Остров Таусена - Абрам Палей

— В моих комнатах будет тесно, — объяснил Таусен, — я предложил людям собраться в их доме.

Было совсем темно, когда Цветков, Гущин и Таусен подошли к большому дому.

Все окна его были ярко освещены, и оттуда доносился оживленный гул голосов.

В первый раз за время своего пребывания на острове Цветков и Гущин ощутили присутствие человеческого коллектива, и у них стало теплее на душе.

Таусен и его спутники пошли в довольно большую комнату, и сразу все окружили гостей. Таусен поздоровался по-норвежски. Цветков и Гущин поклонились. В ответ раздались веселые возгласы.

Из группы взрослых вышел мальчик. Он был очень невысок ростом; судя по его лицу, мужественному и в то же время детски-наивному, ему было лет четырнадцать. Таусен ласково потрепал его по плечу и сказал что-то. Москвичи поняли только, что мальчика зовут Кнуд.

Принесли табуреты. Голоса притихли, но не умолкали.

Мужчина, сидевший впереди, встал. Гущин узнал монтера Эрика, его открытое, приветливое лицо. Эрик обратился к нему и заговорил по-норвежски. Он запинался — очевидно, не потому, что недостаточно знал язык, а от непривычки говорить при посторонних. Его подбодряли возгласами.

Когда он кончил, Таусен сказал:

— Он просит передать вам: саамы очень рады, что люди с Большой земли живы и здоровы. Он напомнил, что он и Арне нашли вас на берегу у бухты. Я добавлю от себя, что они спасли вам жизнь. После сильнейшего шторма они отправились к берегу посмотреть, цел ли наш рыболовный бот. Вот тогда они и увидели вас.

Вы лежали там без сознания. Эрик и Арне осмотрели вас, не нашли серьезных повреждений, но вы, Лев Петрович, все время стонали. Они уложили вас обоих в тележку — есть у нас такая ручная тележка, мы на ней привозим добычу из бухты — и осторожно, с большим трудом довезли вас сюда.

Гущин вскочил, подбежал к Эрику, схватил его жесткую руку и крепко пожал.

Эрик смутился, встал с табурета и ответил таким пожатием, что у Гущина заложило руку. Рядом с Эриком сидел Арне. Он был еще ниже, полнее, шире в плечах и выглядел немного моложе. Арне, широко улыбаясь, протянул Гущину руку. Цветков тоже подошел к ним, пожал им руки и обратился к Таусену:

— Скажите им, пожалуйста, что мы счастливы быть их друзьями.

Гущин улыбкой и кивками головы подтвердил его слова. Таусен перевел. Потом гости рассказали о том, что произошло за это время на Большой земле. Саамы спрашивали — Таусен переводил. Радость саамов, когда они узнали о разгроме фашистов, была так велика, что переводить Таусену не пришлось.

Гущину не сиделось на месте; наконец он вскочил, схватил Кнуда, поднял его и завертелся с ним по комнате. Мальчик весело хохотал, болтал ногами и что-то выкрикивал. Саамы громко говорили, перебивая друг друга. Гостей вышли провожать всей толпой.

Поздно ночью гости вернулись домой. Гущин настойчиво просил Таусена завтра же утром отправиться к бухте.

Цветков поддержал его просьбу: он слишком хорошо знал своего друга. Несмотря на уверения, что судно непригодно, он не успокоится до тех пор, пока не убедится в этом своими глазами. Кроме того, неизвестно, сколько времени им придется оставаться здесь, и не мешает как следует ознакомиться с островом.

Таусен согласился на эту прогулку и предложил отправиться с рассветом, так как путь длинный, а теперь темнеет здесь рано.

Встали затемно, позавтракали при электричестве. Термометр за окном показывал четыре градуса тепла. Было сыро — по-видимому, ночью прошел дождь.

Только-только стало рассветать, когда Таусен и его гости вышли из дому и направились к бухте. У Таусена за плечами был довольно тяжелый рюкзак с провизией. Как любезный хозяин он хотел всю дорогу нести его сам, но гости уговорили его отдать рюкзак им.

Идти пришлось против ветра. Порой захватывало дыхание. От времени до времени путешественники останавливались и поворачивались спиной к ветру.

— Вы, кажется, сказали, что до бухты двенадцать километров? — спросил Цветков.

— Да, по прямой линии, — ответил Таусен, — но нам придется пройти около шестнадцати. Дело в том, что путь здесь неровный: то места каменистые, покрытые твердой лавой, а то мягкая почва. Сейчас сыро, и я проведу вас, по возможности, твердой дорогой.

Нетерпение гнало Гущина, и он уходил далеко вперед.

— Напрасно торопитесь, — сказал Таусен, — скоро устанете, и вам трудно будет двигаться дальше.

Гущин покорился — он понимал, что Таусен прав.

Они шли по направлению к холмистой гряде, которую гости увидели из окна в ту ночь, когда наблюдали полярное сияние. Гряда медленно росла перед ними и оказалась цепью довольно высоких холмов. Местами цепь прерывалась, и в разрывах синело море. Не поднимаясь на холмы, путники прошли через лощину.

Наконец перед ними открылось море — ровное, с необъятным горизонтом. На темной синеве вспыхивали белые гребни. Тянуло сильным влажным теплым ветром.

Низко ползли облака, а вдали белел туман.

— Здесь мы отдохнем и закусим, — сказал Таусен.

— Вполне уместное предложение, — отозвался Цветков.

— Да что вы! — воскликнул Гущин. — Нет уж, пожалуйста, сперва посмотрим на судно!

— Неужели ты не проголодался? — спросил Цветков.

— Ничуть!

Гущин говорил правду: когда он волновался, он мог не есть целыми днями. Что судно разрушено и не годится, он разумом понимал, но верить этому не хотел.

Он не соглашался отдыхать. Ведь цель их прогулки уже почти достигнута.

Неширокий залив вдавался в сушу длинным изогнутым языком, а каменная гряда пересекала его у входа в открытое море.

— Видите эту бухту? — сказал Таусен. — Тут почти всегда спокойно. Сюда только в самый сильный шторм перекатываются волны. Вот здесь вас и нашли.

Цветков наклонился и вытащил из песка маленький расщепленный кусок крашеной доски.

— Это, пожалуй, от нашего катера, — сказал он.

— Совершенно верно! — воскликнул Гущин.

Друзья молча посмотрели друг на друга.

Вот где могла быть их могила!..

Они пошли дальше по берегу. Но, кроме ракушек и гальки, ничего больше не нашли. Таусен указал друзьям на длинные шесты, врытые в прибрежный песок.

— Здесь мы сушим снасти. А вот эта постройка с одним оконцем — сарай, в котором у нас хранятся всякие принадлежности для промысла и охоты.

В его словах звучала уже знакомая им несколько наивная гордость человека, сумевшего наладить жизнь на этом заброшенном клочке земли.

Был час полного отлива. Море далеко отступило, и вдали на берегу они увидели большую лодку. Она была прикреплена цепью к столбу.