Ты — моя тайна - Фиона Харпер

Я ничего не сделала, когда его губы накрыли мой рот. Ладно, возможно, что-то я сделала. Но как девушка может не обнять мужчину, который так ее целует? Готова поспорить, никто из вас не справился бы лучше меня. Мне пришлось ответить на его поцелуй. Поступить иначе было бы грубо. Может, я зашла слишком далеко, проведя языком по краю его губы, но у меня всегда были проблемы с этим.

Я высвободилась и отступила назад. Адам протянул руку, чтобы задержать меня, но ему не удалось побороть мое решение остановиться. Никто из нас ничего не сказал, но по мере того, как шли секунды, выражение его лица становилось все мягче и мрачнее. Очевидно, я снова стала прозрачной.

— Ты можешь доверять мне, — тихо, с напором, сказал он.

Я знала, что могу доверять Адаму. Адам был практически само доверие. Несмотря на то, что последние несколько дней я была заворожена более сексуальной и опасной его частью, я знала — если его разрезать пополам, как сладкий торт, то внутри будет написано «искренний и настоящий». Это мне нельзя доверять.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Чего ты боишься. Но любовь — это не капитуляция. Это не когда один человек приносит себя в жертву ради другого. — Он посмотрел на черно-белую мамину фотографию на камине. — Настоящая любовь не такая. Это улица с двусторонним движением.

Я посмотрела на фотографию мамы. Она была сделана лет в двадцать, и мама выглядела такой беспечной и счастливой, идя по улице в своем коротеньком платье и больших очках. Это было до того, как она встретила моего отца. До того, как он высосал из нее всю жизнь. Спорим, в то время она тоже считала, что любовь безопасна.

Я так хотела верить ему, но было то, о чем он не подумал…

Когда отдаешь кому-то в надежное хранение частичку себя, то как узнать, когда нужно остановиться? Как узнать, не отдала ли ты слишком много себя? Ведь забрать назад уже не получится. А я знала, как разрушителен такой дисбаланс может быть в отношениях. Я сама видела.

Я сделала шаг назад, по крайней мере мысленно, и сухо рассмеялась, из-за чего Адам нахмурился.

Мы же сейчас говорили обо мне? О девушке, которая манипулировала людьми, ситуациями, почти всем, чтобы получить желаемое. Девушке, которая знала все о том, как получать, не отдавая взамен. Я была настоящим Скруджем в юбке и с подводкой. Если уж кто-то и был защищен от повторения маминой судьбы, то это я.

Но у меня была другая проблема.

Я прошла к своему вишнево-красному псевдокожаному дивану и села.

— Почему ты хочешь именно меня, Адам? — Я сбросила туфли и зарылась пальцами ног в пушистый ковер. — Я играю в игры, я требовательна и эгоистична… — Впервые за вечер я посмотрела ему прямо в глаза: — Если честно, я не знаю, способна ли я на такую любовь, о которой ты говоришь.

Он сел рядом со мной, взял меня за руку и заставил посмотреть на него:

— Это все делает та девушка, которая прячется за винтажной одеждой. Которая репетирует свою походку. Которая никогда не выходит на улицу без фирменной красной помады… — Он провел подушечкой большого пальца по моим ненакрашенным губам. — Но я не люблю ту девушку. Тебе не нужно быть той девушкой со мной.

По лицу скатилась слезинка. А потом еще одна, и еще одна. Он правда имел это в виду. Пустота внутри меня стала наполняться. И вместе с наполненностью пришли слезы.

Я не знаю, сколько я проплакала, но Адам просто обнимал меня и шептал мне на ухо, что он верит в меня, знает, на что я способна, и наконец я успокоилась. Адам не шевелился. Я была так измождена, что начала проваливаться в сон, и сквозь него я видела, как Адам принес пуховое одеяло из спальни, завернул меня в него и поцеловал. Я стала искать его руку, но нашла только штанину. Мне было все равно, я схватила ее со всей силой.

— Не уходи, — пробормотала я. — Останься. Ты мне нужен.

Вот. Впервые я сказала эти слова кому-то. Раньше я никогда не признавалась в том, что мне кто-то нужен. Никогда. Даже маме. Особенно маме.

Адам не колебался. Он просто лег на диван рядом со мной, укрылся краем одеяла и обнял меня. Я хотела как можно больше касаться его, впитать как можно больше его тепла, и, когда сон снова стал одолевать меня, я взяла его за руку и переплела свои пальцы с его.

И я уснула. Держа Адама за руку.

Тепло. Прикосновение. Это были первые блаженные ощущения следующего утра. Пальцы Адама по-прежнему были переплетены с моими. Его теплое спокойное дыхание на моей шее. Я поднесла его руку к лицу и поцеловала костяшку.

Должно быть, он еще долго бодрствовал вчера после того, как я уснула, потому что сейчас он еще крепко спал, и я легко освободилась из его объятий. Когда я встала, он зашевелился, но я подтянула одеяло до шеи, и он снова уснул.

Какое-то время я оставалась в комнате и просто смотрела на него. Я не знала, почему в носу снова защипало. Может, это имело какое-то отношение к тому, что мне хотелось взять все то, кем я была и кем я буду, и отдать ему. И я ощущала это желание почти физически, оно зарождалось внутри меня и угрожало вырваться наружу через каждую пору моей кожи.

Я ошибалась, говоря, что не могу любить Адама так, как он хотел. И я стояла и не могла оторвать от него глаз, и я знала, что дочь своей матери.

Прежде чем выйти из гостиной, чувствуя себе голой и уязвимой, я схватила мамино фото с камина и прижала его к груди. Я взяла его с собой и положила на кровать, а потом отправилась в ванную. После всей той роскоши мне хотелось вернуться к комфорту своего собственного дома, к моему душу, моему беспорядочному и броскому декору, с шарфами на абажурах и постерами из классических фильмов на стенах.

Выйдя из душа, завернутая в пушистое красное полотенце, я задержалась и взяла фотографию, которую оставила на кровати. Образ моей мамы, улыбающейся и беззаботной, померк. Я не знала ее такой. Конечно, я видела, как она улыбается, и слышала, как она смеется, но я была слишком маленькой, чтобы запомнить то время, когда мои родители были вместе. После того как отец ушел, даже если мама принимала нужное выражение лица, чтобы изобразить счастье, оно все равно было ненастоящим. Всегда наступал тот момент, когда она переставала смеяться, момент, когда грусть возвращалась, и мама снова приходила в свое обычное состояние.

Я поцеловала подушечку своего пальца и прижала его к ее улыбке. Я люблю тебя, мам, но я не могу быть такой, как ты. Прости.

Я поставила фотографию на тумбочку возле кровати и оделась, выбрав свою любимую юбку-карандаш и ярко-розовую блузку с воротником-стойкой, и завершила образ малиновыми замшевыми туфлями на высоком каблуке с розочками на носках. Я заколола волосы в пучок, но оставила челку свободной, и она свисала над бровями как занавеска. Легким движением руки я нарисовала стрелки черной подводкой, и с каждым прикосновением роскошной красной помады к губам я чувствовала, как силы возвращаются ко мне.