1001 Смерть - А. Лаврин

Это — опыт США, где приговоренные к смерти ждут исполнения приговора в среднем 7–8 лет. В СССР этот срок в среднем равен 1,5–2 года. Так что здесь и опыт иной. Обратимся к свидетельствам советского журналиста Георгия Рожнова, который до прихода в журналистику более 25 лет работал замполитом следственного изолятора тюрьмы в гор. Петропавловске-Камчатском, тюрьмы, где были и камеры смертников. «Признаюсь теперь, — вспоминает он, — обходя тюремные коридоры, я старался как можно тише ступать в том из них, где заключены смертники. Особенно в конце дня, когда чувствовал, что запас сострадания полностью растрачен, что ни говорить, ни слушать, ни улыбаться уже невмоготу. А им, смертникам, нужно только это: просто слово, просто внимание, просто улыбка. Не можешь — ступай на носках, проходи мимо. Но не тут-то было. «Гражданин замполит! Подойдите! Я же слышу!» — доносится из-за пудовой двери.

Конечно, это Костя Иванов. Нашему знакомству уже полтора года. Полтора года Костя ждет, когда его убьют. Я пристрастил его к чтению, и то, что это удалось, поразило нас обоих. Костя уже знает Чехова, прочел «Теркина», сейчас впился в Шолохова, в «Тихий Дон». В своей одиночке он громко, со слезой жалеет Григория, жалеет Аксинью, жалеет Подтелкова и офицеров, порубанных под Глубокой. Хоть полчаса, да надо пожалеть их с ним вместе — так Косте легче. И не только ему — то у одного, то у другого смертника время от времени наступает период разговорчивости, а собеседника нет. На прогулку их не водят, в баню — поодиночке. Круглые сутки — четыре стены и тишина. И думы. Ясно, что тому же Косте очень трудно избавиться от каждодневных расчетов, когда же именно его убьют. Верховный Суд приговор оставил в силе, первая «помиловка» в Президиум Верховного Совета России — отказ. Теперь у Иванова последняя надежда — на самого Громыко (в 1986-88 гг. А.А.Громыко был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. — А.Л.).

— Дело у меня глухое, — часто говорит Костя. — Убьют. И правильно сделают,

— И немного помолчав: — Интересно, до лета меня не убьют?

Я помню день, когда его привезли к нам сразу после ареста. Прочитал протокол задержания — мерзкая история, дикая. Иванов — лицо без определенных занятий, без определенного места жительства, пьяница и браконьер — уложил дуплетом рыбинспектора. Там и штраф-то грозил всего ничего, и свидетелей было полно, и рыбинспектор спокойный мужик был — с какой такой стати хватать ружье и убивать?

В камере страх вползал в Иванова постепенно. После приговора облсуда он еще хорохорился, доводил контролеров (тюремная должность. — А.Л.) до белого каления и при моем появлении демонстративно зевал. Определение Верховного Суда, казалось, тоже его не очень встревожило. А вот время — недели, месяцы, год в одиночке — дело свое сделало. Не знаю, может быть, и чтение тут повлияло, и наши с ним разговоры — другой человек ждал сейчас решения, жить ему или не жить.

Однажды он мне сказал:

— Вы не смейтесь, я только здесь, в тюрьме, человеком стал. Вся жизнь — одна сплошная пьянка. Я ведь только здесь целый год и трезвый! Первые книги в тюрьме прочитал. Если не убьют — в зоне буду вкалывать по-черному, каждый месяц — перевод семье убитого. Господи, как я буду вкалывать, как пахать!

За Ивановым пришли осенью, когда он читал «Судьбу человека» А как приходят за осужденными?

По свидетельству Жака Росси, в СССР в 1920-50-е годы на расстрел уводили всегда ночью (возможно, сейчас эта практика изменилась, но официальных сведений об этом нет). Тех, кому смертный приговор заменили заключением, вызывают днем.

В ряде стран Карибского бассейна осужденному объявляют в четверг, что его казнь состоится в ближайший вторник. Решение объявляется без всякого предупреждения, между часом и четырьмя часами дня. Осужденные в камерах смертников в каждый четверг находятся в состоянии ужаса, со страхом ожидая услышать скрип двери, которая открывается только тогда, когда приходят огласить приказ о приведении смертного приговора в исполнение. Тюремный служащий, которому поручена эта миссия, прохаживается перед камерами охваченных страхом людей, затем внезапно останавливается перед камерой жертвы, прокашливается и зачитывает приказ.

В штате Флорида (США) осужденному называют точную дату исполнения приговора за 4 недели до казни. С этого момента осужденного переводят в специальную камеру рядом с камерой казней. За 4 дня до казни за ним устанавливают ежесуточное наблюдение.

«Попробуйте на минуту перенестись в положение осужденного, — пишет русский юрист начала XX века Н.С.Таганцев, — когда приговор утвержден, когда просьба о помиловании не принята, когда нет более выхода, когда человек считает дни, часы и, наконец, минуты, которые осталось жить ему, здоровому человеку, и по истечении которых прекратится его жизнь по воле непреклонного закона… В эту минуту человек действительно переносит такие страдания, которые заставляют забыть о его преступлении. Проиллюстрирую это конкретным свидетельством человека, сидевшего в 1919 г. при большевиках в Харьковской тюрьме:

«…В ночной тиши, прорезываемой звуками канонады под городом и отдельными револьверными выстрелами на дворе тюрьмы, в мерзком закоулке, где падает один убитый за другим — в ночной тиши двухтысячное население тюрьмы мечется в страшном ожидании.

Раскроются двери коридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то светит фонарем и корявым пальцем ищет в списке фамилию. И люди, лежащие на койках, бьются в судорожном припадке, охватившем мозг и сердце. «Не меня ли?» Затем фамилия названа. У остальных отливает медленно от сердца, оно стучит ровнее: «Не меня, не сейчас!».

Конечно, так бывает не всегда. Например, Лоуэлл Ли Эндрюз (см. о нем главу «Знаменитые убийцы»), сидя в тюрьме в ожидании смерти, любил хорошо поесть. Он заказывал себе разнообразную вкусную еду — от клубничного торта до жареного поросенка. Кроме того, он постоянно читал книги — по 15–20 книг в день, от откровенной макулатуры до поэзии Уитмена, Фроста, Эмили Дикинсон и Огдена Нэша. И на казнь он шел довольно спокойно, без внешних признаков волнения. Подобные случаи есть и в далекой истории. Например, Томас Мор, бывший лорд-канцлер Англии, по дороге на казнь отпускал различные шутки.

Но такие случаи скорее исключение, чем правило. Большинство идущих на казнь находятся в шоке, трансе, истерике, — то есть, в состоянии, весьма далеком от нормального. «Замечено, что осужденные на казнь, — пишет И.С.Тургенев в очерке «Казнь Тропмана», — по объявлении им приговора либо впадают в совершенную бесчувственность и как бы заранее умирают и разлагаются, либо рисуются и бравируют, либо, наконец, предаются отчаянию, плачут, дрожат, умоляют о пощаде… «Жутко становилось, за сердце захватывало, — рассказывает Т.Г.Куракина о застенках киевской ЧК в 1919 г., — когда приходили вечером за приговоренными к расстрелу несчастными жертвами. Глубокое молчание, тишина воцарялись в комнате, эти несчастные обреченные умели умирать: они шли на смерть молча, с удивительным спокойствием — лишь по бледным лицам и в одухотворенном взгляде чувствовалось что-то уже не от мира сего. Но еще более тяжелое впечатление производили те несчастные, которые не хотели умирать. Это было ужасно. Они сопротивлялись до последней минуты, цеплялись руками за нары, за стены, за двери; конвоиры грубо толкали их в спины, а они плакали, кричали обезумевшим от отчаяния голосом, — но палачи безжалостно тащили их, да еще глумились над ними, приговаривая: что, не хочешь к стенке стать? не хочешь, — а придется.

Настоятель буддийского монастыря в Таиланде, которому в 1967-85 гг. довелось напутствовать перед казнью более 200 человек, так описывает их состояние непосредственно перед смертью: «Когда приходило время исполнения казни, ноги отказывались им служить, и их приходилось нести на помост. Это происходило и с китайцами, осужденными за преступления, связанные с наркотиками. Они обычно теряли самообладание и дико кричали.

Натэн Форстер (Ямайка) ждал исполнения смертного приговора семь с половиной лет. В феврале 1988 г., когда ему зачитали решение о проведении казни, он впал в состояние паники, начал буйствовать. Пытаясь его усмирить, надзиратели сломали Форстеру руку, и 10 дней спустя его вели на казнь с рукою, привязанной за спину.

Жан Батист Тропман (о котором я уже несколько раз упоминал), удивлявший окружающих невероятным самообладанием, за несколько секунд до момента казни совершенно потерял его и, уже лежа на доске гильотины, «вдруг судорожно откинул голову в сторону — так что она не попала в полукруглое отверстие, — и палачи принуждены были втащить ее туда за волосы, причем он укусил одного из них, самого главного, за палец…

Через 106 лет судьбу Тропмана повторил осужденный на смерть за якобы совершенное убийство 8-летней девочки Кристиан Ранусси. Он провел в тюрьме 783 ночи. На семьсот восемьдесят четвертую за ним пришли для исполнения приговора. (До отмены во Франции смертной казни оставалось 5 лет). Французский журналист Жиль Перро описывает эту сцену так: «Перед отделением для приговоренных к смерти старший надзиратель властным жестом потребовал полной тишины. Затем он шепотом попросил присутствующих встать в две шеренги по обе стороны решетки камеры. Заместитель прокурора Талле едва слышно приказал адвокатам: