Счастья тебе, дорогуша! - Татьяна Веденская

– Вы об учителе рисования? Это точно любовь. Я знаю. Большая и светлая. Ведь он же женился! – заступилась за препода подскочившая на секунду к нам, отметиться, Настя Лащук. С ее активной жизненной позицией ей было тесно в нашей скромной компании, и она отиралась у сцены, сопровождая проведение официальной части мероприятия.

– Настя, ты тут? Или ты где?

– Я – везде, – гордо ответствовала она. – А куда ж без меня! Ладно, я побежала, а вы тут не пейте много. И вообще.

– Это конечно же, – согласилась я и, чтобы заполнить паузу, спросила: – А у тебя, Вер, кто муж?

– Муж? – зло переспросила она. Ах да, судя по трусам, я и сама должна была догадаться, что мужа нет. Но есть определенные ожидания от сегодняшнего мероприятия. А тут я со своим платьем и со своими глазами. – А у тебя?

– Я от мужа ушла. Я думала, ты знаешь, – утешила я ее.

– Так ты свободна! – раздался веселый (и не очень трезвый) голос за моей спиной. – Ритка, а я все думаю – ты это или не ты.

– Не я это, не я, – ответила я с полоборота, имитируя Вицинский скрипучий голос. Прямо за мной стоял на нетвердых ногах и широко улыбался наш классный балагур и заводила Димка Мерешко.

– Нет, ты ответь народу, есть ли у него, у народа, шанс? – улыбаясь, переспросил он.

– Смотря сколько выпить, – ответила я игриво, краем глаза отметив ярость в глазах Верки Данченко.

– О! Вот это уже разговор не школьницы, – обрадовался он. – Ну что, девчонки? По маленькой?

– Why бы и не not?[6] – потерла ручки довольная Лерка.

– Может, хоть шашлыка подождем? – вредничала обделенная мужским вниманием Верка.

– Да ладно, Верунь. Мы ж по одной, – утешил ее Димка. – А ты, если хочешь, можешь пойти вон туда, к трибуне. Там завуч наша расщедрилась и поит девок шампанским за свой счет.

– Просто чудеса невиданной щедрости! – поддержал Димку Санька, который, как мох, рос в ту сторону, где было весело и с градусом. То есть он моментально нарастал там, где был Димка. Вслед за Санькой шанс выпить учуяли и остальные наши пацаны, и все как-то сразу подтянулись к нам.

– О, девчонки. Лерка, привет. Как твой сорванец? – подкатил к нам Мишка Зайчиков, который и в детстве был маленьким и круглым, а теперь и вовсе превратился в шарик.

– Срывает маме всю личную жизнь, – весело ответила Лерка, сообщив мне, что Зайчиков имеет уже троих зайчат и один из них ходит с ее сыном в один класс. – Еле уговорила мужа меня сюда отпустить.

– Личную жизнь? – оживился мало изменившийся Стас Лавров, который и в школе был мальчиком респектабельным, и теперь явно не имел больших жизненных проблем. Он с интересом осмотрел нас, остановив взгляд на исчерпывающем наряде Данченко. – Вау, Верусик, какая блузка. Ты смелая женщина! О, Марго, а ты просто… это… отпад!

– Так, Стасик, имей в виду, Марго уже забита! – вмешался Димка, церемонно протягивая мне пластиковый стаканчик с водкой.

– Кем? – возмутился Стас.

– Мной, естественно! – развел руками Мерешко.

– Как был донжуан, так и остался. Но мы еще посмотрим, кто кого, – шутейно погрозил ему пальцем Стас и фривольно приобнял меня за плечи. Когда-то все мы, в полном составе нашего «Б» класса, перевлюблялись в весельчака Мерешко. А потом и в Стаса. Они всегда были два сапога пара, один другого краше. То есть краше был, конечно же, Стас. Но Димка Мерешко сводил девчонок с ума, смешил их, окутывал своей харизмой. И мы падали в его надежные руки, даже не задумываясь, зачем. Собственно, из-за Мерешко-то с его штучками и вышла вся моя давняя история моей первой любови, разбитой и поруганной. Впрочем, сам Мерешко тогда был совершенно ни при чем. Мы пропустили в третий раз по кругу по одной, мальчишки стали уже настойчиво предлагать перестать подпирать родные стены, в которых в наши головы было забито столько ненужных знаний.

– А сколько нужных знаний мы получили тут сами без всяких учителей! – возражала я, чувствуя, как водка приятно просачивается в каждую мою исхудавшую клетку, оставляя за собой легкий дурман. – Меня, к примеру, научили курить. Кстати, это была… Ты, Лерка. Помнишь, как ты учила меня затягиваться?

– Ага, а еще я помню, как тебя чуть не вырвало от кашля. Нет, ты курить не умела. Да и Яшка твой зверел, когда видел тебя с сигаретой, – ляпнула Лерка, моментально заставив меня побледнеть. Как же я могла забыть про то, зачем я сюда вообще поперлась. Ведь не со Стасом же обниматься, в конце концов.

– Кстати, а где Ивлева? – поинтересовалась я. – Эй, народ, кто Ивлеву видел? Она вообще была?

– Ивлеву? – задумался народ. – Так она же вроде замуж вышла куда-то.

– В каком смысле куда-то? Это кто сказал? – я отыскала глазами источник информации, это был Зайчиков.

– Кто-то мне сказал… а, так вот – Лащук же и сказала. Она же Ивлевой звонила.

– И что Лащук сказала? – забеспокоилась я.

– Кто тут что говорит про Лащук? Я, между прочим, уже давно вообще Мамаева! – поправила нас взявшаяся не пойми откуда Настя.

– Для нас ты была, есть и будешь Лащук, – возразили мы. – Не хотим переучиваться.

– Пьете? – строго спросила она. – А мне почему не наливаете?

– Боимся! – пояснили мальчишки, но тут же вручили ей пластиковый стаканчик.

– Ну, поднимем наши бокалы, – сказала она, покосившись на стаканчик, – за наш выпуск. Все-таки хорошее было время.

– Поднимем, – одобрили все, и мы снова выпили. А я, пока Настю опять не унесло куда-то, схватила ее за рукав и спросила:

– А Ивлева что, не придет?

– Ивлева? – на секунду задумалась она. – Так она же замуж вышла в другой город. Она тут больше не живет. Она вообще теперь где-то очень далеко. В Алуште, что ли? Нет, не помню, может, мне и не говорили, где. Тут у них только тетка и осталась, родители тоже уехали.

– А брат ее? – растерянно спросила я. Все же, чего притворяться, лезли в мою усталую больную голову всякие о нем вопросы и никак не выгонялись обратно. Я хотела бы узнать хоть что-то. И почему-то я совсем не могла вспомнить его лица.

– Брат? Яшка Ивлев, что ли? О, он уже давно как-то сгинул. Вообще пропал. Ну, а ты-то сама как? Говорят, процветаешь в своей Москве?

– Процветаю, – грустно подтвердила я. Значит, ничего я не узнаю, и теперь моя первая любовь, человек, из-за которого я столько слез пролила, останется в моей памяти только расплывчатым пятном. Что ж, это хорошо, даже очень. Хотя мне все же хотелось вспомнить хотя бы его глаза.

4

«Мы пели так, что вытрезвитель плакал»

Как это все-таки глупо, так долго бояться встретиться с собственным, смешным, в общем-то, прошлым, чтобы потом, когда ты все же решишься на эту встречу, узнать, что никого там просто нет. И нет уже давно. Все кончилось. Тук-тук! Никого нет дома. Все ушли на фронт. Ты жила столько лет, как чумы бубонной избегая родного города только потому, что боялась там столкнуться с НИМ. Ты не поехала в Киев и никогда за эти годы так ни разу в Киеве и не была, потому что по тем улицам мог ходить ОН. Столько чувств, оказывается, оставалось кипеть в твоей глупенькой душе, пока ты думала, что живешь своей новой независимой жизнью, со своим новым мужем, со своими новыми городами и странами. Куда угодно, но только не в Украину, только не туда. Ведь там может быть ОН! И что? Если по большому счету, что бы было такого, если бы вы встретились: два незнакомца под одним небом, под высокими, как свечки, тополями? Мир бы перевернулся? Вы давно уже чужие люди, но ты готова заплакать, потому что его сестра вышла замуж и не сможет поведать тебе о том, что с НИМ сталось.