Нерассказанная сказка Шахерезады - Ольга Геннадьевна Володарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мария матерью восхищалась. Эта женщина смогла найти себя в зрелом возрасте. Выйдя замуж, она посвятила себя семье. Ушла из театра, перестала сниматься. Полжизни провела вдали от родного дома, переезжая вместе с мужем из одной страны в другую, и то были государства третьего мира, а не Франция или Испания. Тогда мама тоже была легкой, веселой и очаровательной. Но она не позволяла себе никаких вольностей. Другие посольские изменяли направо и налево, кто со своими, кто с местными. Не все, но многие. А Наташенька себя блюла. Хотя ей так не хватало романтики в отношениях с мужем. Папа Марии был сухарем. Серьезным, малоразговорчивым, но очень надежным. Он умер в пятьдесят семь. Маме было столько же. В таком возрасте трудно начинать новую жизнь. А Наташенька смогла!
– Доча, я чего звоню, – перешла к конкретике она. – У Настика есть сын чуть постарше тебя. Ему сорок один. Красавец, весь в отца. Разведен. Мини-гостиницу имеет. Хочу вас познакомить.
– Не теряешь надежды выдать меня замуж?
– Не теряю, – с нажимом проговорила Наташенька. – Я желаю тебе счастья, а какое оно, в одиночестве?
– Мам, как я познакомлюсь с твоим протеже, если он живет в двух тысячах километрах?
– Это два часа лета. По Москве дольше на машине едешь. Бери билет и прилетай.
– У меня работа.
– Возьмешь отпуск.
– Не могу. У нас новый повар, надо контролировать.
– Пару отгулов. В Сочи на две ночи. Как тебе?
– Ты же знаешь, я не люблю вот так срываться.
– Если не хочешь знакомиться, так и скажи, – обиженно пробухтела мама.
– Не хочу, – не стала спорить дочь.
– Все еще по Антошке сохнешь?
– Что за глупости? Нет, – солгала Мария. – Просто полюбила одиночество. Не хочу, чтобы мою гармонию кто-то нарушал.
– Да какая гармония? – вспылила Наташенька. – Маешься ты, будто не вижу! Что-то гложет тебя постоянно.
Знала бы она что, не предлагала бы заводить мужчину. Даже кота. Хотя Мария пробовала. Купила «бракованного» британца, уже взросленького, кастрированного, ласкового. Думала, с ним будет не так страшно засыпать. Но кот не смог жить с нервной, напряженной Марией. Ему с ней было некомфортно, и он сбежал через окно.
– Давай я прилечу через пару недель? – предложила Мария. Понимала, надо менять обстановку хоть иногда. – Давно не была на море, а в Сочи вообще не помню, когда. До всех преображений точно.
– Поздно будет.
– Море высохнет? Или сын твоего Настика успеет жениться?
– Наша съемочная группа тут до воскресенья. Так что ранним утром понедельника я буду уже в Москве.
– Кавалера с собой заберешь?
– Нет, он нужен тут. И бизнесу, и семье, у него еще двое детей и четыре внука, и мне. Хорошо иметь поклонника на Черноморском побережье. Дома у меня Анатолий есть. – Она зевнула. – Пойду покемарю немного. У меня съемка после обеда и до заката. Сделаю красивые фоточки для инстаграма. – Наташенька активно его вела, тогда как у Марии даже аккаунта своего не было.
Мать и дочь попрощались, первая отправилась в кроватку, вторая в ванную принимать контрастный душ.
Пока мылась, а потом укладывала волосы, думала о словах Наташеньки, описывающих чувство Марии к Антону. Сохнешь, сказала она. Совершенно верно. Зная, что Антону нравятся женщины в теле, Мария пыталась поправиться, но не получалось, она расстраивалась и еще больше худела. Был период, когда она весила сорок восемь кило. Сейчас пятьдесят семь, и это нормально для ее метра семидесяти двух.
Она влюбилась в Антона еще в детстве, в возрасте восьми лет. Он был старше на четыре года, считай, взрослый парень. Высокий, красивый, спортивный – он отлично играл в крикет и сквош. На нее, малявку, внимания не обращал. Впрочем, девочки Антона вообще мало волновали. Он был заводилой, хулиганом. То организовывал вылазки в город, на базар, чтобы воровать по мелочи, то в пустыню, там пацаны ловили змей и скорпионов, жарили их на костре. А еще взрывали патроны. Найти их в стране, где постоянно происходили военные конфликты, было нетрудно.
Общаться с Марией Антон начал, когда ей десять исполнилось. Парень очень хотел научиться играть на гитаре, а Наташенька владела и ею, и фортепиано, и аккордеоном. Она согласилась давать Рыжову-младшему уроки за символическую плату. Мария на них присутствовала, потому что тоже бренькала, но не по собственному желанию, ее заставляли. Так и сблизились.
Антон к тому времени уже стал проявлять интерес к противоположному полу. Из-за нравившейся девочки и учился играть. Марию же он воспринимал как ребенка. Но она не отчаивалась. Придет и ее время. Тем более мама говорила, что их порода скороспелая. Казалось, только вчера была плоской угловатой девчонкой, лазающей по деревьям, а сегодня уже девушка с формами и томиком французских новелл под мышкой. Не знала мама, что Мария уже всего Мопассана тайком прочитала. Оставалось ждать телесного созревания.
Оно случилось в двенадцать. Антону тогда было шестнадцать и через год он должен был вернуться в Россию, чтобы поступить там в универ. Жить собирался то у дедушки с бабушкой, то у дяди – тогда братья Рыжовы еще дружили. Геннадий даже пару раз приезжал в Пакистан. Благо была возможность, как у журналиста.
Вскоре Мария серьезно заболела. Чем, врачи так и не выяснили. Она лежала в больнице, не имея сил двигаться, и очень плохо соображала. Болело все, но не остро. Думали, заражение крови, но нет. Не вирус. Не рак. Марию пичкали всевозможными лекарствами, но ей становилось только хуже. Тогда отец решился на крайнюю меру, он повез свою чуть живую дочь в горы к шаману-отшельнику.
Она могла не выдержать тяжелой дороги, но все обошлось. Довезли ребенка. И вылечили, проведя с Марией какой-то древний обряд. Она плохо помнила подробности, только ощущение покоя, которое наступило, когда шаман наложил на ее голову обагрённую кровью жертвенного барана руку.
