Любовь сладка, любовь безумна - Розмари Роджерс

Соня работала молча, на лбу выступили капли пота. Тилли была откровенно перепугана, ее обычно проворные руки заметно дрожали. Из подслушанных разговоров Джинни стало ясно, что недалеко в засаде скрывается большая шайка апачей. Девушке было трудно понять свои чувства. Она боялась, да, но и ощущение нереальности было слишком сильным. Что делает она в этой пустыне, вместо того чтобы быть дома, в любимой Франции? Калифорния казалась такой далекой! Неужели она когда-нибудь доберется туда?

И что теперь будет? Когда они нападут?

Она вспомнила, как Стив въехал в лагерь, — глаза сияют дьявольским весельем, грудь раскрашена, словно у воина команчей! Боже, зачем она о нем думает? Почему поцелуи Карла оставляют ее равнодушной? Она видела Карла сегодня утром. Тот предупредил ее, что собирается вместе с ковбоями отправиться к стаду, и, посчитав, что девушка молчит, потому что беспокоится за него, постарался ее утешить:

— Не волнуйтесь, они вряд ли нападут сейчас. Я говорил с Пако Дэвисом, и он считает, что апачи все еще оплакивают мертвых. Но я должен отвести скот в укрытие.

— Будьте осторожны. Карл!

— Буду. У меня для этого есть причина. А вы не выходите из фургона или по крайней мере оставайтесь среди мужчин.

Она молча смотрела вслед Карлу, чувствуя на себе взгляд Тилли.

— Красивый джентльмен, — заметила мулатка, и Джинни спросила себя: много ли на самом деле знает служанка?

Повар разжег костер и начал готовить ужин. Соня отдыхала, заявив, правда, что всю ночь не сомкнет глаз, и Джинни решила последовать ее примеру.

— Господи, мисс Джинни, — пожаловалась Тилли, — как вы намереваетесь спать, если в любую минуту могут появиться эти раскрашенные дьяволы?!

— Тилли, я уже говорила, все будет в порядке! У нас достаточно людей, они победят индейцев, и мы сможем ехать дальше.

Джинни говорила решительно и храбро, хотя вовсе не чувствовала себя уверенно. Она была молода, красива и здорова. Солнце ярко светило, и сама мысль о смерти казалась невероятной.

Она вспомнила об этом позже, глубокой ночью, когда после долгих часов ожидания индейцы все еще не появились. Они поели рано, почти без аппетита, не разжигая огня, горел только маленький костерчик, да и тот почти не давал пламени. Два кофейника стояли на углях, но никто не разговаривал и не смеялся, как обычно по вечерам. Как объяснил Пако-Дэвис, индейцы редко нападают по ночам.

— Ждите рассвета, — многозначительно кивнул он Папаше Уилкинсу. — Они считают, что в это время проще всего застать нас врасплох: когда люди всю ночь не спали, они обычно очень устают к утру.

— Нас врасплох не застанут! — бешено вскинулся Уилкинс.

Его сморщенное лицо, обрамленное белой бородой, казалось старым и измученным. Джинни вспомнила, что слышала историю о том, как, вернувшись однажды из города, Папаша узнал, что его хижина сожжена, жена и дети мертвы и ужасно изувечены. Как страшно жить с такими воспоминаниями всю оставшуюся жизнь!

А Стив Морган, с его неслышной грациозной походкой, словно сам он был индейцем?! Джинни вспомнила скальпы, свисающие с его седла, и непроизвольно вздрогнула. Он способен на любое насилие. Морган сражался вместе с индейцами и против них — он убьет и белого человека, так же легко, за деньги. Морган — всего-навсего наемник, и Джинни постоянно приходилось напоминать себе об этом, особенно когда их взгляды встречались.

На этих бесконечных равнинах даже ночи не были темными. В каждом дуновении ветра чудился шорох подкрадывающихся апачей, ползущих, словно змеи, на животах.

Мужчины по очереди дежурили, пока остальные отдыхали.

Маленькая поляна, окруженная фургонами, казалось, совершенно опустела, когда Джинни выглянула на улицу, чуть откинув занавеску. Сегодня ночью повар предпочел лечь в фургоне, скрываясь от глаз индейских разведчиков.

Джинни знала, что Стив Морган спит недалеко под фургоном, тяжело груженным порохом и ружьями. Когда Пако полушутливо заметил, что не желает взорваться, если в фургон попадет стрела с огнем, Стив, рассмеявшись, пожал плечами:

— Какая разница? Мне все равно.

Джинни наблюдала, как он взял одеяло и пол поя фургон. Она почти не замечала, что Карл настойчиво сжимает ее руку.

— Джинни, — прошептал он, — осторожнее. Попытайтесь заснуть.

Она кивнула, но хотя Тилли и Соня крепко спали, утомленные ожиданием, так и не смогла сомкнуть глаз.

В фургоне было невыносимо душно, ни малейшего дуновения, хотя снаружи прохладный ветерок шевелил высокую траву. В отдалении завывали койоты.

«Я боюсь, — подумала Джинни, но тут же поправила себя:

— Нет, не боюсь, просто места себе не нахожу. Это все ожидание, неподвижность, неизвестность. И одиночество».

Ее так подмывало зашуметь и разбудить Соню, чтобы Можно было прижаться к ней и поделиться страхами.

Джинни снова приоткрыла занавески. Ее внимание привлек кофейник на углях. Может, чашка горячего кофе успокоит ее, хотя этот кофе вообще ни на что не похож, его можно пить разве что с виски — когда горло жжет, не так заметна горечь. Девушка разделась на ночь, оставшись только в тонкой рубашке, и сейчас не задумываясь стащила ее через голову и надела темное ситцевое платье, наслаждаясь странным, почти чувственным ощущением прикосновения мягкой материи к обнаженной коже. Почему женщины вынуждены носить так много всего под платьем?

Осторожно перешагнув через спящую Тилли, Джинни спрыгнула с фургона. Позже она не могла припомнить, знала она или только предчувствовала все, что произойдет. Она присела у костра и потянулась за кофейником, но тут чьи-то руки запутались в ее волосах. Девушка не пошевелилась, не обернулась, потому что знала, кто это, словно ждала его появления.

— Вы не должны быть здесь.

— Знаю. Не смогла уснуть. А вы почему поднялись?

Джинни так и не повернула головы, только услышала тихий смешок:

— Я чутко сплю. И кроме того…

Руки медленно задвигались по ее спине, поднимая тяжелые локоны, и девушка вздрогнула от легкого прикосновения теплых губ.

— В такие ночи, когда дует жаркий ветер, воют койоты и предстоит драка, я обычно не сплю долго. Я хотел бы отправиться верхом, все равно куда и зачем, как это делают апачи.

— Но вы мужчина. У вас еще будет много таких ночей.

Вы можете ехать куда захотите! Как ужасно быть женщиной!

Приходится ждать, пока кто-нибудь не согласится проводить тебя. Иногда я думаю, что быть женщиной хуже, чем ребенком: мы обладаем умом и чувствами взрослых людей, но нам не позволяют их выказывать.

— Именно поэтому вы и не спите? Потому что чувствуете неудовлетворенность и тоску?