Мутанты - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куров одно ведро набрал, другое подставил:
– Раз вам этого не надо, за другого рассчитываться придется.
– В долгу не останусь! – с готовностью выпалил голова. – Мы с тобой по-свойски рассчитаемся!
– По-свойски – это как? – Дед стал резину тянуть – цену набивал. – Мутант – не медведь в берлоге, тварь редкостная. Каких трудов стоило выследить, вспомнить якутскую технологию…
– Скажи прямо, Макарыч, ты в чем хочешь? В гривнах или в долларах?
– В марках.
– В каких марках? Если в немецких, так вместо них евро ходят!
– В оккупационных. Вы мою Киевскую Русь оккупировали!
– За что я тебя люблю, крестный! – вдруг восхитился Мыкола и перестал ногами сучить. – Не теряешь юмора!
– Извини нас, Степан Макарыч. – Дременко обнял старика по-дружески. – Сам понимаешь, дело щепетильное, огласке не подлежит. Нам через таможню никак нельзя. Москали и так волнуются чего-то… Мы через твою хату пройдем. – И зашептал: – За все неудобства заплатим. Скажи, сколько.
– Да денег-то скоро много потребуется, – ухмыльнулся Куров. – Дорого все нынче, пенсии не хватит. А на кастрации много не заработать.
– Что покупать собрался?
– Не покупать – свадьбу играть.
– Чью?
– Да хотя бы свою. Мы же с бабкой до сих пор не женаты.
Сова такое услышала и опять – губы трубочкой и глаза вытаращила так, что на лбу вроде бы даже щелка образовалась. Запоздало рот прикрыла, отвернулась и сказала уже голосом ворчливым и строгим:
– Внука женить будем. Или ты забыл, сват?
– Где внук-то ваш? – насторожился Дременко и огляделся.
– Приедет скоро, – уверенно заявила Сова. – Не знаю, какой валютой заплатишь, а марку держи, Тарас Опанасович.
Дременко с Волковым переглянулись и отвернулись в разные стороны.
– Мы еще погутарим на этот счет, – зашептал голова, косясь на перегородку. – Попозже обсудим… Ты проход разрешаешь через хату?
– Сколько вас?
– Сейчас я пойду и со мной Николай Семенович и батько Гуменник с телохранителем. А пан Кушнер назад в резиденцию вернется, как проводит.
– И обратно когда?
– Я останусь, а они вернутся за американцем.
– Дорого тебе обойдется, сват! За каждое пересечение границы платить надо. Рынок!
– Нам деньги нужны! – встряла бабка Сова. – Не обессудь уж, сват. Тебя бы и так пустили, а ты ораву ведешь… Оксану за Юрко отдать не передумал?
От прямого вопроса Тарас Опанасович аж назад шатнулся:
– Та ты шо, Елизавета Трофимовна?…
– И правда, Елизавета, не время, – выручил его Куров. – Прибудет Юрко, тогда и поговорим. Мы сейчас со сватом пойдем на вторую заставу, изучать план охоты на местности. А ты покуда за баней пригляди. Да прежде козла запри! А то людям проходу от него нет.
– Ой, и правда! – спохватилась она. – И что к тебе, сват, Степка пристает?
Выскочила во двор и только повесила замок на козлятник, как изнутри негромко постучали, будто козел рогами. Однако голос был не козлиный:
– Ыррын баба…
– Помолчи! – громко прошептала Сова. – Сейчас охотники пройдут – выпущу…
А те никак из хаты не выходят, верно, совещаются. Шаман же сильнее стучит:
– Батур тыала хотун! Айбасы кириккитте!
– Да сиди ты! – прикрикнула бабка. – Услышат, так будет тебе айбасы. Тебя же ловить пришли!…
Незваные гости наконец-то вывалились из хаты, но не сразу пошли за ворота, а чего-то заколобродили по двору. И добро, что недоенная коза орала и козел ей изредка вторил – так вроде целый хор получился.
– Идите-ка вы скорей! – крикнула Сова. – Козел ломится, не удержу!
И дед поторопил:
– Скорей, панове! Вырвется – всем кирдык будет! Шаман и впрямь уже ломал двери и рычал:
– Арыкарры саррылах! Айбасы урул тирриях!
Далее вообще неразборчиво. Хорошо, Дременко с козлом знаком был, потому пошевелил начальство и повел в проулок следом за Куровым. Однако Волков, шедший замыкающим, что-то заподозрил и озираться стал. Шаман же разошелся и давай топать, в бубен бить.
– Ойху! Ойху! – заблеял однако по-козлинному. – Бизда айбасы! Ойху!
Мыкола в проулке встал и ухо навострил и еще кому-то рукой замахал, но Куров вернулся и повлек крестника за собой.
А шаман в козлятнике в раж вошел – визжит, шипит, пляшет, аж стенки трясутся. Коза с козлом даже затихли от такого концерта. Пожалуй, минут пять прыгал и орал, а потом вдруг захрипел, забился и стих. Сова помедлила, замок сняла и, крадучись, заглянула: лежит дедушка на соломе, выгибается, словно от падучей, и уже не дышит.
– Батюшки!
А тот подрыгал еще ногами и вовсе размяк. Старая ветеринарша на скотский падеж за свою жизнь насмотрелась и тут сразу поняла – издох шаман-то! Хоть и боязно, да приблизилась, пульс на запястье пощупала, набралась храбрости и к груди ухом прислонилась – не бьется сердце!
Пена на губах, и все три глаза закатились…
– Ты чего это, дедушка? – ногой попихала, потрясла за плечи. – Кто же будет злых духов гонять?
Шаман уже, как кисель, жидкий стал и растекся по соломе.
Сова вскочила и в хату. Телефон ей, как ветерану партизанского движения, давно поставили, но вечно что-то в нем замыкало – куда ни звонишь, все на свинарник попадаешь. Раза с десятого угадать-то было можно и в «скорую» попасть, да ведь кому попало не скажешь, что у тебя в козлятнике мутант или шаман помер, надо Оксане сообщать. И только Елизавета Трофимовна через дедову половину вышла на Украину, глядь, – а она уже к хате бежит, с баульчиком, и халатик на ветру развевается.
– Что у вас случилось, бабушка? – Запыхалась, глаза тревожно бегают. – У тату опять припадок?!
Сова вдруг смутилась: как сказать-то, что у них в козлятнике не просто человек – шаман якутский, которого все за мутанта принимают, и еще ко всему теперь покойный. Испугается, чего доброго…
– Мы-то все живы, слава богу…
– Я же чувствую! – выпалила Оксана. – С кем-то беда! Прямо сердце пронзило! Вы что-то скрываете, бабушка!
– Ты только ничего не бойся… – Бабка повлекла ее за собой. – Пойдем, сама глянешь. Долго рассказывать! Ему реанимация нужна.
– Кому?
– Человек он, человек, я рассмотрела. – Сквозь хату провела и к сараю. – Только в шкуры одетый и нечесаный, небритый. Шаман, я их в Якутии видала.
– Шаман?
– Старенький, может, чуть помоложе Степана Макарыча. И не страшный, если приглядеться. В бубен бил-бил, кричал-кричал, а потом ногами подрыгал и помер. Может, мухоморов переел? Пена пошла…
И дверь козлятника перед нею распахнула. Думала, хоть вздрогнет от неожиданности – ничуть! Сразу же к шаману склонилась и смело так рукой горло щупать – должно быть, пульс. Потом вгляделась и отпрянула:
– Юрко?!
Шаман как услышал ее голос, так сразу дернулся и сел…
Глава 7
Куров вернулся со второй заставы уже под вечер в настроении веселом и бравурном, несмотря на вечный недосып. И застал в хате непривычный, вроде как предпраздничный, переполох: старуха с Оксаной суетились на кухне, варили, жарили и парили. Однако словно не к торжеству готовились, а к поминкам: все делали молча, глаза у обеих были красные, зареванные, носы вспухшие. Сова молча проводила взглядом своего крестника, шедшего в компании батьки Гуменника, и когда те скрылись за дверью на украинской территории, так деда стриганула глазами, что явственно послышался ему щелчок ножниц. Однако даже словом не обмолвилась, а Оксана просто глазки потупила и чаще заработала ножом на разделочной доске.
В былые годы, когда Куров заставал старуху в таком неприветливом состоянии, то уже знал, что у нее переизбыток претензий к нему, причем чаще необоснованных, потому не старался оправдаться или как-то ублажить. Напротив, независимо от настроения, напускал на себя сердитый вид и им, словно клин клином, вышибал ее неудовольствие.
И сейчас подумал, что годы разлуки вряд ли изменили характер их отношений, поэтому не стал спрашивать, в честь чего это столь скорбные приготовления, а окинув взором женщин, хмуро спросил с порога:
– Баня готова – нет?
Несколько лет назад Сова как ветеран заполучила себе вставные челюсти. Надо сказать, весьма умные, ибо когда она злилась, то ровные, сияющие зубы все время норовили выпасть изо рта. А чтобы не случилось конфуза, бабка начинала их подсасывать, и этот звук сейчас показался зловещим шипением змеи.
– Явился! Баню ему! Может, еще твоих пристебаев из НАТЫ попарить?
И с ненавистью глянула на дверь, за которой скрылись Волков с батькой Гуменником. Дед мысленно засуетился, но внешне себе не изменил.
– Не шали, Елизавета, – сказал, будто ледяной водой окатил.
– Ты сгубил Юрко! Ирод треклятый… Чтоб тебе в гробу кувыркаться, когда помрешь!
– Покувыркаться я и в гробу не против, – осторожно съязвил Куров, стараясь угадать, что же произошло. – Если только с тобой. Да думаю, в одной скважине нам тесно будет.
– Не ругайтесь, бабушка, – неожиданно вступилась Оксана. – Только вроде бы помирились… Что теперь? Видно, судьба такая…
