Варшавский договор - Шамиль Идиатуллин

Костя, стараясь ступать беззвучно, ступил в проем, лишенный пока дверей, прислонился к стене и закрыл глаза, чтобы они поскорее привыкли к темноте. Темнота была почти полная. Почти – деревянные конструкции и полосы светлой краски все-таки различались, это он успел заметить, тени тоже. Тени без света не бывает, весело подумал Костя, предчувствуя увлекательную погоню. По зимней стройке он последний раз лазал лет в двенадцать – тогда все пацаны свихнулись на теме звездных рыцарей, а недостроенный Дворец пионеров в районе жутко напоминал космический крейсер Империи. Костя открыл глаза, оценил путь до лестницы, шагнул вперед – и ему стало худо. Махом.

Костя качнулся назад, чтобы опереться о стену. Стало полегче, тошнота чуть отошла от ключиц, но колени тряслись, а в животе плясал кальмар.

Роллы, что ли, подумал Костя, когда смог снова думать, отдышался и снова шагнул вперед. И снова стало худо – еще хуже, чем было. Да пофиг, подумал Костя с отчаянием, сделал несколько шагов до лестницы, упал на колени и принялся изгонять кальмара.

Вышло у него это ловко. Как у опытной манекенщицы, которые, говорят, так с обжорством и справляются, подумал Костя, со стоном выпрямляясь. И почти равнодушно сообразил, что мужик мог подойти и лопатку ему вырезать, пока он тут корчился. Ну не подошел же. К тому же стало легче. Видать, действительно в роллах дело. Их вкус, приправленный горьким и кислым, горел во рту. Завтра вернусь в это «Солнышко», пупок повару наизнанку выверну, пообещал себе Костя, бережно вставая. Отплеваться не получилось – слюна липла к подбородку. Костя вытер лицо и пошел по лестнице.

На втором этаже накрыло снова – едва Костя ступил на площадку. Да что такое, бессильно подумал он, с готовностью валясь на здоровый бок – так лучше, чем лбом. Блевать было нечем, но желудок честно постарался дотянуться до кадыка. Не обосраться бы, подумал Костя, придя в себя. С другой стороны – ну и обосраться. Подумаешь, беда.

Беда в том, что приступы оставили Костю без сил. Найдет он мужика – и дальше что? Кулак не сжать, какая уж тут третья степень воздействия.

Главное найти – или узнать, где объект ховается. А там видно будет. Может, завтра приду, неискренне предположил Костя и попытался сообразить, что мудрее – подниматься дальше или проверить второй этаж. Сообразить не получилось, но наверху гулко зашебуршали, а потом по лестничному пролету забился протяжный лязг, поддержанный пустым эхо. Даже не третий этаж, а четвертый, понял Костя, зачем-то пошарил руками по полу и чуть не разодрал перчатку. Метровая арматурина была кривой, ржавой на ощупь и с петлей на конце. Ох как славно-то. Костя подтащил ее к себе, поставил торчком и подтянулся до питекантропной позы. Кряхтеть было почти приятно.

К четвертому этажу Костя оклемался, руки-ноги унялись, и тепло стало. Особенно под носом и ниже. Костя снял перчатку, провел рукой по губам – скользко. Кровь из носу хлещет. Зашибись. На плутонии бетон замешивали, что ли.

Костя вытер ладонь о штаны, сунул руку под шапку и дернул прядь волос. Больно. Не в плутонии дело. Уже хорошо.

Костя сморкнулся, опять обтер ладони – жалко джинсы, хорошие, боссовские, ну да не до них уже, – и сделал шаг вперед.

На ухо что-то шепнули. Четко – на левое, с близкого расстояния, хотя рядом никого не было.

Костя замер – и шепот повторился, теперь разборчиво:

– Дальше не иди, будет хуже.

Мужской голос, не высокий и не низкий, произношение местное, четкое, мужику сорок или чуть больше. Может, и объект – если он умеет растворяться в воздухе и вещать из газообразного состояния. Но, скорее, глюки.

Костя мотнул головой и сделал еще пару шагов. Теперь голос ударил в правое ухо, гораздо громче:

– Фираю Неушеву ты убил?

– Чего? – спросил Костя вслух, развеселившись. Ну дурдом же: стройка, кровища из носа и голоса. Как после драки с Саньком Калягиным – это третий класс, не, четвертый. Санек в пятом перешел в параллельный, а летом после девятого отравился чачей на метиловом спирте. – Ты чего мелешь, дурилка? Меня тут… Стоп.

Костя наклонился, опершись об арматурину и все равно едва не нырнув носом в бетон, и посмотрел по сторонам. Ничего не было видно, да и не должно бы – динамики направленного звука бывают с ладошку величиной, – но следовало хоть приблизительно оценить расстояние.

– Клоун, ты чей? С инновачечной? – спросил он, делая большие паузы между словами и фразами – и говорить трудно, и прислушаться надо как следует. – Никита Геннадьевич-то в курсе, как вы конвенцию задрали?

Ответа не было. Да и не надо. И без него многое понятно. Перед Костей был огромный зал, уходивший пустотой вправо и влево, далеко за пристроенные где-то на несущих колоннах динамики. Впереди пустоты было меньше, звук барахтался и падал обратно, отраженный недалеким препятствием. Разный звук, не только Костиных речей.

Костя, надев перчатку, поковылял вперед, неритмично цокая арматуриной по полу, а когда более-менее пригляделся, перехватил арматурину как дубинку и покрался беззвучно. Беззвучно не получалось: нос не работал, а через рот дышалось со свистом, и мелкий бетонный мусор крякал под подошвами. Но можно было надеяться, что объект этого не слышит, потому что сам издает звуки сопоставимой интенсивности. Звуки были странными – какое-то шуршание с гулким подстукиванием, будто связку газовых баллонов по полу таскают. Доносились звуки из-за замызганной старообразной двери, – древесная плита под шпоном, – врезанной в самую середку дощатой стены, перечеркивавшей зал, кажется по всей длине. Костя снял перчатку и уперся в дверь кончиками пальцев, осмотрел ручку, замок и петли. Шум оттуда, замок стандартный врезной, дверь открывается внутрь – так что, по идее, выбивается без проблем.

Костя надел перчатку, последний раз прислушался, оперся на арматурину и ударил ногой в замок. Дверь с хрустом отошла на полсантиметра – косяк почти выбился. За спиной рявкнули:

– Не делай…

Костя не дослушал. Он перехватил арматурину и кинулся вперед – сквозь громко отлетевшую дверь, лунный свет и через узкую площадку, перегороженную связанными сорокалитровыми бочками из-под краски. Костя споткнулся о них и полетел, уже увидев, куда, пытаясь извернуться и ухватиться за бочку, за балку, за воздух – и падая мимо, мимо, медленно и жутко. И сразу – быстро.

Ветер вышиб жуть, оставив гулкий восторг понимания. Не было за дверью никакого объекта – был колодец, который станет внутренним двориком с застекленной крышей и стеклянным же галерейным переходом на уровне четвертого этажа. Пока галерея лишь обозначалась парой балок, толстенными рельсами упершихся в черный провал на противоположной стороне. Костя понял это вспышкой, пока пролетал между балками и страшно растопыривался, пытаясь уцепиться хоть за что-то и замечая очень многое: луну в черном круге наверху и блестящие стекла странной подъемной установки внизу, слишком дальние линейки швеллеров и балок под лестничные пролеты и лифтовую оснастку, неровную яму бассейна и человеческую фигурку, вышедшую из тени на третьем этаже, черную, но понятно, что на самом деле темно-синюю.

Ветер вывернул веки и продул спекшиеся ноздри, затылок и живот сладко запели в унисон, и Костя счастливо сообразил, что обязательно спасется, уцепится за крюк или непременно торчащую в таких случаях плиту, а может, сумеет спланировать курткой, чтобы подлететь ближе к обрыву этажа, ухватит объекта за ногу, быстро выкарабкается – и отомстит за свой страх так, что самому потом вспоминать не захочется, и свернет бошки гопам, и сбегает к красоткам сестренкам, и обеим засадит, а потом тоже бошки свернет, и потом боссу

Про босса Костя додумать не успел.

Часть четвертая. Чисто по-братски

29 ноября-2 декабря

Глава 1

Москва-Чулманск. Валерий Глухов

Везет не утопленным дуракам, а тому, кто везет. И наоборот. Осталось понять, что обидней: покрываться мхом, радуясь, что под тебя не течет и над тобой не каплет, или смело двигаться в сторону поставленной цели, дабы обнаружить, что целью была собственная задница, на которую ты и привез тележку неприятностей.

Можно считать, что сам виноват. Не изучил все плоскости ситуации. Пренебрег родственными мелочами. Несколько раз подряд хватался за первую удобную возможность. Отправил Костика, а не Славу, который, вы не поверите, повдумчивей.

Но вины никакой не было. То есть по большому счету, перед богом там, УК и прочими малоактуальными пока мелочами вина была – куда без нее. Но каждое действие Валерия было обоснованным, грамотным и соответствовало обстоятельствам. Другое дело, что обстоятельства раз за разом переворачивались пятками вверх. Кто ж знал, что именно в этом Мухосранске все будет так серьезно. К тому же Костик всегда справлялся без затей. А предугадать появление сторонней силы было невозможно.