Что мы натворили (ЛП) - Лоуренс Дж. Т.

Он может попросить кровать или, по меньшей мере, приличный матрас, но они стоят больше одной награды. Ему придется копить на такое большое приобретение. Небольшое зеркало, может быть, чтобы повесить над раковиной? Он теперь не знает, как выглядит. Может быть, это и к лучшему. Тюремная пижама, искусственное освещение и атрофирующийся мозг. Мысль о том, чтобы смотреть на себя каждый день при таких условиях, заставляют его передумать. Ему кажется, что его глаза пусты и кости тоже. По крайней мере, он так себя ощущает.

Он листает и листает, пока, наконец, не находит, что купить. Приложение поздравляет его с покупкой (если бы все было так легко) и сообщает ему, что ее доставят в следующий раз.

***

Снова звонят на ужин, и Зак молчаливо поздравляет себя, что пережил большую часть дня.

Зак присоединяется к Льюису за столиком в кафетерии. Льюис показывает на него и произносит «Гердлер», чтобы другие едоки знали. Мужчины бросают на него взгляды украдкой. Один или двое бормочут приветствие.

— Ты не ешь? — спрашивает Льюис.

Зак качает головой.

— Не голоден.

— Ты должен есть.

— Почему это? — спрашивает Зак.

— Кто, бл*ть, знает, — отвечает Льюис, несколько мужчин смеются.

Зак берет поднос и выбирает самое симпатичное из несимпатичного на прилавке. Какие-то тофурки с серым соусом и соответствующего цвета пюре. Сбоку лежит немного листьев, делая еду чуть менее отвратительной.

Вернувшись за стол, он пробует картофельное пюре. Или, по крайней мере, он думает, что это картофельное пюре. Это невозможно проглотить.

— Ты привыкнешь, — замечает Льюис.

Сомневаюсь.

— Скоро ты будешь есть нормальную еду, — говорит Льюису мужчина с блестящей головой. Он приподнимает бровь, глядя на лацкан Льюиса, и показывает вилкой на потолок.

— Ах, — произносит Льюис, наслаждаясь этой мыслью.

— Я слышал, что у них там есть магазин домашнего мороженого, — говорит мужчина, выглядящий профессиональным рестлером. — Там, по слухам, сотни различных вкусов. И, если у них нет вкуса, который ты хочешь, ты можешь сделать заказ, и они его для тебя сделают.

— Ах, — снова произносит Льюис.

— Я бы попросил со вкусом соленых ирисок, — говорит рестлер. — В рожке с корицей.

— С темным шоколадом, — говорит лысый, но в его голосе едва теплится надежда. На его лацкане всего две полоски.

— Со вкусом жвачки из восьмидесятых, — говорит Льюис. — Помнишь? Лето на южном побережье. Голубое мороженое, стекающее по подбородку.

На миг они все выглядят потерянными в воспоминаниях о детстве и открытом небе.

— И ты забудешь о нас, — говорит лысый.

— Ни за что, бл*ть, — не соглашается Льюис.

— Да, забудешь, — говорит рестлер. — И ты должен забыть.

***

— Я готов, — сообщает Зак Льюису, когда они заканчивают свою игру за теннисным столом.

— М-м-м?

Льюис приободрен разговором за ужином о своем неизбежном возвышении, и Зак хочет воспользоваться его хорошим настроением.

— Ты сказал, что расскажешь мне, чем занимается «СкайРест», когда я буду готов.

Льюис фыркает.

— Ты не готов.

— Льюис. Пожалуйста.

Он опускает свою ракетку и долго, пристально смотрит на Зака. Шарик скачет по столу, затем останавливается. Наконец, Льюис сдается, пожимая плечами.

— Ладно, — произносит он, и Зак идет за ним следом в кинозал.

Глава 45

Зловещее гало

12 лет спустя. «Метро Револворант», Йоханнесбург, 2036

Кеке проецирует свой список контактов и колеблется перед тем, как нажать на аватар Марко, шафранового цвета силуэт мужчины, медитирующего с огромным огненным шаром над его головой. Она знает, что ей нельзя ему звонить, но это экстренный случай. Кроме того, вероятность того, что звонок действительно пройдет весь путь вплоть до отдаленного ашрама в Индии, когда здесь повсюду творится хаос, бесконечно мала.

Она удивлена, когда с третьей попытки идут гудки. До него доходит звонок. У нее учащается пульс. Раздается щелчок. Внезапно прямо там, в ресторане появляется лицо Марко, проецируемое над пустым бокалом Кеке. Заплатка на его глазу остается обвинением — всегда будет обвинением, простит он ее или нет.

— Кеке, — он улыбается.

Он выглядит совсем другим человеком.

— Ты похудел, — замечает она сквозь слезы.

— Да? Наверное, так. Вот что значит фруктовая диета. И пост. Мы здесь много постимся.

— Знаю, что мы договорились, что я не буду пытаться с тобой связаться, — говорит Кеке. — Прости.

— Не надо. Я очень рад видеть твое лицо.

Не пускайся в эмоции. Не говори ничего ласкового.

— Я скучаю по тебе.

По ее щекам текут слезы.

— Прости. Извини. Я обещала себе, что не буду плакать.

— Все в порядке, — отвечает Марко. — Все в порядке.

Она шмыгает носом и сердито вытирает слезы. Прочищает горло. Она звонит ему не поэтому.

— Как твоя мама?

— На самом деле, я не знаю, — отвечает Марко. — Она все еще путешествует. В последний раз, как мы болтали, она кормила сирот в Удайпур.

Связь плохая. Лицо Марко то и дело исчезает.

— Удивлена, что ты ответил. Ты все еще не в сети?

— Да. Это первый раз, когда этот старый «Тайл» зазвонил… за много месяцев.

— Когда ты… ты уже знаешь, когда вернешься домой?

— Теперь это мой дом, Кеке.

Кеке сглатывает слезы, пытается придать лицу спокойное выражение.

— Нет.

— Ты права. Нет такого понятия, как «дом». Не совсем. Это лишь эмоциональная связь с определенным местом, которое никому не принадлежит.

Кеке чувствует, что холодеет к нему. Если она будет честной с собой, на самом деле честной, она не может выносить эту версию Марко. Этого фасолееда, который медитирует, философствует, который совершенно асексуален. Да, вероятно, он стал «лучшим» человеком, но не для нее. Сама его сущность исчезла. Что еще более все осложняет, конечно же, то, что она единственная, кто вызвал это преобразование, эту эволюцию, и она все еще ненавидит себя за это, хотя в то время она чувствовала и все еще чувствует, что у нее не было другого выбора.

Ее решение пожертвовать глазом Марко спасло жизнь Сильвер. Как он может винить ее за это? Конечно же, он никогда в этом не признавался: он не хотел причинять ей еще больше боли. Но им стало трудно жить вместе. Когда он вернулся домой после выписки из «Гордана», почти не мог с ней разговаривать, смотреть ей в глаза. Когда он окреп, Кеке пыталась инициировать секс — ничего слишком напряженного — но он не стал, не смог. Затем до того, как она успела вникнуть в ситуацию, он уехал, чтобы навестить мать в Гоа, и внезапно остался в ашраме. С тех пор он не выходил на связь.

— Тебе это не понравится, — говорит она, — но мне нужна твоя помощь.

Что он обычно отвечал: «Все для тебя, моя леди», но не теперь.

— Кеке… ты же знаешь, что я не могу.

— Ты не понимаешь.

Будто их эмоционального напряжения недостаточно, на телефонной линии раздаются потрескивания.

— Мы все в опасности, Марко. Здесь что-то происходит.

— Что?

Марко обращается во внимание. Его мечтательное выражение лица сменяется тревогой.

— Что происходит?

— Тут… какая-то неисправность искусственного интеллекта, как они говорят. Восстание роботов. Бунт. Уже свыше сотни смертельных случаев — и это только те, о которых мы знаем — и все только усиливается.

Марко смотрит на нее.

— Подожди. Что?

— Ты меня слышишь? ИИ убивает людей.

— ИИ не может восставать. Этого нет в их коде.

— Говорю же тебе, они неисправны.

— Невозможно.

Связь обрывается. Кеке перезванивает ему, на пятый раз ей везет.

— Поэтому нам и нужна твоя помощь.

— Я в этом совсем ничего не понимаю.

— Чушь.

— Нет! Я не знаю ничего о неисправных дроидах, и даже, если бы знал, что я могу отсюда сделать?