«Я буду одевать ее в индиго» - Джон Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если бы мы могли понять, в каких условиях формировался характер Уолтера Рокленда…
— То мы бы узнали, — вновь перебил я, — как он стал таким гнусным, поганым и злобным сукиным сыном.
Неподалеку от Оксаки Энелио неожиданно затормозил, остановившись у бордюра, и обернулся, одновременно обращаясь к нам обоим.
— Я уважаемый гражданин штата Оксака. У меня здесь есть определенное влияние. Я счастливый человек и рад оказать любезность своему другу Макги.
— Я очень ценю это.
— Но я не собираюсь идти в полицию и объяснять, как случилось, что мы наткнулись на этот труп. Они уже и так на меня косо поглядывают, а на вас и подавно. Мне бы не хотелось становиться плохим гражданином. Если вы сообщите о трупе, то имейте в виду — я ничего не знаю о сегодняшней поездке. Одна симпатичная маленькая пышка подтвердит, что мы с ней провели долгую-предолгую сиесту. Вообще-то я и в самом деле собирался к ней. Я не люблю, когда меня тошнит, от этого жутко болит голова. Но вы, конечно, имеете полное право сообщить о Рокленде.
— Было бы хорошо, если бы полиция была в курсе, — кивнул Майер.
— Я думаю, завтра один из пилотов нашей местной авиалинии заметит с воздуха блеск металла в этой промоине и сообщит об этом в полицию.
— В таком случае, дон Энелио, — сказал я, — у меня тоже пропадает охота выполнять свой гражданский долг. Вот только как быть с его бумажником?
— На твоем месте я бы тщательно стер с него все отпечатки и опустил в почтовый ящик отеля «Маркес дель Валье».
— Считай, что он уже там. Как только посмотрю, что внутри.
Они даже не повернулись ко мне.
Триста шестьдесят два песо, что означало двадцать восемь долларов девяносто шесть центов. Водительские права, выданные во Флориде. Квитанция на регистрацию пикапа, на пару месяцев просроченная. Туристская карточка. Меленькая помятая записная книжка с перепачканной красной пластиковой обложкой, более чем наполовину заполненная адресами, телефонами и различными заметками. Просмотрев несколько последних страниц, я обнаружил адрес и телефон Брюса Банди. Видно, убийца не знал о ее содержимом, иначе забрал бы ее с собой. Было ясно, что записная книжка требовала более долгого и тщательного изучения. Я спрятал ее в карман. Еще я нашел медицинскую карточку-сертификат из Майами-Бич с отпечатком большого пальца и фотографией.
Энелио отвез нас туда же, где мы встретились, — к отелю «Маркес дель Валье». По дороге я чувствовал, как моя дурацкая физиономия то и дело расплывается в идиотской улыбке. Это один из многих любопытных феноменов человеческой реакции. Во всех нас прячется какая-то мерзкая и веселая скотина, постоянно напоминающая, что мы живы, в то время как кто-то другой мертв. Она продолжала настойчиво напоминать мне, как глубоко врезалась проволока в запястья Уолтера Рокленда, втиснутая туда судорогами могучих мышц, реагирующих на невыносимую боль.
Все, больше ему не придется шнырять среди гостей отеля у бассейна, разнося полотенца, не придется наваривать по двести процентов на продаже сигарет с «травкой». Теперь тебе уже не принимать никаких решений, дружок, все проблемы решены для тебя раз и навсегда.
— Вы отличные ребята, — твердо сказал Энелио. — Вы просто потрясающие ребята. Лита мне сказала, что сестрички из Гвадалахары просто балдеют от вас и говорят, что такого отличного отпуска у них еще не было. Я благодарен вам, что вы оправдали мое доверие. Так что давайте больше не будем о смерти, а? Меня это совершенно не прельщает. И вообще, не стоит нам сегодня собираться, как мы планировали. Ровно через… сорок минут я буду лежать в глубокой горячей ванне, войдет Лита с бутылкой ледяного вина и нальет мне бокал, а когда я его выпью, возьмет большую мочалку и особое мыло и разотрет мне спину, потом нальет мне еще, и я скажу ей, что сегодня мы никуда не пойдем, потому что с женщиной в объятиях я проживу вечно. Короче говоря, любезные джентльмены, советую вам провести сегодняшний вечер порознь, заказать в номер еду и выпивку и заставить девушек из Гвадалахары смеяться, а потом плакать, потому что смех и слезы — это вещи, свойственные живым. Возможно, завтра у меня будут для вас новости. Адиос, амигос.
Было уже начало шестого. Майер занял столик на веранде, а я прошел в туалет и тщательно вымыл руки, лицо, шею и, посмотрев на себя в зеркало, увидел на своей физиономии ту же идиотскую улыбку. Стерев отпечатки пальцев с бумажника, я опустил его в почтовый ящик. Майер дожидался меня, потягивая холодное «негро-модело».
— Я стараюсь ни о чем не думать, — предупредил он. — Прошу тебя, давай сегодня ни о чем не думать.
— Нет, так нет.
— Но я вспоминаю тот день на борту «Битой масти», когда я пытался сказать Бикс что-то такое, чтобы ей было легче смириться с безобразной смертью Лиз, а ее прекрасные темно-синие глаза были такими… вежливыми и абсолютно безразличными. Я пытался пробиться к ней и вызвать хоть какую-нибудь искреннюю реакцию, неважно — как. Расшевелить ее и заставить пробудиться. Эх, не будь я так раздражен своей неудачей, постарайся я получше, так может быть, в тот день…
— Майер, Майер, Майер…
— Да знаю я. Я ношу это в себе как вечный укор. Незаживающая рана. А внутренние раны быстро не заживают. Вся моя жизнь — это сплошные угрызения совести. Если бы мне удалось это, если бы удалось то… Где мы, Трэвис? Где мы, черт возьми?
— В Оксаке. Вспомни девиз торговой палаты: «Останьтесь В Оксаке Еще На Один День».
— Наверное, мне уже все равно.
— Жаль портить отпуск этим милым девочкам только потому, что дело приняло такой оборот, Майер.
— Ладно тебе, Трэвис.
— Господи, когда у тебя начинаются переживания, ты становишься невыносимым.
— Ну… Маргарита довольно молода и… черт возьми, Макги, сейчас все, что приносит удовольствие, выглядит постыдным, греховным и… грязным. Я — распутный старикашка, который мучается от раскаянья. Нам пора домой.
— Значит, мы можем вернуться в Лодердейл, в край упругой и загорелой молодой плоти и французской кухни с высоким содержанием крахмала, а потом гадать, кто же это все натворил, и переживать — может быть, стоило остаться чуть подольше и выяснить все до конца?
— Или не выяснить.
— Кто-то проделывает все это не ради денег. Его совершенно не волнуют маленькие улики, что остались в бумажнике. Рокленд провалялся мертвым в этой душной алюминиевой коробке аж с седьмого августа, и я думаю: что если тот, кто его убил, подогнал пикап к краю обрыва, долго-долго обрабатывал Рокленда, а потом столкнул машину вниз, присыпал землей, накидал сверху веток и ушел? Это было наказание, соответствующее грехам Рокленда. Весь этот план был разработан и выполнен человеком с очень больной психикой.
Знаешь, Майер, скорее всего, Рокленд был способен проделать с другими то же самое, что проделали с ним. Вспомни — это он был тем милым парнем, который затащил Бикс Боуи на кукурузное поле. Это он был тем искусителем, который в конце концов уничтожил Карла Сейшенса. И, скорее всего, именно он подстроил Бикс аварию.
Майер медленно и выразительно пожал тяжелыми плечами.
— Еще есть Банди, — неуверенно сказал он. — Мы ведь точно не знаем, рассказал ли он нам все и… Ладно, забудь об этом. Рокленда убил тот, кто по каким-то причинам очень его невзлюбил.
Неожиданно у меня за спиной возникла леди Ребекка Дайвин-Харрисон и нежно сжала рукой мое плечо.
— Трэвис, дорогой! Как я рада снова тебя видеть!
Она была с другом — загорелым юношей ростом шесть футов с лишним — во всяком случае, его глаза находились на одном уровне с моими. Это был жилистый молодой человек с волнистыми светлыми волосами, лицом и скромными манерами очень похожий на уроженца фермерского Среднего Запада.
— Познакомься с Марком Вуденхаузом, — сказала Бекки. — Чудесное имя, не правда ли?
Внезапно загар парня приобрел совсем уж кирпичный оттенок.
— Он работал в какой-то глухой деревушке, и я наткнулась на него совершенно случайно, он тащился по шоссе, весь потный и грязный с чудовищным рюкзаком, потому что у него не было денег на автобус. Это была благотворительная работа, правда, дорогой?
— Да, мэм.
— И я искренне убеждена, что паразиты вроде меня должны использовать любой шанс, чтобы выразить глубокое восхищение таким замечательным молодым людям, как Марк, правда, Трэвис?.
Я не мог разглядеть ее глаз за темными стеклами очков, но мне показалось, что она подмигнула.
— Не желаешь к нам присоединиться? — спросил я.
— О, огромное спасибо, но боюсь, что нет. Нам еще надо сделать кое-какие важные дела, правда, Марк, дорогой? Рада была увидеться. Надеюсь, Трэв, ты еще здесь задержишься. Пойдем, Марк.
Выглядела она прямо-таки сногсшибательно — оживленная, напористая, полная кипящей, почти невероятной энергии. Глядя, как она, грациозно покачивая своими упругими и четко очерченными бедрами, исчезает в длинном проходе между столиками, я вдруг вспомнил старый случай, очень подходящий к данной ситуации.