Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

— Продать такие часы вряд ли возможно, — возразил Цимбаларь. — Зная приблизительный объём бетила, можно предположить, что для механизма в корпусе просто не осталось места.

— Надо бы выяснить, по какой причине Сопеева из госбезопасности перевели в армию, — предложил Ваня. — По доброй воле шило на мыло не меняют.

— Подождите, где-то у меня имелась информация о том, что Сопеев одно время сидел на гауптвахте... — Пальцы Людочки забегали по клавиатуре компьютера. — Верно, он находился под арестом с июля по декабрь пятьдесят третьего года.

— На гауптвахте так долго не сидят, — заметил Кондаков. — Это мера сугубо дисциплинарная. А тут пахнет уголовным делом. Похоже, что эти шесть месяцев он пребывал под следствием.

— Тем не менее в декабре того же года Сопеев благополучно вышел на свободу и был переведён в кадры Министерства обороны, хотя и с понижением в звании.

— Весьма интересно! — Цимбаларь немного оживился. — Нужно узнать об этой отсидке как можно больше. Где он чалился, за что, почему не понёс никакого серьёзного наказания. Необходим хотя бы один живой свидетель. Сосед по камере, надзиратель, работник военной прокуратуры.

— Поскольку гауптвахта, скорее всего, находилась в ведении комендатуры, надо ехать в Центральный архив Министерства обороны. До Подольска рукой подать. При желании можно за день обернуться.

— Одну минуточку, я посоветуюсь с компьютером. — Людочка опять склонилась над своим верным ноутбуком.

Пока она была занята делом, мужчины, включая ратующего за здоровый образ жизни Кондакова, вышли покурить.

— Если человек полгода хавает пайку на губе, это везение или неудача? — ни к кому не обращаясь, промолвил Цимбаларь.

— А что угодно, — ответил Кондаков. — Вот тебе реальный пример. Одного батальонного командира, отличавшегося разнузданным поведением, суд офицерской чести приговорил к общественному порицанию и десятидневному аресту. Назавтра все командиры подразделений от ротного и выше поехали в гарнизон на какое-то важное совещание. Водитель штабного автобуca, солдат-первогодок, сдуру сунулся на закрытый железнодорожный переезд. А тут откуда ни возьмись — грузовой поезд! То, что осталось от автобуса и его пассажиров, потом собирали на протяжении целого километра. Поскольку полк оказался практически обезглавленным, дебошира спешно вернули в часть и назначили врио командира.

— И он продолжил беспутства уже совсем на другом уровне, — добавил Цимбаларь.

Кондаков раскрыл было рот, чтобы внести в свой рассказ какое-то дополнение, но тут Людочка позвала всех в кабинет.

— Ни в какой Подольск ехать не надо, — сообщила она. — Сопеев сидел на гауптвахте Московского гарнизона. Поэтому все интересующие нас материалы хранятся в архиве штаба Московского военного округа на улице Садовнической. Это почти в самом центре.

— Пока Горемыкин ещё здесь, надо вытребовать у него такую бумагу, чтобы все архивные крысы ходили перед нами на цирлах, — сказал Кондаков.

— Все необходимые документы нам сделают и в секретариате, — возразила Людочка. — А Горемыкину на глаза сейчас лучше не попадаться. Чужое фиаско он чует столь же явственно, как акула — кровь потенциальной жертвы.

— Вопрос другой, кому идти в архив, — глядя в потолок, задумчиво произнёс Цимбаларь. — Я завтра собираюсь заняться машиной. Сама знаешь, как туго без собственных колёс.

Свой довод нашёлся и у Вани.

— Лилипутов туда вряд ли пускают, — заявил он.

— Пётр Фомич, а какая причина сачкануть имеется у вас? — обратилась к Кондакову Людочка. — Срочная операция на грыже, борьба с колорадским жуком, прорыв канализации в квартире?

— Да нет, я просто хотел отдохнуть чуток, — замялся Кондаков. — Притомился за последнее время.

— Ясно! Все свободны до завтрашнего обеда. А в четырнадцать ноль-ноль я вас или очень обрадую, или чертовски огорчу.

— В любом случае с меня шампанское, — пообещал Цимбаларь.

— А с меня букет астр из собственного сада, — добавил Кондаков.

— Я со своей стороны гарантирую страстный поцелуй, — ударив себя в грудь, поклялся Ваня.

В третьем часу дня, как и было условлено, мужчины собрались в кабинете Кондакова. Вскоре позвонила Людочка. Она предупредила, что задерживается по объективным причинам, и попросила не расходиться.

— Похоже, эта барышня шпыняет нас, как надоедливых нахлебников, — заметил Ваня.

— Такое я ещё могу стерпеть, а вот копаться в архивной макулатуре для меня хуже каторги, — признался Цимбаларь. — Давай-ка не будем терять зря времени и сгоняем помдежа за пивом. По бутылочке светлого нам не повредит.

— А мне портера, и покрепче, — ввернул Ваня.

Кондаков хотел что-то возразить, но, встретившись взглядом с Цимбаларем, полез в кошелёк, где лежала вчерашняя зарплата, по сути дела ему уже не принадлежавшая.

Людочка появилась в самом конце рабочего дня, когда захмелевший от портера Ваня заснул на диване, а Цимбаларь дал Кондакову двадцать пять дураков подряд.

Вид у девушки был непроницаемый, но глаза сияли так, словно легендарный бетил уже находился в её сумочке. Ошеломленные предчувствием удачи, Кондаков и Цимбаларь даже не стали упрекать Людочку за опоздание.

Усевшись на самый лучший из имеющихся в кабинете стульев, Людочка нарочито бесстрастным голосом сказала:

— Позвольте доложить о результатах проделанной работы.

— Сделай одолжение, — смиренно произнес Кондаков.

Жестом фокусника Людочка развернула пачку ксерокопированных документов, большинство из которых было украшено советскими гербами, солидными печатями и размашистыми резолюциями.

— Читать всё подряд или рассказать своими словами? — осведомилась она.

— Сначала расскажи, а потом, если понадобится, мы познакомимся с бумагами поближе, — ответил Кондаков.

— Тогда слушайте. В июне пятьдесят третьего года, сразу после ареста Берии, началась очередная чистка органов. По всей стране пачками хватали сотрудников упразднённого МГБ. За решёткой оказались не только кровавые палачи, вроде Кобулова, Гоглидзе и Деканозова. но и множество чисто технических работников: водителей, охранников, канцеляристов. Был задержан и лейтенант Сопеев, на тот момент уже служивший в отдельном полку по охране особо важных государственных объектов. Ему, за компанию с другими офицерами МГБ, во время прощания со Сталиным охранявшими Колонный зал, было предъявлено абсурдное обвинение в подготовке террористического акта, направленного на устранение неугодных Берии членов Политбюро. Покушение якобы должно было совершиться посредством взрывного устройства, вделанного в одну из пепельниц, стоявших в курительной комнате. Имеется в виду не обычная пепельница, вроде той, которую вы превратили чёрт знает во что, а солидное сооружение на высоких металлических ножках... Вот постановление прокуратуры о возбуждении уголовного дела. Вот протокол допроса Сопеева, где он признаётся во всех вменяемых ему преступлениях, а также называет себя активным пособником мирового империализма. Вот некоторые следственные материалы. Вот обвинительное заключение... Процесс был закрытым, и все подсудимые понесли суровое наказание. Некоторые впоследствии даже были расстреляны. Сухим из воды вышел только Сопеев. Вот постановление о прекращении его уголовного преследования. Хотя это весьма странное решение не сопровождается какими-либо связными мотивировками.

— Заложил подельников, вот и пощадили, — проронил Цимбаларь.

— Да там все, как ты выражаешься, друг друга закладывали, — возразила Людочка. — Когда читаешь протоколы допросов, просто волосы дыбом встают. Сплошные поклёпы, самооговоры, доносительство. Ещё ладно, если бы так вели себя пожилые, болезненные люди. Но от молодых, здоровых мужиков я такого слабодушия не ожидала.

— Так ведь их допрашивали, можно сказать, свои, — пояснил Кондаков. — Те же самые бериевские костоломы, только вовремя успевшие переметнуться на другую сторону. У генерала Серова руки были по локоть в крови, а Хрущев, из соображений кумовства, назначил его председателем только что созданного КГБ... Поэтому подследственные признавали даже самые бредовые обвинения... А что касается Сопеева, то в его случае просматривается явное везение. Причём фантастическое. Это то же самое, что вернуться живым из чрева кита. Были у него в пятьдесят третьем году сталинские часики, были!

— Были, но не далее чем до декабря месяца, — уточнила Людочка. — Впоследствии карьера Сопеева буксовала вплоть до встречи с Востроуховым, который, покрывая свои кобелиные шалости, вынужден был взять никудышного офицерика под свою опеку.

— Мне ваши доводы кажутся неубедительными, — с сомнением произнёс Цимбаларь. — Но прежде чем капитулировать, эту версию всё же надо проверить... Рассказывай, что ты там ещё нарыла?