Дети змей, дети волков - Янина Волкова

именно нужно принять, но Радомир удерживает ее на месте. Он смотрит на нее, глаза в глаза, и медленно качает головой, вновь утягивая за собой вниз, прочь от гор. Ренэйст оглядывается еще раз, слова Мойры не дают ей покоя, но больше не видит она ни дом, ни саму вельву.

Они продолжают свой путь к неизбежному, ждущему впереди.

Спускаться с гор куда легче, чем подниматься. Да и отдых в доме вельвы пошел им на пользу – набравшись сил, они оба могут совершенно спокойно продолжить путь. В сапогах идти по каменистым склонам гораздо приятнее, пусть даже те и не совсем по размеру. Нигде не давит, не трет, и этого более чем достаточно сейчас.

Ренэйст и не помнит, когда в последний раз ощущала такую легкость и прилив сил. Кажется ей, что похожим образом чувствовала она себя лишь дома, по которому сейчас так сильно тоскует. Не может не думать она о том, что было бы, если бы она не отправилась в этот набег. Как сложилась бы судьба ее, если бы Ренэйст прошла по пути, что был предначертан ей при рождении? Если бы только Хэльвард не погиб или если бы следующим наследником отца стал Витарр, как и было положено, какой бы сейчас была она сама?

Ренэйст этого не узнает никогда, так и нечего об этом думать.

– Как думаешь, – обращается она к Радомиру, – этот город такой же, как и Алтын-Куле?

– Не знаю, но жестоких правителей с меня достаточно. Еще один город сжигать мне совершенно не хочется.

Смешок невольно срывается с искусанных губ северянки после сказанных им слов. Смотрит на него Ренэйст, пытаясь понять, насколько серьезен Радомир в своих высказываниях, но лицо его столь спокойно, что с волнением понимает она – не шутит. Сожжет без сожаления.

Остаток пути проводят они в тишине. С Радомиром уже привычно молчать; говорят лишь тогда, когда действительно есть что сказать. В остальное время не хочется ни о прошлом рассказывать, ни о будущем рассуждать. Сил и без того мало было, зачем растрачивать их на глупые беседы? И сейчас, когда долгожданный отдых наполнил их жизнью, они ни о чем больше не разговаривают. Любопытно ей, о чем думает ведун, но луннорожденная не спрашивает.

Идти приходится долго. Все же выбиваются они из сил к тому моменту, когда спускаются достаточно низко, чтобы увидеть Дениз Кенар, раскинувшийся перед ними во всей своей красе. Город шумит и бурлит под их ногами, похожий на Алтын-Куле и в то же время совершенно другой. Замечает Ренэйст и белокаменный дворец, расположенный в самой дальней от них части города, и ежится, отворачиваясь поспешно. Найти взглядом порт не так уж и сложно, Ренэйст замечает пристань, которую прекрасно видно у самой воды. Ей удается заметить корабли, причалившие у этого берега, но сейчас слишком далекие, чтобы понять, кому именно они принадлежат. Волчица щурится, вглядываясь в их очертания, и на молчаливый вопрос Радомира лишь качает отрицательно головой.

– Отсюда ничего не вижу толком. Придется ниже спуститься и пройти к самой пристани. Но смотри, – она указывает в сторону ярких палаток, расположенных совсем рядом с берегом, – видимо, это рынок. Мы сможем пройти через него и выйти на пристань, купив все, что нам понадобится.

Остается надеяться: того, что Мойра дала им с собой, будет достаточно, чтобы купить теплые вещи. Без них уж вряд ли продержатся они в столь знакомых ей холодах, а вещи, купленные вельвой, для того недостаточно теплые. Досадно будет погибнуть столь глупой смертью, когда почти достигли они своей цели. Некоторое время путники стоят на склоне, рассматривая город, после чего, достаточно отдохнув, спускаются дальше.

По обеим сторонам от главных ворот Дениз Кенара их встречают две большие статуи в виде двух женщин, стоящих лицом друг к другу. Они держат руки высоко поднятыми над головами, и между их ладоней виднеется глубокая чаша. Картина эта выглядит завораживающе, и Радомир останавливается, рассматривая статуи. Если посмотреть под определенным углом, то кажется, словно бы в чаше своей держат они Северное Солнце, виднеющееся на горизонте. Вспомнить, были ли похожие статуи в Алтын-Куле, он не может; на момент прибытия в город ведун без сознания был.

Стражи возле ворот нет. Те распахнуты настежь, и приходится пройти под самой чашей, чтобы войти в город. Ренэйст хмурится, оглядываясь по сторонам с подозрением и тревогой, но шумному городу и вовсе нет до них дела. Спешат люди по своим делам, зазывают покупателей торговцы, и никто даже мимолетного взгляда на них не бросает. Если бы только у нее был плащ, она все равно бы накинула его на свою голову, не желая привлекать чужое внимание диковинным для этих мест цветом волос. Они оба опасаются повторения всего, что произошло в Алтын-Куле, но Дениз Кенар живет по собственным, иным законам.

Сам город выглядит практически так же. Это не так уж и странно – на севере разные поселения луннорожденных тоже похожи между собой. Ренэйст держит голову прямо, осматривается по сторонам лишь одними глазами. Шагающий рядом Радомир выглядит не менее напряженным, они при каждом шаге практически соприкасаются плечами, но это ее успокаивает.

А вот рынок найти оказывается не так уж и сложно. Ощущение такое, словно бы и вовсе все дороги ведут к нему. Шум над ним царит невозможный, голоса сливаются в единый гул, и Ренэйст морщится. Столь большое сборище людей совсем ее не радует, наоборот, тревожит только. Сжав и разжав кулаки, ладонью Ренэйст проверяет, на месте ли подаренный Мойрой мешочек. Им нужны плащи и теплые сапоги. Если луннорожденные причаливают к этим берегам, то вполне могут привозить сюда товары с севера. Белолунная практически уверена, что у одного из торговцев они найдут то, что им нужно.

– Держись возле меня.

Радомир насмешливо фыркает. Слова эти не вызывают в нем ничего, кроме нестерпимого желания ответить колко. Вот-вот изойдет ядом, не сдержит в себе, и на корне языка чувствует он кислый вкус собственной злобы. Втянув воздух носом, чувствуя запахи пота, пыли и готовящейся на огне еды, ничего не отвечает ведун и только слегка толкает Ренэйст ладонью в плечо, заставляя сделать пару шагов вперед.

На рынке от людей прохода нет. Все они кричат и жестикулируют бурно не только возле палаток (видимо, торгуясь), но и в разговорах между собой. Ни слова не понимают усталые путники, язык народа заката так и остается для них незнакомым. Пока Ренэйст была в гареме, пыталась Танальдиз научить ее хоть чему-то, но мыслями северянка настолько далеко находилась, что из уроков этих ничего не запомнила.

Чего только нет на прилавках! От посуды и украшений до