Принц для Сумасшедшей принцессы - Татьяна Устименко

– Марвин, – нервно пискнул полукровка, – ну сделай же что-нибудь. Скажи им, что здесь даже драться – и то негде!

– Генрих, – задумчиво протянул некромант, сконфуженно вытирая нос, на кончике которого повисла крупная зеленоватая капля, – ты бы это… – На него немедленно уставились три пары выжидающе вытаращенных глаз. – Выбросил за борт свой воротник, что ли? А то смердит от него дюже, у меня аж глаза слезятся!

Огвур недоуменно глянул на грязный лоскут, болтающийся в пальцах статуей замершего Генриха, не выдержал и громко заржал. Следом за ним звонко рассмеялся Ланс. Барон натянуто улыбнулся, помянул гоблинов, встал и…

– …! – эмоционально, но исчерпывающе лаконично сказал де Грей, обеими руками вцепившийся в край корзины и шокированно таращившийся вниз. – Это неописуемо!

Подхваченный ветром обрывок кружева уплывал вдаль.

– А может, стоит попробовать? – предложил полуэльф, переминаясь с ноги на ногу и держась за ширинку. – Уж очень хочется…

– Дурень пустоголовый! – мстительно охарактеризовал красавца некромант. – Барон выразился фигурально!

– Марвин, делай что угодно, но только верни нас домой! – ультимативно потребовал сильф. – Или я сейчас из тебя самого шарик надую!

Заинтригованные угрозами сильфа друзья согласованно свесились за борт, вспомнив часто употребляемую фразу: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И оказалось, что посмотреть действительно есть на что! Ну или, наоборот, не на что – это уж на чей вкус полагаясь…

Монгольфьер значительно снизился и теперь летел совсем невысоко над землей, вяло подрагивая стенками шара, утратившими свою изначальную безупречно округлую форму. В настоящий момент его остывшая и обвисшая конструкция здорово напоминала полупустой бурдюк, быстро утрачивающий скудные остатки теплого воздуха. Но внимание путешественников привлекло отнюдь не это жалкое зрелище. Приоткрыв рты от изумления, они взирали на открывающуюся их взглядам картину.

Повсюду, насколько хватало взора, расстилалась унылая бескрайняя равнина, покрытая низкорослым кустарником да пятнами невзрачного мха, проглядывающего из-под остатков снега. Кое-где на прогалинах мелькали робкие зеленые травинки и скромные голубенькие цветочки. Очевидно, сей безлюдный край пока еще не очень-то торопился приветствовать уже наступившую весну, предпочитая смирно почивать под уютным зимним покрывалом. Окружающий ландшафт поражал мрачным однообразием, и лишь где-то вдали, у самой линии видимого горизонта, остроглазому орку удалось различить очертания невысоких гор или холмов.

– Ничего не понимаю! – недоуменно мотнул серебристой гривой Ланс. – А где города, реки, поля, села? Куда это нас занесло?

– В Дикие земли! – поспешил «утешить» его некромант, гнусавя и шмыгая. – М-да-а-а, не повезло нам, однако…

– Так далеко? Лилуилла меня убьет! – схватился за голову Генрих.

– Да уж, этот слабый пол… – согласно хмыкнул Марвин, – а выматывает он нас неслабо!

Огвур с Лансом понимающе переглянулись и иронично захохотали.

– Это вы про Лилуиллу с Лепрой? – все еще подхихикивая, уточнил полукровка. – Не-э-э, мужики, с бабами связываться – себе дороже. А ваши жены в этом смысле друг друга стоят…

– Ну разве вы сами не видите, что прекрасная повелительница Силя – еще та кобра, – ухмыльнулся орк. – Один раз укусит – и все, прощай родное село!

– А Лепра и вообще старшая по серпентарию! – поддержал друга полуэльф.

Генрих и Марвин обиженно набычились, демонстративно не желая признавать, сколь весомую долю истины содержат подколки их оппонентов, но в глубине души во многом с ними соглашаясь.

– Плюнь ты на этих болтунов, дружище! – Маг успокаивающе положил руку на плечо вспыльчивого сильфа, заметив, как непроизвольно сжались его смуглые кулаки, а крылья точеного носа гневно затрепетали. – Искусство слыть мудрым в первую очередь состоит из умения точно знать, на что в этой жизни не стоит обращать внимания…

– На баб! – хором закричали Огвур с Лансом.

– А на Ульрику? – язвительно спросил Марвин.

– Ульрика – не баба! – важно заявил орк. – Да я за нее – любому глотку перегрызу.

– И я! – тотчас подвякнул Лансанариэль.

– Ох и дураки же мы, ох и лентяи! – вдруг, словно прозрев и вспомнив что-то важное, покаянно выдал де Грей. – Она ведь сейчас неизвестно где находится и, наверно, попала в новую, еще более опасную историю, а мы, вместо того чтобы ее спасать, чем занимаемся…

– Чем? – не понял Ланс.

– Пьем, ссоримся, на шаре летаем! – уничтожительно закончил барон. – Лентяи мы, ничего хорошего не делаем…

– Позволь мне с тобой не согласиться, – вежливо вмешался некромант. – Человек, который ничего не делает, – и вправду лентяй. Но тот, кто ничего не делает с умным видом, – банальный дурак…

– Ты на кого это намекаешь, погонщик трупов? – с угрозой в голосе спросил орк, хватая мага за грудки. – На нас, что ли?

– А типа вы – умные? – ненатурально удивился некромант. – Да-а-а?

– Конечно! – важно провозгласил полукровка. – Разве не видно?

– Хм, – критично усмехнулся Марвин. – А вот если бы тебе дали два мешка – первый с умом, а второй с золотом – и разрешили выбрать лишь один, то какой бы ты себе взял?

– С умом! – важно заявил полукровка, считая, что выбрал правильно.

– Ну кому чего не хватает! – издевательски скривил губы некромант.

– Ах ты, обманщик! – Ланс с визгом вцепился ему в волосы.

Генрих попытался остановить полуэльфа, но корзину снова тряхнуло, и, вместо того чтобы удержать красавца за плечо, барон непреднамеренно и весьма ощутимо заехал тому кулаком в нос. Лансанариэль заскулил от боли. Огвур взревел матерым медведем и набросился на де Грея. Некромант бестолково махал руками, пытаясь разнять драчунов и недоумевая – куда подевалась их былая дружба, еще полчаса назад столь крепко связывавшая всю четверку? Впрочем, помнится, ему доводилось читать в какой-то умной книге, что любая экстремальная ситуация всегда провоцирует развитие дрязг и конфликтов. А еще хуже людям становится тогда, когда они вынуждены бездеятельно мириться с той ситуацией, в которую попали не специально, безучастно созерцая лихие завихрения судьбы, охватывающие их самих и тех, кто им дорог. Бессилие злит. Бессилие, помноженное на алкогольный синдром, приводит в бешенство. Не потому ли пьяный, разочаровавшийся в себе и своей жизни человек страшнее и кровожаднее любого хищника? Все мы склонны искать причину собственных промахов и несчастий в ком-то другом, трепетно оберегая собственное самолюбие. А алкоголь, как ничто иное, пробуждает спящие в нас недостатки и комплексы, сдергивая шоры наносной цивилизованности с исконных природных инстинктов: себялюбия, эгоизма, стремления к доминированию. Человек остается человеком лишь до тех пор, пока способен контролировать свои желания и держать в узде низменные потребности.