителю, моему господину,И даже если кирпич упадет со строящихся лесов,Я не отойду от ног правителя, моего господина.

Данный оборот повторяется в письмах от палестинских вождей племен адду-дани и иахтири.

Подобные обороты совершенно точно указывают на то, что в ханаанском культе было известно пение псалмов. Данный вывод подтверждает и анализ литературных текстов из Рас-Шамры. На многих из них есть пометы и разделительные знаки, используемые при антифонном пении. В административной переписке храмов обнаружены списки певцов, которые составляли важную часть тех, кто обслуживал церемонии.

Приведенные выше фрагменты мифа о Ваале и другие тексты могут создать обманчивое впечатление, что ханаанская литература не отличалась ни многообразием, ни большим количеством памятников. Однако следует помнить, что до нас дошли не все литературные сокровища Ханаана, а только те тексты, которые на глиняных клинописных табличках. Записи на папирусе бесследно исчезли, не выдержав времени. Если бы они сохранились, то, несомненно, позволили бы говорить о большем разнообразии литературных произведений.

Мифы и легенды Рас-Шамры и сохранившиеся фрагменты псалмов на амарнских табличках, скорее всего, являлись образцами, которые специально фиксировали на глиняных табличках и хранили во дворце или в храме. Другие документы, как, например, погодные записи событий, отчеты, переписка или утраченная работа Сахуниатона, выполнялись на непрочном и недолговечном папирусе.

О высоком художественном уровне ханаанской литературы свидетельствует то, что она стала главным первоисточником для литературы евреев. Ее создали дикие пришельцы из пограничных полупустынь вместе с предшественниками, уже осевшими на землях Палестины. Вместе с новым для них развитым земледельческим укладом они восприняли от ханаанских крестьян и соответствующий ему комплекс ежегодных празднеств, жертвоприношений и связанных с ним текстов.

Зависимость древних земледельцев от природы запечатлена в мифах о поединке Ваала с владыкой бурных вод и ритуалах, связанных с праздником в честь наступления нового года и начала зимних дождей. Еврейские книжники приняли концепцию Бога – защитника мира от сил Хаоса и практически без изменений инкорпорировали ее в собственную веру, создав образ единого Бога, приведшего их из Египта, наиболее полно отраженный в Псалтыри, Книгах пророков и Апокалипсисе.

В то же самое время, отмечая влияние ханаанской литературы на Израиль, мы должны подчеркнуть, что образ Господа-Вседержителя оказался единственным случаем, когда в иудаизме отчетливо проявилось ханаанское влияние.

Ханаанская концепция умирающего и воскресающего бога, которая выражается в мифе о поединке Ваала и Мота, не повлияла на еврейскую философию. Эта часть ханаанской мифологии послужила всего лишь основой, став объектом обличения для ветхозаветных поэтов, авторов псалмов и пророков. Более тысячи лет спустя Дж. Мильтон совершенно аналогично использовал языческую мифологию в своих поэмах «Потерянный рай» и «Возвращенный рай».

Глава 7

Ханаанское искусство

Зародившееся на перекрестке этнических, культурных и политических влияний ханаанское искусство представляло собой смесь разнонациональных традиций, отчего исследователи предпочитали говорить об их ассимиляциях и интерпретациях. Однако отсюда вовсе не следует делать вывод о том, что ханаанцы не обладали должным мастерством и развитым художественным вкусом.

Уже с начала второго тысячелетия до н. э. жившие в городских центрах ханаанцы получали представление о египетских памятниках и предметах искусства. В правительственных гробницах, относящихся к XIX и XVIII столетиям, расположенных в Библосе, археологи обнаружили не только предметы египетского происхождения, принадлежавшие местным властителям, но и изделия местных мастеров. Так, на бронзовой кривой сабле, широко распространенной везде от Месопотамии до Египта, иероглифами выгравировано имя ее владельца, правителя Ипшему-аби. На другой похожей сабле выгравированы неуклюжие иероглифы, причем имя владельца написано в обратной последовательности.

На золотых изделиях и нагрудных украшениях в виде листа из тех же самых гробниц можно увидеть египетские мотивы, измененные местными ремесленниками. В качестве примера можно привести нагрудную пектораль с изображением сокола с распростертыми крыльями. Это египетский сюжет, сокол считался символом Гора, земным воплощением которого являлся фараон.

Но, отступив от египетского первоисточника, где птица в каждом когте сжимает печать фараона, ремесленник поступил по-своему, убрал печати и окружил изображение птицы декоративными завитками. Данный предмет является одной из лучших копий с иностранного образца, в которой четко видно стремление мастера к оригинальности.