Остроги. Пси-Войны - Алекс Шакилов

А то и бояться до дрожи в коленях.

— Давайте, ребятки, живее собирайтесь. Из города надобно уезжать, вражина-то разгромлен, а напасть может, грызнуть за ляжку напоследок. И пожар ещё. Ну да к лучшему, я считаю. Боженька как захочет, так и будет! Это испытание нам, веру он нашу проверяет! — На груди старосты поверх свитера блестел здоровенный золотой крест.

«Религия — опиум для народа», — не единожды говорил Даниле отец. В остроге Харьков с верованиями и культами не церемонились, расправлялись быстро и жестоко. После Псидемии люди отвергли всё, что разобщало немногих выживших, всё, что вело к вражде. С тех пор в Харькове категорически позабыли о национальностях, расах и религиях. А любителей легионерских приветствий, цитат из Библии и Корана вмиг выпроваживали за Стену — проповедовать среди вольников и им же доказывать, что белый человек всяко лучше чёрного. И пусть тебя, раб божий, на Территориях твой бог, твой дуче от зомбаков защищает, а мы обойдёмся без молитв и ненависти к тем, кто отличается лишь разрезом глаз. Для Данилы откровением стало, что где-то может быть иначе, например — в Белгороде.

В спину больше ничего не давило — боец, стоявший сзади, убрал оружие. И не только Дану перестали угрожать пулей в позвоночник — Мариша сорвалась с места и побежала к «Хаммеру», силуэт которого едва угадывался в дыму. В груди у Дана похолодело — сейчас вслед девушке прогремит очередь из автомата, и стройное тельце переломится пополам, и… Но ничего этого не случилось. Громко хлопнула дверца. Значит, Мариша уже в джипе, то есть в безопасности, потому как продырявить бронированный «Хаммер» можно разве что из РПГ.

Опираясь на трость, Равиль приблизился к Дану ровно на столько, чтобы успеть отреагировать на любой выпад в сторону доставщика. Дело в том, что староста белгородцев почему-то решил, что Данила главный в маленьком коллективе внедорожника, и потому именно с ним вёл беседу.

— Извините, как вас зовут? — Дан перебил старосту, затянувшего долгую песню о том, что всё равно он со своими в Тулу собирался, опасно тут стало, да только бандиты опять нагрянули, и вот…

— Меня? — Староста так удивился невежеству молодого человека, что даже перестал щупать свои усы. — Захаром кличут. Да меня все до самой Москвы знают! И в Киеве даже, и…

— Очень приятно. А это Равиль. — Данила указал на шляпу, зеркальные очки и ожерелье из медвежьих клыков. — Равиль наш командир. Думаю, вам многое с ним надо обсудить.

Эти слова волшебным образом подействовали на Захара — Дан перестал для него существовать. Даже дышать легче стало — примерно так чувствовала бы себя заготовка, извлечённая из тисков, если бы в принципе могла чувствовать. Ох, непростой человек этот староста: вроде парой слов всего перекинулись, а Данила устал так, будто целый день мешки с цементом таскал.

Следуя за Равилем и Захаром к джипу, он слышал, как староста говорил, что храбрым мужчинам и милой девушке нельзя здесь оставаться. Надо побыстрее выбираться из города, надо ехать вместе с караваном белгородцев. А потом он, Захар, устроит праздничный обед в честь новых друзей, и уж попотчует, отблагодарит, как следует… Равиль перевёл разговор на то, что новым друзьям нужны патроны, и если староста одолжит их чуток из своих запасов, то это и будет настоящая благодарность, и столы накрывать необязательно.

Слушая вольника, староста улыбался. Потухшая самокрутка прилипла к его губе, кепка сдвинулась на затылок. Но он не спешил делиться боеприпасами.

— Конечно, дадим! — заверил он Равиля. — Езжайте вместе с караваном, а мы патронами не обидим. Мы друзей не обижаем! Да хотя бы до Тулы езжайте с нами. И мне спокойней, и вам с нами веселей. Люди у нас хорошие, добрые. И разговорчивые, и вообще…

Равиль оглянулся на вооружённых мужчин, стоявших чуть в отдалении. Все они дружно пыхтели самосадом — и это в чаду пожара! Сразу видно — добрые, отзывчивые люди. Стоит только Равилю отказать старосте, они тут же отзовутся очередями из автоматов. К гадалке не ходи, так и будет: на Территориях всякая дружба лучше дружится со снятым предохранителем. Потому-то хромой вольник не просто принял приглашение Захара, но ещё и поблагодарил за оказанную честь.

Услыхав лишь окончание беседы, Ашот горячо поддержал Равиля. Мол, отличная мысль — прокатиться с караваном белгородцев. А всё потому, что толстяк приметил среди местных пяток молодых девушек, одна из которых была как раз в его вкусе — кругленькая, пышненькая: что необъятная попа, что румяные щёки примерно одного размера. Рассаживаясь по машинам, девицы строили ему глазки и хихикали так задорно, что хоть сейчас сватайся, не откажут.

Очередная милашка промчалась мимо, когда вольники и доставщики в полном составе загрузились в «Хаммер». Она послала Ашоту воздушный поцелуй, и толстяк едва не выдавил лобовое стекло своей довольной рожей. Надо же, какой успех у слабого пола! В родном остроге Ашот и близко такой популярностью не пользовался. Наблюдая за ним и кокетками, Мариша презрительно фыркнула.

Ашот истолковал это по-своему:

— Извини, милая, но мне нравятся более женственные формы. Доска, два соска — это не для настоящего мужчины.

— Что?!

Дан был уверен, что Мариша выцарапает Ашоту глаза, но она лишь рассмеялась. Похоже, у мисс Петрушевич таки обнаружилось чувство юмора.

«Хаммер» присоединился к каравану, как говорится, добровольно принудительно. Этот союз, спору нет, был взаимовыгодным, но осадок всё равно остался — что-то вроде привкуса после того, как гниль пожевал: и выплюнул вроде, а всё равно неприятно.

Староста определил «Хаммер» в середину каравана. Он лично проконтролировал, чтобы в тылу у внедорожника оказалась «газель», полная вооружённых бойцов.

Ехали почти всю ночь.

Ближе к утру, ржавая «шкода» впереди резко затормозила. Всех тряхнуло, когда Равиль остановил машину. Если так просыпаться, то и будильник заводить не надо.

— Это… А чего вообще? — Не дождавшись от Равиля особых распоряжений, Карен с Никифором захрапели вновь.

Дан вышел проветриться и «слить дренаж». В таких делах главное соблюсти разумный компромисс между необходимостью удалиться от стоянки и тем, чтобы не выпасть из зоны видимости охраны, окружившей караван.

Караван, кстати, претерпевал трансформацию. Машины выстраивались на шоссе эдаким вытянутым прямоугольником, снаружи которого на удалении в полтора десятка метров мужчины разжигали костры, а внутри готовили пищу и просто общались. Не прошло и пяти минут, как вокруг стало светло как днём. Ни один зомбак не подберётся к людям незамеченным.

Когда Дан вернулся, в джипе не было ни Ашота, ни Мариши, ни Равиля. Правда, стоило только влезть на заднее сидение — для чего пришлось потеснить Никифора, как появился хромой вольник. Он молча забрался в водительское кресло и надвинул шляпу на лицо. У Дана появилось нехорошее подозрение, что тот следил за ним. Равилю нравится смотреть, как мальчики справляют малую нужду?…

— А где это Ашот и Мариша?

Вольник, не убирая шляпы, пожал плечами:

— Гуляют.

Ну, дело-то молодое. Если не умаялись за день, почему бы и нет? Ночной холод выбил из Дана весь сон. Самому, что ли, пройтись? Так ведь не получится самому — Равиль обязательно следом увяжется, а вольнику хорошенько выспаться надо, а то ещё вырубится на ходу… Дан смотрел на костёр, возле которого Ашот, притоптывая и дуя в ладони, заигрывал с белгородскими девицами. При этом он демонстративно игнорировал Маришу, которая тусовалась там же. На фоне её оранжевого плаща прочие молодки в латанных пуховиках выглядели серо. Что там Ашот говорил насчёт женственных форм? Ничего он не понимает в красоте. Гибкая фигурка, смоляные волосы — Мариша как раз во вкусе Дана…

Он сам не понял, как его сморило.

Проснулся, когда джип подбросило на ухабе особенно сильно. Никифор и Карен давили храпака, а Мариша о чём-то вполголоса ругалась с Ашотом. Тот вроде записал на свой счёт очередную — никак не первую, что вы! — победу над женским полом.

— …хлопнешь её по попке, а к затылку волна доходит! Вот это женщина! А как кряхтела! На заднем сиденье!

— Это просто сиденье сломалось и скрипело под весом двух свиных туш.

— Да уж не твой суповой набор, который ветром сдувает!

Дан вновь заснул и очнулся в следующий раз, когда совсем рассвело.

Погода не задалась. Небо хмуро нависало над шоссе, уходящим в бесконечность Территорий, давно не подвластных людям.

Многие белгородцы активно дымили табаком-самосадом. В том числе женщины. Опускали стёкла машин (там, где стёкла были, а не заменяли их решётки кроватей или сетки, прикрытые, чтоб не дуло, одеялами) и аккуратно сбивали пепел на дорогу. Аккуратно — потому что иначе рискуешь просыпать табак или уронить угли в утеплённый теми же одеялами салон. Сгореть заживо — приятного мало. Особенно — если недавно выбрался из пылающего города.