Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России - Михаил Яковлевич Визель

Так объясняла мне в 2014 году в интервью Дина Рубина.[107] Антон, впрочем, не разделял безоговорочного восхищения Дины Ильиничны призывом миллионеров и программистов. И отзывался о своём армейском опыте критически не только из-за несовпадения с музыкальными вкусами сослуживцев:

Визитная карточка Израиля — армия. Помню, стоим мы, резервисты, на плацу. Менеджеры компьютерных фирм, врачи, адвокаты, финансисты. Нам раздают мётлы и лопаты, а мимо проходят восемнадцатилетние пигалицы. Их направили в вычислительный центр, в отдел публикаций, в пресс-службу ЦАХАЛа. Я уже не говорю об экономическом ущербе, когда человеку, машущему веником, государство компенсирует многотысячную зарплату. Нельзя было безработных нанять на должность дворника?[108]

А 8 мая 2004 года в собственном ЖЖ он написал ещё жёстче:

Ровно 10 лет назад я был призван на действительную военную службу в рядах Армии обороны Израиля.

8 мая 1994 года зафрахтованный под военные нужды автобус доставил меня из призывного пункта Шнеллер в Иерусалиме на сортировочную скотобазу Тель ха-Шомер.

За 100 дней армейской службы я больше узнал и понял про Израиль, чем за предшествующие 50 и последующие 13 месяцев жизни здесь.

Впечатления незабываемые.

Врагу не пожелаю.

Там, конечно, ничего не было из классических свинцовых мерзостей армии советской — ни дедовщины, ни драк, ни самострелов, ни издевательств со стороны офицерства, ни каких-нибудь тягот особенных, вроде кросса на 50 км по Негеву в противогазе. Сравнительно лёгкая была служба, включая и курс молодого бойца на базе под Дженином. Кормили сносно, спать давали, домой отпускали в увольнение (а когда служил в Црифине — просто дома ночевал, на службу рейсовым автобусом добирался).

Но общее впечатление тупого бреда, почти китайской бессмысленности в распределении людских ресурсов, недоговороспособности разных слоёв израильского общества, вынудило к очень серьёзному пересмотру представлений об этой стране и моём в ней месте.

Может, я и не прав.

Но это не очень важно.[109]

Но газетные репортажи во время самой службы выполнены в совсем ином ключе. Виктория Мочалова уже после смерти Антона вывесила один такой репортаж у него в фейсбуке.[110] Он заставляет вспомнить «южную школу» (Катаев, Олеша) и, конечно, Бориса Носика. Но в первую очередь, пожалуй, Бориса Акунина — точнее, коварного турецкого шпиона Анвара-эфенди, способного на пари написать блистательный репортаж о чём угодно, хоть о собственном старом сапоге.

Но резервистская служба состояла не только из описанных в том элегическом тексте одиноких медитаций под Моррисона. Приходилось и тесно общаться с палестинцами. Причём это общение было взаимонеприятно. Особенно для московского интеллигента, только несколько лет назад увлечённо игравшего в доктора Чехова. На них приходилось орать и заставлять под дулом автомата делать то, что им делать совершенно не хотелось.

В Секторе Газа без моральной правоты никак. Невозможно подавлять огневые точки на территории больниц, школ и мечетей без сознания своей моральной правоты, —

напишет Антон в ЖЖ гораздо позже, 29 августа 2014 года, в комментах к записи о боевых действиях на территории Украины.

Впрочем, привычный образ жизни служба существенно скорректировала, но не отменила. Потому что, разумеется, состояла не только из патрулей, но и из заслуженных увольнительных. У солдата выходной — пуговицы в ряд.

Я припарковался прямо возле дверей студии <…> В моей каморке только что потолок не обваливался. Впрочем, меня это как-то мало волновало. Функционально — значит красиво, как говаривал старик Корбюзье. А свою функцию холостяцкого гнезда разврата и творчества, иногда — творческого разврата, обшарпанная студия выполняла добросовестно. Я переснял её у популярного в Израиле писателя Аркана Карива. <…>

Чего мог хотеть Гарик? Скорее всего, просто забыл, что я уже две недели в армии, и решил поинтересоваться, почему присылаю в последнее время так мало материалов. У них там в редакционном конвейере те ещё понятия о бешеной эксплуатации в условиях полного бардака. Они нам и после смерти звонить будут — требовать некрологов. Подставляться было ни к чему, даже имея официальную отмазку, и перезванивать Гарику я не стал.

С животным удовольствием я смыл с себя под душем армейскую грязь, покидал в цивильную сумку тренировочный костюм и полотенца и поехал в «кантри клаб». Ничто не даёт мне такой заряд оптимизма и бодрости, как проведённый в качалке час. <…>

Качалка была, среди прочего, превосходным местом для медитации. Выполняя жим штанги лёжа, я пришёл к заключению, что, если Алина не материализуется в ближайшие час-два, надо будет обеспечивать себе на вечер альтернативное женское общество.

Закончив тягать железо, я попарился в сауне, принял душ и отправился на Бен-Иегуду в кафе «Атара», где мы часто тусовались, особенно по пятницам. Я занял столик, заказал кофе с круасоном и подошёл к телефонной стойке у кассы. У Алины опять никто не ответил.

Записную книжку с девичьими номерами телефонов американцы называют little black notebook. Русское название более сочное и, к сожалению, более жизненное: «сто обломов». Но мне повезло: начав с наиболее достойной по ранжиру кандидатки, я её застал дома и заручился немедленным и радостным согласием провести вместе вечер. Ночь подразумевалась в скобках. У Светочки были зелёные глаза, светлые вьющиеся волосы и роскошные, прямо из шеи растущие, загорелые ноги. Будем надеяться, что загар за зиму не сошёл. Страшно довольный собой и жизнью, я вернулся за столик.

Это не блог, не репортаж, а начало романа «Операция „Кеннеди“», написанного Антоном Носиком в соавторстве с Арканом Каривом в конце 1995 — начале 1996 года и опубликованном Марком Галесником.[111]

И здесь пора рассказать об Аркане Кариве, которого Носик считал своим ближайшим другом. Несколько романтизируя, можно сказать, что Аркан-Аркадий был таким же «лунным близнецом» Носика в Иерусалиме, как Пепперштейн-Пивоваров — в Москве. Тоже сын хорошо известного в узких художественных кругах человека, Юрия Карабчиевского, жестоковыйного нонконформиста и автора яростной книги «Воскресение Маяковского»; тоже приехал в Израиль на волне «новой алии», в 1989 году; тоже преподавал иврит (и даже написал по нему учебник), тоже работал в «Вестях», в частности — был военкором на Балканах, вёл на пару с Носиком журналистские семинары при Иерусалимском Литературном клубе (где два друга-коллеги выдвигали для обсуждения, например, такие задорные темы, как «провинциальна ли русскоязычная журналистика Израиля»?). А ещё работал на радио и телевидении, для которого снимал фильмы. Ездил по миру