Православная инквизиция в России - Ефим Грекулов

Разжигание национальной и религиозной вражды к евреям было и в дальнейшем одним из средств политической борьбы правительства и церкви. Разоблачая антисемитизм как позорное орудие черной реакции, В. И. Ленин писал, что политике разжигания религиозной вражды, раздробленности пролетарских сил, проявляющихся в черносотенных погромах, необходимо противопоставить «спокойную, выдержанную и терпеливую… проповедь пролетарской солидарности и научного миросозерцания»21.

Для поддержания религиозной и национальной вражды к евреям в 1911-1913 гг. в Киеве был организован постыдный судебный процесс над приказчиком кирпичного завода М.Бейлисом по обвинению в убийстве им христианского мальчика Андрея Ющинского, фактически убитого шайкой уголовных преступников. На предварительном следствии в качестве экспертов-богословов допрашивались представители церкви: архимандрит Амвросий и профессор Киевской духовной академии священник Глаголев. В течение двух с половиной лет, пока продолжался процесс, духовные власти вели агитацию за кровавую расправу и издавали шовинистическую литературу, стараясь вызвать еврейские погромы. Эту позорную кампанию возглавляли церковные иерархи — волынский архиепископ Антоний Храповицкий, киевский митрополит Флавиан и саратовский епископ Алексей. Финляндский архиепископ Сергий также писал о возможности ритуальных убийств, а протопресвитер военного и морского духовенства Евгений Аквилонов в своей книге «Иудейский вопрос», доказывая возможность ритуальных убийств, требовал лишения евреев политических прав. Отражая мнение церковных верхов, орган Петербургской духовной академии «Церковный вестник» в ряде статей выступил против воззвания передовой русской интеллигенции во главе с М. Горьким и В. Г. Короленко, организовавшей Комитет для борьбы с антисемитской политикой правительства и церкви.

Помимо православного духовенства в человеконенавистнической кампании приняли активное участие и представители католической церкви. На суде основная роль была поручена ксёндзу Пранайтису — «знатоку» по ритуальным убийствам. В. Д. Бонч-Бруевич, активный участник судебного процесса, с негодованием писал об этом мрачном представителе католической инквизиции: «В черной сутане, бритый, хитрый, мстительный и жестокий, он выступал здесь на суде, при свете XX в., выступал так, как когда-то выступали его предки в давно прошедшие, полные ужаса и крови времена. Потомок тех, кто замучил и сжёг сотни тысяч людей, ксёндз Пранайтис пришёл в русский суд и заявил требование на еврейскую кровь. Кровь, пролитая духовными его отцами, подмывает и тревожит его и ему самому нужно хоть чем - нибудь удовлетворить эту жажду крови, жажду ненависти и человеконенавистничества»22.

После провала процесса пропаганда национальной и религиозной вражды не прекратилась. Духовные власти продолжали издавать антисемитскую литературу, и предприняли попытку сфабриковать «святых» — якобы замученных евреями христианских мальчиков. В апреле 1914 г. состоялось торжественное «прославление», т.е. канонизация, «мученика» Гавриила Заблудовского, якобы убитого евреями в XVII в. В постыдном торжестве участвовали 60 священников во главе с епископами — холмским Евлогием, волынским Антонием и минским Митрофаном.

Вскрывая политический смысл антиеврейских процессов и деятельности духовенства в защиту кровавых наветов, В. И. Ленин писал: «Дело Бейлиса ещё и ещё раз обратило внимание всего цивилизованного мира на Россию, раскрыв позорные порядки, которые царят у нас. Ничего похожего на законность в России нет и следа. Все позволено администрации и полиции для бесшабашной и бесстыдной травли евреев — все позволено вплоть до прикрытия и сокрытия преступления»23.

В обстановке травли народов нерусской национальности возникло и «мултанское дело», когда 10 крестьян-удмуртов, жителей села Старый Мултан Вятской губернии были ложно обвинены в принесении человеческих жертв языческим богам. На суде, происходившем в 1892 г., в качестве «сведующих лиц» выступали и местные священники. Было осуждено семеро крестьян-удмуртов, а все население Мултана было обвинено в участии, укрывательстве и содействии. И в этом позорном деле духовенство выступило с защитой человеконенавистнических идей. Священник Н. Н. Блинов в качестве «специалиста» по удмуртской религии написал статью, в которой он поддерживал версию о человеческих жертвоприношениях удмуртов. Это вызвало резкую отповедь В. Г. Короленко, обвинившего автора статьи в том, что он поддерживает «полицейскую инквизицию». Отповедь В. Г. Короленко не смутила, однако, инквизитора в рясе, и с обвинениями по адресу удмуртов он выступил на X съезде естествоиспытателей и врачей, а затем выпустил книгу «Языческий культ вотяков». В этой книге он продолжал травить удмуртов. «Труд» священника Блинова подвергся резкой критике В. Г. Короленко. В статье «Из Вятского края», помещённой в журнале «Русское богатство», писатель со свойственной ему страстностью разоблачил этого мракобеса в рясе, защищавшего и пропагандировавшего человеконенавистнические взгляды, разделявшиеся также и обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым. Как сообщил А. Ф. Кони в статье «Короленко и суд», Победоносцев внимательно следил за мултанским делом, стараясь дать ему такое направление, чтобы обеспечить обвинительный приговор.

Благодаря вмешательству прогрессивной интеллигенции во главе с В. Г. Короленко позорный приговор, осудивший целый народ, был отменён, и удмурты, томившиеся в тюрьме в течение четырёх лет, получили свободу. Осуждая человеконенавистнические порядки царского правительства, В. И. Ленин писал: «Наше христианское правительство… дико травит лиц, не принадлежащих к господствующей религии»24.

По переписи 1897 г. население России составляло 126 млн. Из них православных насчитывалось 87 млн., т.е. 70%. Остальные были: раскольники — 2 млн., католики — 11 млн., магометане — 14 млн., евреи — 5 млн.25 В царских законах торжественно провозглашалось, что свобода веры — достояние не только православия, ни и других религий. «Пусть все народы, в России пребывающие, — говорилось в законе, — славят бога всемогущего разными языками… благословляя царствование российских монархов и моля творца вселенной об умножении благоденствия и укреплении силы империи». Однако только одной православной церкви было предоставлено право свободно исповедовать свою религию. Другим религиям пропаганда своего учения была запрещена, тем более запрещался переход в эти религии из православия. Как указывал Ф. Энгельс, «русское правительство… у себя в стране не терпело никакой другой религии, кроме православной, и карало вероотступничество как преступление»26.

Верховным защитником и хранителем догматов православной церкви и блюстителем правоверия провозглашался царь, повиноваться которому, как сказано в законах, повелевал сам бог. Православная церковь объявлялась национальной, русской церковью. От русских людей требовалось, чтобы они «любили эту церковь вместе с царём и царицей превыше всего». Обязанность защищать православную церковь и ее интересы возлагалась на все гражданское и военное начальство. Уважение к православной церкви, ее обрядам, к церковному «благочинию» поддерживалось с помощью полиции. Полиция следила за тем, чтобы при выполнении церковных обрядов не нарушалось благочиние, чтобы народ чтил праздничные и воскресные дни, чтобы раскольники и сектанты не занимались пропагандой своего учения. Она же защищала священников от всяких обид и оказывала им помощь. Под надзор гражданского начальства и полиции было поставлено и соблюдение церковных обрядов, в частности исповеди. За оскорбление церковного благочиния, за неуважительное отношение к церковным обрядам, особенно за богохульство, виновные сурово наказывались, их лишали гражданских прав и ссылали в каторжные работы сроком до 15 лет. Православный священник как представитель государственной церкви пользовался особой защитой закона: за оскорбление священника словами назначалось тюремное заключение до восьми месяцев, за избиение ссылали в отдалённые места Сибири, за причинение священнику увечья назначалась каторга от 4 до 10 лет. Если же в результате побоев священник умирал, то виновный ссылался на каторгу сроком от 12 до 15 лет.

Православной церкви предоставлялось право без всяких стеснений порицать другие религии, ей оказывала в этом содействие полиция. Выступление же против православной церкви, против ее обрядов считалось кощунством. Такое выступление наказывалось тюрьмой или ссылкой в каторжные работы. Переход из православия в другую религию, хотя бы и христианскую, рассматривался как большое преступление и сурово наказывался. За религиозную пропаганду и «совращение» в Уложении о наказаниях 1897 г. была целая система взысканий, вплоть до каторги. Как отмечалось выше, отступники от православия ещё в XVIII в. подвергались смертной казни, а имущество их конфисковалось. По Уложению о наказаниях 1897 г. за переход в магометанство, еврейство или другую нехристианскую религию виновные лишались гражданских прав и ссылались на каторгу на 8-10 лет. За совращение из православия в другую христианскую религию виновных лишали гражданских прав и ссылали в Сибирь. За проповедь или сочинение, направленное к совращению из православия в другую религию, полагалась тюрьма сроком до четырёх лет и ссылка в Сибирь. Уложение о наказаниях 1903 г. немногим отличалось от Уложения 1897 г. Оба они имели прямую связь с Уложением 1649 г. Нетерпимость, контроль над совестью и суровые наказания за несоблюдение законов о вере — вот что характерно для них.