Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин

Россия

Русские живут исключительно впечатлениями момента. То, что вчера чувствовали и думали, для них более не существует. Их настоящее настроение порой уничтожает в них самое воспоминание об их прежних взглядах… В России чаша весов не колеблется — она сразу получает решительное движение.

М. Палеолог, французский посол в России 1917 г. [464]

Никогда за всю свою историю русский народ не имел столь высокого уровня жизни и личной свободы, как в начале XXI в. Впервые большинству населения России стали доступны блага современной цивилизации: изобильные полки продуктовых магазинов и качественные промышленные товары; последние достижения компьютерной техники и автомобилестроения; свобода выезда за границу и выражения своего мнения; законодательно не ограниченные возможности для ведения бизнеса и наращивания личных доходов… В феврале 2013 г. удовлетворенными жизнью оказалось рекордное количество россиян: по словам гендиректора ВЦИОМ В. Федорова, «это исторический максимум за все время измерения, то есть сегодня оценка удовлетворенности жизнью со стороны наших людей самая лучшая за все время измерения» [465].

Одновременно Россия устойчиво демонстрирует один из самых высоких темпов роста экономики и низкий уровень безработицы, имеет четвертые по размерам золотовалютные резервы в мире и незначительный государственный долг на уровне 10 % ВВП, и даже впервые за последние два десятилетия показала естественный прирост населения. Казалось бы, неолиберальная революция наконец-то принесла России процветание, умиротворение и надежды на будущее. Что же может угрожать ее последовательному и устойчивому дальнейшему развитию?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться к началу неолиберальной революции, перевернувшей весь мир.

К 1980-м гг. СССР практически полностью исчерпал ресурсы своего развития, что в совокупности с вырождением и деградацией его элит уже не позволяло осуществить проведение необходимых преобразований эволюционным путем. В результате Советский Союз просто рухнул, оставив после себя вакуум государственной власти и экономический хаос. Пришедшие новые политические силы были уже не эволюционистскими, а революционными, сразу перебросившими маятник на прямо противоположный полюс.

Отличие России от других стран Восточного блока заключалась в том, что, несмотря на огромное давление, ей все же удалось сохранить некоторую самостоятельность. На причину этого указывала М. Тэтчер, по словам которой, Б. Ельцин неоднократно «недипломатично» заявлял о том, что «ядерные силы были и остаются ключевым элементом стратегии национальной безопасности и военного могущества России» [466]. «Другим источником беспокойства для Запада является оставшееся после Советского Союза химическое и биологическое оружие. Общеизвестно, что это оружие особенно трудно обнаружить с помощью обычных методов контроля…», а кроме того, «русские — традиционно боеспособная нация…» [467]. В итоге «железная леди» констатировала, что «в любых взаимоотношениях с Россией на первом месте везде и всегда должны стоять интересы нашей безопасности… мы не должны недооценивать исходящей от России потенциальной опасности: ее семена нередко прорастают на почве беспорядка, в этом мир убедился на собственном опыте» [468].

Опасения Запада, казалось, давали России шанс на проведение реформ в национальных интересах. По мнению составителей Global Wealth Report 2012, «во время переходного периода существовали надежды, что Россия трансформирует себя в высокопрофессиональную экономику с высокими доходами населения, сохранив при этом сильную социальную защиту, унаследованную от эпохи Советского Союза. (Но) то, что произошло, можно назвать пародией» [469]. Все надежды на трансформацию были похоронены в 1990-е.

В истории не раз бывало, что некогда великие государства падали под натиском врагов или подвергались разграблению в результате нашествия варваров, но то, чтобы «страна — мировая держава, страна — хранительница величайшей культуры мирового уровня и науки, которые ставили ее в число первых двух или трех государств в мире», пала сама? «В истории нет ни одного подобного случая самоликвидации страны и культуры », — считает Дж. Кьеза [470]. Конечно, либеральные реформы в России проводились при идеологической и организационной поддержке Запада и прежде всего Америки. Мало того, она являлась абсолютным примером и непререкаемым авторитетом — победителем в холодной войне. Но все же опасения Запада ограничивали его прямое участие в реформах и приватизации в России, в итоге их результаты достались в основном новой российской «элите».

Описывая этот этап рыночных реформ в России, даже такой завзятый консерватор, не привыкший особо разбираться в средствах для достижения цели, как М. Тэтчер, отмечала: «в годы правления Горбачева и Ельцина власть основных институтов государства часто использовалась для обслуживания корыстных интересов финансовых олигархов, мафии и региональных начальников. В условиях последовавших хаоса и коррупции в проигрыше оказался российский народ, а сама Россия была унижена… Мои российские друзья говорят о необходимости «национализировать» Кремль еще раз после того, как он в течение долгого времени оставался «приватизированным» различными влиятельными силами » [471] .

По словам Дж. Стиглица, в результате реформ 1990-х гг. «Опустошение, в смысле потерь внутреннего брутто-продукта, превзошло те потери, которые Россия имела во Второй мировой войне… К настоящему же времени в России создана система капитализма для избранных, мафиозный капитализм, эрзац-капитализм. По уровню социального неравенства сегодняшняя Россия сравнима с самыми худшими в мире латиноамериканскими обществами, унаследовавшими полуфеодальную систему… ».

М. Тэтчер в конце 1990-х гг. дополняла: «Россия больна и в настоящее время, без преувеличения, умирает. Как заметил один эксперт: «Ни одна промышленно развитая страна еще не переживала столь сильного и длительного ухудшения состояния [здравоохранения [472] ] в мирное время » [473] .

Дж. Сорос назвал систему, сложившуюся в России в 1990-е годы, «грабительским капитализмом », который, по его мнению, «приведет к опустошению российской экономики» [474]. И это разграбление велось под лозунгами либерализации и демократизации. Неизбежная объективность и стихийность этого процесса была многократно катализирована радикализмом реформ, а целенаправленная деятельность его организаторов и вдохновителей невольно наводит на мысль о присутствии и некой осознанной силы. Той силы, по сути, «пятой колонны», об угрозе которой предупреждал еще В. Шульгин: «Существование этой силы, враждебной всякой власти и всякому созиданию, для меня несомненно… Мне кажется, что где дрогнет при каких-нибудь обстоятельствах Аппарат принуждения, там сейчас же жизнью овладеют бандиты… И можно себе представить, что наделают эти «объединенные «воры»…» [475]