Ушедший мир - Деннис Лихэйн

– Смеетесь? – сказал он. – Мне страшно до чертиков.

– Тогда бегите.

Он пожал плечами:

– Я всю жизнь полагал, что мозги у меня крепче яиц. И вот теперь я впервые не могу понять, каким местом принимаю решение.

– Значит, остаетесь в городе.

Он кивнул.

– Что ж, было приятно познакомиться. – Она указала на конверт у него в руке. – Если вас не затруднит, положите деньги на счет как можно скорее.

– Завтра с утра первым делом, – улыбнулся он.

– До свидания, Джо.

– До свидания, Тереза.

Он пошел вниз с холма, представляя перекрестье прицела у себя на животе, на груди, посреди лба.

Когда он приехал, Ванессы в номере не было, он нашел ее на причале. Когда он ступил на доски, они заскрипели, и на мгновение перед ним промелькнул мальчишка, ждавший его здесь в прошлый раз, но теперь Джо подошел уверенно, с улыбкой и сел, свесив ноги, на другой стороне, спиной к Ванессе.

– Если я скажу, что сегодня не в настроении, – сказала она, – ты обидишься?

– Нет, – ответил он, с удивлением понимая, что говорит правду.

– Но посидеть рядом можешь. – Она похлопала по доскам рядом с собой.

Он по-крабьи переполз на другую сторону и сел, касаясь бедром ее бедра, взял ее за руку, и они сидели так, глядя на воду.

– Тебя что-то тревожит? – спросил он.

– О-о, – отозвалась она, – всё сразу и ничего.

– Не хочешь рассказать?

Она покачала головой:

– Не очень. Нет, не хочу. А ты?

– Гм?

– Не хочешь рассказать о своих проблемах?

– А кто сказал, что у меня проблемы?

Она негромко рассмеялась и стиснула ему руку:

– Тогда давай просто посидим и помолчим.

Они так и сделали.

– А вот это приятно, – произнес он после долгой паузы.

– Да, – согласилась она с печальным удивлением. – Странно, правда?

Глава пятнадцатая

Излечи себя

Сон не шел.

Каждый раз, стоило закрыть глаза, он видел андрофагов, которые надвигались на него с кривыми ножами в руках. Или острие пули, летящей из темноты ему в лоб. Он открывал глаза, слушая, как поскрипывает дом, как стонут стены, как что-то хрустит – может быть, на лестнице под чьими-то шагами.

За окном шелестели деревья.

Часы в столовой пробили два. Джо открыл глаза – он даже не заметил, что успел сомкнуть их, – а светловолосый мальчишка уже стоял в дверном проеме, прижимая палец к губам. И указывал на что-то. Сначала Джо подумал, что на него, но потом догадался, что мальчишка показывает на что-то у него за спиной. Джо развернулся на постели, посмотрел через правое плечо на камин.

Теперь мальчишка стоял там, с пустым лицом и невидящими глазами. Он был в белой ночной рубашке, с босыми ногами, на которых виднелись лиловые и желтые синяки. Он снова указал на что-то, и Джо развернулся к двери.

Там было пусто.

Он снова обернулся к камину.

Никого.

– Следи за моим пальцем.

Доктор Нед Ленокс держал указательный палец у лица Джо, водя им справа налево и слева направо.

Нед Ленокс был врачом Семьи Бартоло, сколько помнил Джо. Ходили самые разные слухи о том, чту заставило его отказаться от блестящей медицинской карьеры в Сент-Луисе: оперировал в пьяном виде; проявил халатность, приведшую к смерти сына одного высокопоставленного человека из Миссури; завел интрижку с женщиной; интрижку с мужчиной; интрижку с несовершеннолетним; был уличен в воровстве и незаконной продаже лекарств – все эти слухи, без конца обраставшие новыми подробностями в их кругах Тампы, были просто слухами и не имели никакого отношении к настоящей причине.

– Хорошо-хорошо. Теперь дай-ка руку.

Джо протянул левую руку, и хрупкий, изящный доктор впился в нее цепкими пальцами повыше локтя, согнул. Постучал молоточком по сухожилию рядом с локтем, затем проделал то же самое с другой рукой и с коленями.

Неда Ленокса никто не изгонял из Сент-Луиса, он уехал сам, и его профессиональная репутация была настолько хороша, что старые врачи Сент-Луиса до сих пор недоумевают, почему он покинул город осенью девятнадцатого года, и задаются вопросом, где он теперь. Да, была там одна история: его молодая жена умерла при родах, но случай рассматривала государственная медицинская комиссия, и этот авторитетный орган признал доктора Ленокса, неутомимого героя борьбы с Великой Инфлюэнцей, совершенно невиновным, учитывая обстоятельства гибели его жены и ребенка. Поздний токсикоз по многим признакам похож на грипп. К тому моменту, когда несчастный муж понял, какая именно болезнь поразила молодую жену и дитя в утробе, было уже слишком поздно. Люди в том году умирали по пятнадцать человек в день, эпидемия охватила треть населения города. Даже врач не мог добиться, чтобы из больницы приехали на вызов, к нему на дом не пошел бы даже его коллега. Потому Нед Ленокс сам сидел дома со своей обожаемой женой, но смерть отняла ее у него. Всем было ясно, что он не смог смириться с жестокой иронией случившегося: один из лучших врачей, он оказался бессилен спасти жену. Но в такой ситуации не справилась бы и целая бригада акушеров.

– Голова в последнее время часто болела? – спросил Нед у Джо.

– Один раз.

– Сильно?

– Не очень.

– Как ты сам думаешь, что вызвало головную боль?

– Много курю.

– Есть одно новое средство от этого.

– В самом деле?

– Просто меньше кури.

– Сразу видно, – сказал Джо, – что ты закончил самый лучший медицинский колледж.

Сам Нед рассказал Джо иную версию своей истории еще в тридцать третьем, после одной очень долгой ночи, когда он залатывал солдат, пострадавших в самой кровопролитной битве «ромовой войны». Джо помогал ему в пустом бальном зале гостиницы, где они устроили импровизированный госпиталь. А после, утром, когда они сидели на пирсе, глядя, как причаливают рыбацкие лодки и лодки с ромом, Нед рассказал Джо, что его жена была из очень бедной семьи, которая стояла намного ниже его по социальной лестнице.

Ее звали Грета Фарланд, она жила у залива Гравуа в домишке фермера-арендатора. У ее матери лицо было как будто высечено из камня, у отца – словно вырублено топором, лица четырех ее братьев казались еще более топорными. У всех в семье, за исключением Греты, были загнутые вперед плечи и острые подбородки, высокие крутые лбы, смахивавшие на штормовую дамбу, и угрюмый, алчущий взгляд. Зато у Греты были полные бедра, полная грудь и полные губы. Ее молочно-белая кожа светилась под уличными фонарями, а ее улыбка, хотя и нечастая, была улыбкой юной девушки, едва-едва ощутившей пробуждение женственности.

– Слезай со стола.

Джо слез.

– Пройдись.

– В смысле?

– Просто пройдись. С пятки на носок. От стенки к стенке.

Джо прошелся.

– А теперь иди ко мне.

Джо снова пересек кабинет.

Грета не полюбила Неда, хотя он надеялся, что однажды полюбит, когда осознает, насколько лучше живется рядом с ним. Период ухаживаний был коротким: ее папаша понимал, что парни, подобные Неду, если вдруг появляются в жизни девушки из числа белого отребья, то лишь раз в жизни. Грета вышла за Неда и вскоре достаточно хорошо освоилась в новом для нее мире, усвоила разницу между вилкой для горячего и вилкой для салата и время от времени поколачивала горничную. Иногда она была ласкова с Недом по три-четыре дня подряд, прежде чем снова налетал шквал мрачного настроения. И благодаря этим хорошим дням Нед верил, что скоро она очнется и поймет: все, что она ошибочно принимала за сон, на самом деле явь, и теперь у нее всегда будет пища, крыша над головой и любовь достойного и перспективного мужчины, а ее мрачные настроения улетучатся. И ее безжалостность в оценке рода человеческого сменится на сопереживание.

Нед поправил очки и записал что-то на бланке, прикрепленном к планшету.

– Расслабься.

– Можно раскатать рукава? – спросил Джо.

– Раскатывай на здоровье. – Он снова принялся писать. – В ушах не звенит, дыхание не перехватывает, никаких беспричинных кровотечений из носа?

– Нет-нет, этого тоже нет.

Доктор Ленокс на секунду поднял на него глаза:

– Ты немного похудел.

– Разве это плохо?

Нед покачал головой:

– От потери нескольких фунтов хуже тебе не станет.

Джо хмыкнул и закурил сигарету. Протянул пачку доктору Леноксу. Тот качнул головой, после чего вынул свою пачку и тоже закурил.

Когда Грета забеременела, Нед был уверен, что положительные перемены просто неизбежны. Но вместо того беременность сделала ее еще более сварливой. Она бывала счастлива – и то было безнадежное, горестное счастье – лишь в те моменты, когда оказывалась в кругу семьи, потому что все Фарланды бывали счастливы, только ощущая безнадежность и горечь. Когда они приходили в гости, из дома пропадали фамильные безделушки и столовые приборы, и Нед понимал, как сильно они его ненавидят, потому что у него есть все, чего они хотят, но хотят слишком долго, а если вдруг обретут, не будут знать, что с этим делать.